Около пяти часов Тейш счел уместным снова объявиться в комнате Мирабо, чтобы сообщить ему эту новость.

— А-а, — разочарованно протянул Мирабо, — при виде тебя, мой бедный Тейш, я было подумал, что ты собираешься мне сообщить кое-что более приятное.

— Более приятное?! — в изумлении вскричал Тейш. — Я не думал, что мог бы сообщить господину графу о чем-то более приятном, чем о подобном доказательстве любви.

— Ты прав, Тейш, — согласился Мирабо. — Я неблагодарный человек.

Как только Тейш вышел, Мирабо распахнул окно.

Он вышел на балкон и взмахом руки поблагодарил славных людей, добровольно взявшихся охранять его покой.

Его узнали, и из одного конца улицы Шоссе-д’Антен в другой прогремели крики "Да здравствует Мирабо!".

О чем думал Мирабо, пока ему воздавали эти неожиданные почести, что при других обстоятельствах заставили бы его сердце прыгать от радости?

Он думал о надменной женщине, которой он был совершенно безразличен, и искал глазами поверх голов столпившихся вокруг его дома людей какого-нибудь лакея в голубой ливрее, спешащего со стороны бульваров.

Он возвратился в комнату с тяжелым сердцем: сумерки сгущались, и он ничего не увидел.

Вечер прошел точно так же, как и день. Нетерпение Мирабо сменилось чувством мрачной горечи. Потеряв надежду, он перестал вздрагивать от каждого звонка или стука в дверь. С печатью горечи на лице он ожидал знака внимания королевы: это было ему почти обещано, но его все не было.

В одиннадцать часов дверь отворилась и Тейш доложил о докторе Жильбере.

Тот вошел с улыбкой на устах. Его ужаснуло выражение лица Мирабо.

Это лицо было зеркалом душевных потрясений.

Жильбер сразу обо все догадался.

— Никто не приходил? — поинтересовался он.

— Откуда? — спросил Мирабо.

— Вы отлично знаете, что я имею в виду.

— Я? Нет, слово чести!

— Из дворца., от нее… от имени королевы?

— Никто не приходил, дорогой мой доктор: ни единая душа!

— Невероятно! — поразился Жильбер.

Мирабо пожал плечами.

— Наивное благородство! — промолвил он.

И вдруг, судорожно вцепившись в руку Жильбера, он спросил:

— Хотите, я вам скажу, что вы сегодня делали, доктор?

— Я? — переспросил доктор. — Да, в общем, то же что и всегда, что и каждый день.

— Нет, потому что во дворец вы ходите не каждый день, а сегодня вы там были; нет, потому что вы не каждый день видите королеву, а сегодня вы с нею виделись; нет, потому что вы не каждый день позволяете себе давать ей советы, а сегодня вы это сделали.

— Ну и ну! — поразился Жильбер.

— Знаете, милый доктор, я будто вижу все, что произошло, и слышу ваш разговор слово в слово, как если бы я там был.

— Что же, посмотрим, господин ясновидящий! Итак, что там произошло? О чем мы говорили?

— Вы прибыли сегодня в Тюильри около часу и попросили у королевы аудиенции; вы с ней переговорили и сказали, что мое состояние ухудшается и было бы хорошо, если бы она как королева и как женщина послала бы кого-нибудь справиться о моем здоровье, если и не из беспокойства, то, по крайней мере, по расчету. Она с вами спорила, но вам показалось, что в конце концов вы ее убедили в своей правоте; она вас отпустила, пообещав, что пошлет ко мне лакея; вы ушли осчастливленный и удовлетворенный, полагаясь на слово королевы, а она осталась по-прежнему высокомерной и желчной, насмехаясь над вашей легковерностью, над вашим незнанием того, что слово королевы ни к чем не обязывает… Ну, скажите по чести, — глядя прямо в лицо Жильберу, спросил Мирабо, — не так ли все было, доктор?

— Должен признаться, — отвечал Жильбер, — что, если бы вы были там, дорогой граф, вы и тогда не могли бы лучше все это пересказать.

— Глупцы! — с горечью воскликнул Мирабо. — Я же вам говорил, что они ничего не умеют делать вовремя…

Если бы королевский ливрейный лакей прошел ко мне сегодня сквозь толпу, кричавшую "Да здравствует Мирабо!" перед моей дверью и под моими окнами, они еще на целый год сохранили бы популярность в народе.

Покачав головой, Мирабо торопливо поднес руку к глазам.

Жильбер в изумлении заметил, что тот утирает слезу.

— Что с вами, граф? — спросил он.

— Со мной? Ничего! — отвечал Мирабо. — Какие новости в Национальном собрании, у кордельеров и якобинцев? Какая новая речь излилась из Робеспьера? Может, Марата стошнило каким-нибудь новым памфлетом?

— Вы давно не ели? — поинтересовался Жильбер.

— С двух часов пополудни.

— В таком случае вам пора принять ванну, дорогой граф.

— В самом деле, прекрасная мысль, доктор! Жан, приготовь ванну.

— Здесь, господин граф?

— Нет, нет, рядом, в туалетной комнате.

Десять минут спустя Мирабо уже принимал ванну, а Тейш, по обыкновению, пошел проводить Жильбера.

Мирабо приподнялся в ванне, провожая доктора глазами; когда тот исчез из виду, граф прислушался к удалявшимся шагам; он лежал неподвижно до тех пор, пока не услышал, как отворилась и затворилась входная дверь.

Тогда Мирабо нетерпеливо позвонил.

— Жан, — обратился он к лакею, — прикажите накрыть стол в моей комнате и ступайте к Олива; спросите ее от моего имени, не доставит ли она мне удовольствие поужинать со мной.

Когда лакей направился к двери исполнять приказания, он крикнул ему вслед:

— И чтобы были цветы, побольше цветов! Я обожаю цветы.

В четыре часа утра доктора Жильбера разбудил громкий звонок в дверь.

— Ах, я просто уверен, что господину де Мирабо стало хуже! — вскочив с постели, вскричал он.

Доктор не ошибся. После того как Мирабо приказал подать ужин и принести цветы, он отослал Жана и отправил Тейша спать.

Он запер все двери, за исключением той, что выходила в покои незнакомки, которую старый камердинер называл злым гением графа.

Однако слуги не стали ложиться; правда, Жан, хотя и был моложе, задремал в кресле, стоявшем в передней.

А Тейш не смыкал глаз.

Без четверти четыре яростно загремел колокольчик.

Оба лакея бросились к спальне Мирабо.

Двери были заперты.

Тогда они решили пройти через покои незнакомки и таким путем проникли в спальню графа.

Мирабо лежал на спине почти без чувств, сжимая женщину в объятиях, несомненно, чтобы помешать ей позвать на помощь, а она, перепугавшись, звонила в колокольчик, стоящий на столе, не имея возможности дотянуться до шнурка большого колокольчика у камина.

При виде слуг она стала кричать, призывая их спасти не столько Мирабо, сколько ее: граф едва не задушил ее в конвульсиях.

Казалось, что переодетая смерть хочет утащить ее в могилу.

Слуги общими усилиями разжали руки умирающего; Мирабо откинулся на кресло, а Олива в слезах возвратилась к себе.

Тогда Жан побежал за доктором Жильбером, а Тейш тем временем попытался оказать хозяину первую помощь.

Жильбер не стал терять время, ожидая, пока слуги заложат карету или найдут наемный экипаж. От улицы Сент-Оноре до Шоссе-д’Антен было недалеко; он побежал вслед за Жаном и десять минут спустя уже был в особняке Мирабо.

Тейш ждал его внизу в передней.

— Ну, друг мой, что опять произошло? — спросил Жильбер.

— Ах, сударь, — отвечал старый слуга, — эта женщина, снова эта женщина, и потом эти проклятые цветы; вы увидите, вы сами сейчас увидите!

В эту минуту послышались рыдания. Жильбер поспешил наверх; когда он был уже на верхней ступеньке, дверь, расположенная по соседству с комнатой Мирабо, отворилась, на пороге неожиданно появилась женщина в белом пеньюаре и упала доктору в ноги.

— Жильбер! Жильбер! — простонала она, цепляясь обеими руками за него. — Небом заклинаю, спасите его!

— Николь! — вскричал Жильбер. — Николь! О несчастная, так это были вы!

— Спасите его! Спасите его! — кричала Николь.

Жильбера поразила страшная догадка.

— Итак, Босир распространяет против него памфлеты, а Николь — его любовница! Теперь его не спасти, здесь замешан Калиостро!