Ла Моль бегом выскочил из Лувра и бросился искать по Парижу бедного Коконнаса.

Он вспомнил, как часто его друг пьемонтец приводил известное латинское изречение, утверждавшее, что самыми необходимыми богами являются Амур, Вакх и Церера, поэтому он первым делом направился на улицу Арбр-сек к мэтру Ла Карьеру в надежде, что Коконнас, после такой тревожной ночи, какую провели они, последует римскому изречению и найдет себе приют под вывеской "Путеводная звезда".

Коконнаса в гостинице не оказалось. Ла Юрьер, помня о взятом на себя обязательстве, очень любезно предложил позавтракать, на что Ла Моль охотно согласился и, несмотря на свою тревогу, поел с аппетитом.

Успокоив желудок, но не душу, Ла Моль бросился бежать по берегу Сены, вверх по ее течению. Добежав до Гревской набережной, Ла Моль узнал то место, где за три или четыре часа до этого он подвергся нападению во время своего ночного путешествия, о чем он рассказал герцогу Алансонскому и что было не редкостью в Париже за сто лет до того времени, когда Буало пришлось проснуться от звука пули, пробившей ставню в его спальне. Маленький обрывок пера с его шляпы еще валялся на поле битвы. Чувство собственности привито человеку. У Ла Моля было десять перьев, одно лучше другого, и все-таки он подобрал и это, вернее — то, что от него осталось. В то время как он с грустью разглядывал перо, совсем близко послышались тяжелые шаги, и несколько голосов грубо крикнули ему, чтоб он посторонился. Ла Моль поднял голову и увидал носилки, двигавшиеся в сопровождении стремянного и трех пажей. Носилки показались ему знакомыми, и он поспешно отошел в сторону.

Ла Моль не ошибся.

— Граф де Ла Моль?! — раздался из носилок прелестный голос, и сейчас же нежная, как атлас, белая рука раздвинула занавески.

— Да, ваше величество, это я, — ответил Ла Моль, делая низкий поклон.

— Граф де Л а Моль — с пером в руке? — продолжала дама, сидевшая в носилках. — Уж не влюблены ли вы и не нашли ли только что потерянный след милой?

— Да, мадам, я влюблен, и очень сильно, — отвечал Л а Моль, — однако в данную минуту я нашел только свои следы, хотя искал не их. Ваше величество, разрешите спросить, как ваше здоровье?

— Превосходно, граф, я, кажется, никогда так хорошо себя не чувствовала; вероятно, потому, что провела ночь не дома.

— A-а! Не дома?! — сказал Ла Моль, как-то странно посмотрев на Маргариту.

— Ну да! Что ж в этом удивительного?

— Можно ли спросить, не будучи нескромным, — в каком монастыре?

— Разумеется, это не тайна: в Благовещенском. А что здесь делаете вы, да еще с таким испуганным лицом?

— Ваше величество, я тоже провел ночь не дома, где-то около того же монастыря, а теперь я ищу моего исчезнувшего друга и вот во время поисков нашел это перо.

— А это его перо? Меня тоже пугает его участь — место здесь недоброе.

— Ваше величество, вы можете успокоиться: это перо мое; я потерял его в половине шестого утра на этом месте, где на меня напали четверо разбойников и, кажется, во что бы то ни стало хотели меня убить.

Маргарита сдержалась и ничем не выдала своего испуга.

— Вот что! Расскажите же, как было дело, — попросила она.

— Обыкновенно, мадам. Как я имел честь доложить вашему величеству, было часов пять утра…

— В пять часов утра, — прервала его Маргарита, — вы уже вышли из дому?

— Простите, ваше величество, я еще не был дома, — ответил Ла Моль.

— Ах, граф, возвращаться домой в пять часов утра! Так поздно! Вы были заслуженно наказаны, — проговорила Маргарита с улыбкой, которая показалась бы лукавой всякому другому, но для Ла Моля была только обаятельной.

— Я и не жалуюсь, — ответил Ла Моль, почтительно склоняясь, — и если бы меня за это даже искромсали, я бы все-таки чувствовал себя во сто раз счастливее, чем этого заслуживал. Словом, поздно или, если угодно вашему величеству, рано я возвращался домой из одного дома, где я провел ночь, как вдруг четыре разбойника с необычайно длинными ножами выскочили из переулка Мортельри и стали меня преследовать. Это смешно, ваше величество, не правда ли, а все же мне приходилось удирать, так как я забыл шпагу в том доме, где я был.

— Ах, понимаю! — ответила Маргарита с самым простодушным видом. — Вы вернулись за вашей шпагой?

Л а Моль взглянул на Маргариту так, точно какое-то подозрение мелькнуло у него в уме.

— Ваше величество, я, конечно, вернулся бы туда, и очень охотно, потому что у моей шпаги был замечательный клинок, но я не знаю, где этот дом.

— Как же это так, граф? — возразила Маргарита. — Вы не знаете, в каком доме вы провели ночь?

— Нет, ваше величество, пусть сам сатана сотрет меня с лица земли, если я только догадываюсь, где этот дом!

— Это странно! Ваше приключение — целый роман!

— Совершенно верно, ваше величество, — настоящий роман!

— Расскажите!

— Это немножко длинно.

— Ничего, у меня есть время.

— А главное, он очень неправдоподобен.

— Рассказывайте, рассказывайте, я как нельзя более легковерна.

— Это приказание вашего величества?

— Да, если оно необходимо.

— Повинуюсь. Вчера вечером, расставшись с двумя обворожительными дамами, с которыми я и мой друг провели вечер на мосту Сен-Мишель, мы поужинали у мэтра Ла Юрьера.

— Прежде всего, — вполне естественно спросила Маргарита, — что это за мэтр Ла Юрьер?

— Мэтр Ла Юрьер, ваше величество, — ответил Ла Моль, взглянув на Маргариту все так же подозрительно, как и в первый раз, — мэтр Л а Юрьер — это хозяин гостиницы "Путеводная звезда" на улице Арбр-сек…

— Хорошо, мне ее видно отсюда… Итак, вы ужинали у мэтра Ла Юрьера и, конечно, вместе с вашим другом Коконнасом?

— Да, мадам, с моим другом Коконнасом. В это время вошел какой-то человек и передал каждому из нас по записке.

— Одинаковой? — спросила Маргарита.

— Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: "Вас ждут на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй".

— И никакой подписи? — спросила Маргарита.

— Нет, вместо подписи стояли три слова, три чарующих слова, трижды суливших одно и то же, а именно — тройное блаженство.

— Какие же три слова?

— Eros — Cupido — Amor.

— В самом деле, прелестные слова! И сдержали они то, что обещали?

— О, ваше величество, гораздо больше, во сто раз больше!.. — восторженно сказал Л а Моль.

— Продолжайте; очень любопытно узнать, что ждало вас на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй.

— Какие-то две дуэньи, каждая с платочком в руке, объявили, что завяжут нам глаза. Как вы догадываетесь, ваше величество, мы не сопротивлялись. Моя провожатая повела меня налево, другая повела моего друга направо, и мы с ним расстались.

— А потом? — спросила Маргарита, видимо, решившая разузнать все до конца.

— Не знаю куда повели моего друга, — отвечал Ла Моль, — возможно — в ад, но меня отвели в рай.

— Из которого вас, наверно, прогнали за чрезмерное любопытство?

— Справедливо, мадам, вы замечательно прозорливы! Я с нетерпением ждал рассвета, чтобы посмотреть, где я нахожусь, но в половине пятого ко мне вошла та же дуэнья, опять завязала мне глаза, взяла с меня обещание не поднимать повязки, вывела меня на улицу, прошла со мной шагов сто, еще раз заставила меня поклясться, что я не сниму повязки, пока не сосчитаю до пятидесяти. Я сосчитал до пятидесяти и… оказался на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй.

— А потом?..

— Потом, ваше величество, я шел в таком счастливом настроении, что не обратил внимания на четырех мерзавцев, от которых насилу отделался. И вот теперь, мадам, сердце мое радостно забилось, когда я здесь нашел обрывок моего пера; я поднял его для того, чтобы сохранить на память об этой чудесной ночи. Но, несмотря на мое счастливое настроение, меня мучит забота о том, что сталось с моим товарищем.