— Испугал тебя, Питу? Капитана национальной гвардии!.. Покорителя Бастилии!.. Испугал?!
— Что же в этом удивительного? — ответил Питу. — Бывает и такое, особенно когда не ожидаешь…
— Ну да… — сказал Бийо, — когда ждешь, что встретишься с девицей, и вдруг видишь перед собой ее отца, верно?..
— Нет, господин Бийо, вот тут вы не правы! — возразил Питу. — Я не ожидал встретить мадемуазель Катрин. Нет! Несмотря на то что дело пошло на поправку, чему я от всей души рад, она еще слишком слаба, чтобы подняться на ноги.
— И тебе нечего ей сказать?
— Кому?
— Катрин…
— Ну почему же нечего? Я должен передать ей от доктора Реналя, что все идет хорошо и что он зайдет днем; впрочем, передать ей это может кто угодно, не обязательно делать это мне.
— Ты, должно быть, проголодался, да?
— Проголодался?.. — переспросил Питу. — Да нет…
— Как?! Ты не голоден? — вскричал фермер.
Питу понял, что совершил оплошность. Чтобы Питу в восемь часов утра не хотел есть?! Это противоречило всем законам природы.
— Конечно, я голоден! — спохватился он.
— Ну так ступай поешь. Работники как раз сели завтракать; они, должно быть, оставили тебе место.
Питу вошел в дом, Бийо провожал его взглядом, хотя его добродушие почти одержало верх над подозрительностью. Он увидел, как Питу сел во главе стола и набросился на краюху хлеба и тарелку с салом, словно в желудке у него не было двух пряников, четырех леденцов и пинты воды.
Правда, желудок Питу к тому времени был уже, по всей вероятности, снова пуст.
Питу не умел делать несколько дел разом, но уж если за что-нибудь брался, то действовал основательно. Выполняя поручение Катрин, он сделал все что от него зависело. Получив от Бийо приглашение позавтракать, он от души взялся и за это дело.
Бийо продолжал за ним наблюдать; видя, что Питу не поднимает глаз от тарелки, что он занялся стоявшей перед ним бутылкой сидра и ни разу не взглянул на дверь в комнату Катрин, фермер в конце концов поверил, что объявленная Питу цель короткого путешествия в Виллер-Котре была единственной.
Когда завтрак Питу подходил к концу, дверь в комнату Катрин отворилась и на пороге появилась г-жа Клеман со смиренной улыбкой на устах, свойственной всем сиделкам; она пришла выпить чашку кофе.
Само собой разумеется, это был не первый ее выход: в шесть часов утра, то есть спустя четверть часа после ухода Питу, она появилась на кухне и попросила стаканчик водки — единственное, как она говорила, средство, способное поддержать ее после бессонной ночи.
При виде сиделки г-жа Бийо поспешила ей навстречу, а Бийо вошел в дом. Оба они стали ее расспрашивать о здоровье Катрин.
— Все хорошо, — отвечала г-жа Клеман, — правда, мне показалось, что сейчас мадемуазель Катрин стала немного бредить.
— Как бредить?.. — спросил папаша Бийо. — Неужели опять начинается?..
— Боже правый! Бедная моя девочка! — прошептала г-жа Бийо.
Питу поднял голову и прислушался.
— Да, — продолжала г-жа Клеман, — она говорит о каком-то городе Турине, о какой-то стране Сардинии и зовет господина Питу, чтобы он ей объяснил, что это за страна и что за город.
— Я готов!.. — воскликнул Питу, допив кружку сидра и вытирая рукавом рот.
Его остановил взгляд папаши Бийо.
— Если, конечно, господин Бийо ничего не имеет против того, чтобы я дал мадемуазель Катрин те объяснения, что она просит… — поторопился прибавить Питу.
— Почему же нет? — вмешалась тетушка Бийо. — Раз бедняжка тебя зовет, ступай к ней, мой мальчик. К тому же доктор Реналь сказал, что из тебя выйдет толковый врач.
— Ну еще бы! — наивно подтвердил Питу. — Спросите у госпожи Клеман, как мы нынче ночью ухаживали за мадемуазель Катрин… Достойная госпожа Клеман ни на минуту не сомкнула глаз, да и я тоже.
Это был весьма ловкий и тонкий ход по отношению к сиделке. Она недурно вздремнула с двенадцати часов ночи до шести утра, и утверждать, что она не сомкнула глаз, значило приобрести в ее лице друга и даже возможную сообщницу.
— Ладно, — согласился папаша Бийо. — Раз Катрин тебя зовет, ступай к ней. Может, и мы с матерью дождемся такого времени, когда она нас позовет.
Питу инстинктивно чувствовал приближение бури. Подобно пастуху, он был готов встретить непогоду, если она застанет его в поле, но если удастся, был не прочь спрятаться от нее в укрытии.
Для Питу таким укрытием был Арамон.
В Арамоне он был королем. Да что там королем!.. Более чем королем: он командовал национальной гвардией! В Арамоне он был Лафайетом!
И у него были обязанности, призывавшие его в Арамон.
Питу дал себе слово немедленно вернуться в Арамон, как только он сделает все необходимое для Катрин.
Приняв такое решение, он с устного позволения г-на Бийо и молчаливого — г-жи Бийо вошел в комнату больной.
Катрин ожидала его с нетерпением; судя по лихорадочному блеску ее глаз и яркому румянцу, можно было подумать, что у нее, как и предупреждала г-жа Клеман, лихорадка.
Едва Питу притворил за собой дверь, как Катрин, узнав его походку (что было нетрудно, ведь она ожидала его прихода уже около полутора часов), торопливо повернула в его сторону голову и протянула ему обе руки.
— A-а, вот и ты, Питу! — сказала она ему. — Как ты долго!..
— Это не моя вина, мадемуазель, — заметил Питу. — Меня задержал ваш отец.
— Отец?
— Да… Верно, он о чем-то догадывается. Да и я сам не стал торопиться, — со вздохом прибавил Питу, — я знал: у вас есть то, о чем вы мечтали.
— Да, Питу… да, — опустив глаза, призналась девушка, — да… спасибо.
Потом еще тише она проговорила:
— Какой ты хороший, Питу! Я тебя очень люблю!
— Вы так добры, мадемуазель Катрин, — произнес готовый расплакаться Питу, чувствуя, что ее дружеское расположение к нему — лишь отзвук ее любви к другому; как бы скромен ни был славный малый, он чувствовал в глубине души унижение, оттого что был лишь бледным отражением Шарни.
Он поторопился прибавить:
— Я вас побеспокоил, мадемуазель Катрин, так как мне сказали, что вы хотите что-то узнать…
Катрин прижала руку к груди: она искала письмо Изидора, чтобы собраться с мужеством и задать Питу мучивший ее вопрос.
— Питу! Ты такой ученый… Ты можешь мне сказать, что такое Сардиния? — сделав над собой усилие, спросила она.
Питу призвал на помощь свои географические познания:
— Погодите, погодите-ка, мадемуазель… Я должен это знать. Среди многочисленных предметов, которым брался учить нас аббат Фортье, была и география. Сейчас, сейчас… Сардиния… Сейчас вспомню… Ах, мне бы первое слово вспомнить, я бы вам сразу все рассказал!
— Вспомни, Питу… Ну вспомни, — просила Катрин, умоляюще сложив руки.
— Черт подери! — не удержался Питу. — Это самое я и пытаюсь сделать! Сардиния… Сардиния… A-а, вспомнил!
Катрин облегченно вздохнула.
— Сардиния, — начал Питу, — Sardinia римлян, это один из трех больших островов в Средиземном море; он находится южнее Корсики, их разделяет пролив Бонифачо; он входит в состав Сардинского государства, которому дала название, его еще называют Сардинским королевством. Это остров протяженностью в шестьдесят льё с севера на юг и шестнадцать — с востока на запад. Население Сардинии составляют пятьдесят четыре тысячи человек; главный город — Кальяри… Вот что такое Сардиния, мадемуазель Катрин.
— Ах, Боже мой! Какое же это, наверное, счастье — так много знать, господин Питу!
— Просто у меня хорошая память, — объяснил Питу (пусть была оскорблена его любовь, зато его самолюбие было удовлетворено).
— А теперь, — осмелев, продолжала Катрин, — после того, что вы рассказали мне о Сардинии, не скажете ли вы, что такое Турин?..
— Турин?.. — повторил Питу. — Разумеется, мадемуазель, с удовольствием… если, конечно, вспомню.
— Постарайтесь вспомнить: это самое важное, господин Питу.
— Ах, вот как? Ну, если это самое важное, — заметил Питу, — придется постараться… Но если мне не удастся вспомнить, я разузнаю…