Лил не признается в этом, но мы с Роуз видим, что она боится выходить из дома. Она редко выходит на улицу, а если и выходит, то, как правило, после долгих уговоров.

Лили смирилась с тем, что мы с Роуз занимаемся разбором почты, называя это «временем сближения». Я не был фанатом №1 Роуз, даже после того, как разразился сумашедший дом, провоцированный СМИ. Но то, что когда-то было закованными в лёд отношениями, удивительным образом начало оттаивать.

— Поскольку мне теперь придется ходить на деловые встречи, — говорю я ей, — мне понадобятся повседневные костюмы. У тебя ведь еще есть те черные из твоей линии мужской одежды?

Она замирает, и шредер перестает рычать.

— Ты не обязан мне помогать, Лорен. Мне не нужна твоя благотворительность.

За один месяц Роуз потеряла почти всех инвесторов, которые у нее были для Calloway Couture. Только один остался на борту из преданности.

Я закатываю глаза.

— Это не благотворительность. Мне нужны костюмы. Теперь, когда ты уволила кое-кого, они больше не клетчатые и уродливые.

Я не могу произнести имя Себастьяна, если только мне не хочется, чтобы на меня напала ярость.

— У него был ужасный вкус, — говорит она, поджав губы. Как только Роуз выкинула этого парня из своей жизни, он сфотографировал себя для «Rich Kids of Instagram» и назвал ее пиздолизкой. Если вы просто произнесете его имя, она сразу кажется готовой броситься за ножницы для того, чтобы отстричь кому-нибудь яйца.

Роуз оценивает мой нынешний гардероб. Чёрная футболка с V-образный вырезом и выцветшие джинсы Diesel.

— Ты ходишь в офис в таком виде, — напомнила она мне. — Зачем тебе костюмы?

— У меня еженедельные встречи с отцом. Если я появлюсь в этом, то он мне все уши прожужжит.

Управление собственной компанией пугает меня. Я не хочу вложить в нее всю душу, а потом все разрушить. То, через что проходит Роуз, — это чертовски отстойно. Может быть, именно поэтому я предпочитал апатию все эти годы. Тебе не может быть больно, когда нечего терять.

Она обдумывает мое предложение, а затем снова начинает набивать шредер. Он с грохотом оживает.

— Хорошо, но ты должен заплатить полную цену.

Я смеюсь.

— Никаких семейных скидок? Я буду твоим шурином.

— Против своей воли, — говорит она с холодным взглядом. Господи Иисусе. Я никогда не переживу этого.

Я виню Коннора.

Он каким-то образом заставил меня открыть свои истинные чувства по поводу этой свадьбы. Я признался, что не хочу жениться на Лили, по крайней мере, не так. Я хочу сделать это на наших собственных условиях. А Роуз каким-то образом переиначила это в то, что я вообще не хочу на ней жениться. Если бы я мог, я был бы помолвлен еще лет пять. Она была бы моей невестой, и мы бы поженились, когда оба были бы здоровы и влюблены. Но это не то будущее, которое станет нашей реальностью, поэтому я прекращаю попытки представлять его.

Я заглушаю этот разговор, вскрывая небольшой пакет. Вчера я совершил ошибку, слепо засунув руку в коробку. Я больше никогда, никогда не хочу прикасаться к сперме другого мужчины. Роуз не могла перестать смеяться, пока я тридцать минут отмачивал руки в дезинфицирующем средстве.

Я высыпаю содержимое на стол, покрытый пластиком. Ярко-неоновый розовый член смотрит на меня. Не прикасаясь к нему, я убираю фаллоимитатор в мусорный пакет.

В следующей коробке лежит то, что выглядит как дорогой вибратор, совершенно новый, завернутый в оригинальную упаковку. Я оставляю его на столе, пока читаю карточку.

И тут с лестницы доносится возбужденный визг. Лили спрыгивает с лестницы, ее сияющие глаза прикованы к вибратору.

Я обхватываю ее за талию, прежде чем она успевает схватить его. Она показывает на упаковку.

— Это новинка!

— Я в курсе, — говорю я. — Но ты все равно не можешь его взять.

Она поворачивает шею.

— Это Zell500. Люксовый бренд. Ты не можешь просто выбросить его на помойку, — её глаза становятся большими. — Это святотатство.

У меня возникает искушение зачитать ей открытку: Красивая игрушка для твоей красивой киски, моя прекрасная Лили. Это, блядь, стремно, и я знаю, что это остановит ее. Но я и пугать её не хочу. Это то, чего мы пытаемся избежать во всем этом.

— Это вибратор, Лили, — огрызается Роуз, — а не Святой Грааль.

Я улыбаюсь Роуз.

— Значит, он тебе не нужен?

Она смотрит так, будто готова отправить меня в шредер.

Я подавляю еще большую ухмылку и поворачиваюсь к Лили.

— Прости, любовь моя. Это отправится в мусорное ведро.

Она сдается довольно легко. Я отцепляю от нее свои руки и отправляю вибратор в мусорное ведро вместе с остальными.

Входная дверь открывается, и Райк заходит на кухню, неся две большие вазы, в которых стоят белые лилии. Как только Лили замечает цветы, она проскальзывает за мою спину и вцепляется в мою футболку, словно тот, кто прислал цветочные композиции, вот-вот выпрыгнет из вазы и вырастет в натуральную величину.

— Они стояли у ворот, — говорит Райк. — Я бы оставил их, но папарацци пытались сфотографировать открытки.

Я открываю мусорный пакет, и у Роуз внезапно начинается припадок.

— Они разобьются! — кричит она на меня. — А потом стекло разорвет пакет, порежет кого-нибудь, и кровь будет повсюду. Я не смогу отмыть кровь с паркета.

Я сужаю глаза.

— Чтобы было понятно, я занимаю позицию выше пола.

— Это бразильская вишня, — говорит она так, будто это имеет значение. Она поворачивается к Райку. — Выброси вазы в мусорные контейнеры в гараже.

Он переворачивает вазы вверх дном, и только цветы и открытки падают в мой мусорный пакет. Лили все еще не отцепилась от моей футболки. Я беру ее за руки и переплетаю ее пальцы в свои.

— Эй, что случилось? — спрашиваю я.

Ее глаза ошарашенно смотрят на мусорный пакет, и я не уверен, куда она действительно делась. Но она не в фантазиях. Она где-то в более грустном и темном месте.

Очень тихо она говорит: — Я не хочу, чтобы на свадьбе были лилии.

Она никогда не называла это моей или нашей свадьбой. Это всегда просто свадьба. Предполагается, что брак должен быть таким долго и счастливо, но для нее он кажется средством достижения цели.

— Тебе не нужно об этом думать, — говорит ей Роуз. — Это произойдёт только через год. Мы даже не собираемся планировать её в ближайшее время.

Райк кивает мне.

— Ты готов идти?

— Да, мне только нужно переодеть джинсы.

— Ты можешь переодеться в машине, — говорит он мне. — У меня там есть шорты и все такое, — он проверяет свои часы. — Я просто хочу успеть до грозы, которая должна налететь.

Правильно, потому что мы будем на улице. Взбираться на гору. Только не убивай меня, Боже. Это было бы, блядь, жестоко — убить меня сейчас.

Прежде чем уйти, я легонько целую Лили.

— Что ты делаешь сегодня? — спрашиваю я, беспокоясь, что она проведет день и ночь за просмотром старых мультфильмов, изолировав себя в гостиной. Она утверждает, что это обычный приступ летней лени, но я слишком хорошо её знаю.

Она не может бояться мира вечно.

— Я думала о том, чтобы пойти в твой офис. Может быть, поработать немного, — говорит она.

Мои легкие наполняются облегчением. Мне нравится, что я выбрал дело, которым она сможет заниматься с удовольствием, то, что однажды может стать нашим общим делом. Я хочу, чтобы сначала она закончила колледж, добилась того, чего не смог добиться я.

— Позвони Гарту, — говорю я ей.

Она морщит нос.

— От него пахнет старым сыром.

Я ухмыляюсь. Я выбрал идеального телохранителя.

— Не выходи из дома без него.

— Не упади с огромной скалы.

— Я верну тебе его живым, — говорит ей Райк.

— Очень на это надеюсь, — Лили показывает на него пальцем без угрозы.

Он застенчиво улыбается, как будто собирается долго возиться с веревками или ремнями, чтобы напугать меня до смерти, в отместку за выходку с манкини в Канкуне. Я немного нервничаю, но после того, как мы с ним лазали в спортзале, гора не должна быть слишком сложной, даже если он даст мне дополнительную поблажку. Я справлюсь с этой задачей.