Затем Жийона взяла льняную тряпочку, намочила ее в холодной воде и смыла кровь, сочившуюся из плеча и груди молодого человека, а Маргарита, взяв золотой зонд, начала так осторожно, так умело исследовать раны, что это сделало бы честь самому Амбруазу Парэ.

Рана в плече оказалась глубокой, удар же в грудь пришелся по ребрам и задел только мускулы; но ни одна из этих ран не повредила того естественного панциря, который предохраняет легкие и сердце.

— Рана болезненная, но не смертельная, Acerrimum humeri vulnus, non autem lethale, — прошептала ученая красавица. — Дай мне бальзам, Жийона, и приготовь корпию.

Между тем Жийона, не дожидаясь распоряжения королевы, насухо вытерла и надушила грудь молодого человека, его точеные руки, красиво развернутые плечи и шею, прикрытую густыми кудрями, больше походившую на шею статуи из паросского мрамора, чем на часть тела израненного, чуть живого молодого человека.

— Бедняга, — прошептала Жийона, любуясь не столько делом своих рук, сколько самим объектом их стараний.

— Красив, не правда ли? — спросила Маргарита с царственной откровенностью.

— Да, мадам; но, по-моему, не следовало бы оставлять его на полу; нужно поднять его и положить на диван.

— Верно, — ответила Маргарита.

Обе женщины нагнулись, общими усилиями приподняли Ла Моля и положили его на широкую софу с резной спинкой, стоявшую у окна, которое они приоткрыли, чтобы раненый дышал чистым воздухом.

Ла Моль, разбуженный этим перемещением, вздохнул и открыл глаза. Теперь он находился в том блаженном состоянии, какое испытывает раненый, возвращаясь к жизни и чувствуя вместо жгучих болей полное успокоение, а вместо теплого, противного запаха крови — благоухание бальзамов. Он начал лепетать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыбкой приложила свой пальчик к его губам.

Послышался стук в дверь.

— Это стучатся у потайного хода, — сказала Маргарита.

— Кто б это мог быть? — спросила Жийона.

— Я пойду посмотрю, а ты останься здесь и не отходи от него ни на одну минуту.

Маргарита затворила дверь в кабинет, вернулась к себе в комнату и отперла дверь потайного хода.

— Госпожа де Сов! — воскликнула она, отшатываясь от баронессы под влиянием скорее чувства вражды, а не страха, как бы оправдывая мнение, что женщина никогда не прощает другой женщине, отнявшей у нес хотя бы и нелюбимого мужчину.

— Да, это я, ваше величество! — промолвила г-жа де Сов, умоляюще складывая руки.

— Вы здесь, баронесса? — продолжала Маргарита, все больше изумляясь и в то же время повышая голос.

Шарлотта упала на колени.

— Ваше величество, простите, — заговорила она, — я сознаю, как я перед вами виновата. Но если бы вы знали!.. Не вся вина лежит на мне, был и особый приказ королевы-матери!

— Встаньте, — сказала Маргарита. — Я полагаю, вы явились не для того, чтобы оправдываться передо мной! Встаньте и говорите, зачем вы пришли.

— Ваше величество, я пришла… — с блуждающим взглядом говорила Шарлотта, продолжая стоять на коленях, — я пришла, чтобы узнать: не здесь ли он?…

— Кто? О ком вы говорите?.. Не понимаю.

— О короле.

— О короле? Вы бегаете за ним даже ко мне? Вы же отлично знаете, что здесь он не бывает.

— Ах, ваше величество! — продолжала баронесса, не отвечая на эти колкие слова и, видимо, даже не осознавая их истинного смысла. — Дай Бог, чтоб он был здесь!

— Почему?

— Ах, Боже мой! Да потому, что избивают гугенотов, а он их глава.

— О, я забыла об этом! — воскликнула Маргарита, хватая за руку г-жу де Сов и вынуждая ее встать. — Я не подумала, что королю может грозить такая же опасность, как другим.

— Большая, ваше величество, — воскликнула баронесса де Сов, — в тысячу раз больше, чем другим!

— Правда, герцогиня Лотарингская меня предупреждала. Я говорила ему, чтоб он не выходил на улицу. Разве он вышел?

— Нет-нет, он в Лувре. Но его нет нигде! Если он не здесь…

— Его здесь нет.

— О-о! — воскликнула г-жа де Сов в порыве горя. — Тогда ему конец! Королева-мать поклялась его уничтожить.

— Уничтожить?! О, вы меня пугаете! Это невозможно!

— Ваше величество, — заговорила баронесса с такой настойчивостью, какую внушает только страсть, — повторяю вам: никто не знает, куда девался король Наваррский.

— А где королева-мать?

— Королева-мать послала меня за герцогом Гизом и господином Таваном, которые находились у нее в молельне, а потом велела мне уйти. Тогда я пошла к себе и, простите, мадам, стала ждать, как обыкновенно…

— Моего мужа, да? — спросила Маргарита.

— Он не пришел, ваше величество. Тогда я начала его искать повсюду; спрашивала всех. Только один солдат сказал мне, будто видел, как король шел в сопровождении конвоя с обнаженными шпагами, и было это до избиения гугенотов, а избиение началось час назад.

— Благодарю, баронесса, — сказала Маргарита. — И хотя чувство, побудившее вас действовать так, для меня только лишняя обида, я все же вас благодарю.

— О ваше величество, в таком случае простите; с вашим прощением мне будет легче возвращаться к себе; я не решаюсь следовать за вами даже издали.

Маргарита протянула ей руку:

— Идите к себе, а я пойду к королеве-матери. Король Наваррский под моей Защитой — я обещала быть его союзницей и сдержу слово.

— А если вам не удастся пройти к королеве-матери?

— Тогда я пройду к брату Карлу, надо будет поговорить с ним.

— Идите, идите, мадам, — сказала баронесса, уступая дорогу Маргарите, — и дай вам Боже счастливый путь!

Маргарита быстро прошла по коридору. Но в конце его обернулась и посмотрела, идет ли сзади баронесса де Сов. Та шла вслед за ней. Убедившись, что она свернула на лестницу, которая вела в ее в комнаты, королева Наваррская направилась к королеве-матери.

Вся обстановка в Лувре изменилась. Вместо толпы придворных, которые, почтительно приветствуя ее, давали ей дорогу, Маргарита все время натыкалась или на дворцовых стражей с окровавленными протазанами и в выпачканной кровью одежде, или же на дворян в пробитых оружием плащах и с лицами в пороховой гари; они разносили приказания и депеши — одни входили, другие выходили. Все эти люди, сновавшие взад и вперед по галереям, напоминали какой-то страшный огромный муравейник.

Но Маргарита все же быстро двигалась вперед и наконец дошла до передней комнаты покоев королевы-матери. В передней стояли в два ряда солдаты, не пропуская никого, кроме лиц, знавших особый пароль.

Маргарита тщетно пыталась пробраться сквозь эту живую изгородь. Дверь в комнату Екатерины Медичи то отворялась, то затворялась, и в отворявшуюся дверь Маргарита видела королеву-мать, помолодевшую от делового возбуждения и полную сил, точно ей было двадцать лет; она то принимала письма, распечатывала и читала их, то сама писала, то раздавала приказания, одним что-то говорила, другим лишь улыбалась, награждая более дружеской улыбкой тех, кто больше других был запылен и обагрен кровью.

Среди этой великой суматохи, наполнявшей Лувр страшным шумом, с улицы, все учащаясь, доносились ружейные выстрелы.

После трех безрезультатных попыток добиться пропуска у алебардщиков Маргарита поняла, что ей ни за что не проникнуть к королеве-матери и лучше, не теряя времени, пойти к брату.

В это время мимо шел Гиз, который, доложив королеве-матери о смерти адмирала, теперь возвращался продолжать бойню.

— Генрих! — окликнула его Маргарита. — Где король Наваррский?

Герцог с усмешкой удивленно взглянул на Маргариту, раскланялся и молча вышел в сопровождении своей охраны.

Маргарита догнала одного командира, который уже выводил свой отряд из Лувра, но задержался перед выходом, приказав отряду зарядить аркебузы.

— Где король Наваррский? Месье, скажите, где король Наваррский?

— Не знаю, мадам; я не из охраны его величества, — ответил командир.

— A-а, дорогой Рене! — воскликнула Маргарита, увидав парфюмера Екатерины Медичи. — Вы… вы от королевы-матери? Не знаете ли, что сталось с моим мужем?