Л а Моль открыл глаза.

— О Господи! — прошептал он. — Где я?

— Вы спасены! Успокойтесь! — ответила Маргарита.

Ла Моль с трудом перевел глаза на королеву и, устремив на нее восхищенный взгляд, чуть слышно произнес:

— Какая вы красавица!

И, точно ослепленный, молодой человек сразу опустил веки, тяжело вздохнул и побледнел еще больше прежнего.

Маргарита тихо вскрикнула, думая, что это был его последний вздох.

— Боже, Боже, сжалься над ним! — взмолилась она.

В эту минуту раздался сильный стук в дверь из коридора.

Маргарита слегка приподнялась, поддерживая за плечи Ла Моля.

— Кто там? — крикнула она.

— Мадам, мадам, это я, я! — ответил женский голос. — Я, герцогиня Неверская.

— Анриетта! — воскликнула королева. — Это не опасно, это друг, вы слышите, месье?

Ла Моль сделал усилие и приподнялся на одно колено.

— Постарайтесь не упасть, покамест я отворю дверь, — сказала королева.

Ла Моль оперся рукой об пол, чтоб удержаться в равновесии.

Маргарита пошла было к двери, но вдруг остановилась, задрожав от страха.

— Ты не одна? — воскликнула она, услыхав звяканье оружия.

— Нет, со мной двенадцать человек охраны; мне дал их мой зять, герцог Гиз.

— Герцог Гиз! — прошептал Ла Моль. — О! Убийца! Убийца!

— Тсс! Ни слова! — сказала Маргарита и огляделась, придумывая, куда бы спрятать раненого.

— Шпагу!.. Кинжал! — шептал Ла Моль.

— Защищаться? Это бесполезно; разве вы не слышали, что их двенадцать, а вы один!

— Не защищаться, а чтобы не даться им в руки живым.

— Нет-нет, я вас спасу, — сказала Маргарита. — Да… кабинет! Идем, идем!

Л а Моль напряг все силы и, поддерживаемый Маргаритой, дотащился до кабинета. Маргарита заперла за ним дверь и спрятала ключ в висевший у нее на пояске кошелек.

— Ни крика, ни стона, ни вздоха — ивы спасены! — сказала она ему через дверь.

Затем она набросила на плечи ночной халат, открыла дверь, и подруги горячо обнялись.

— Мадам, с вами не приключилось ничего плохого? — спросила герцогиня Неверская.

— Нет, ничего, — ответила Маргарита, запахнув халат, чтобы не видно было следов крови на пеньюаре.

— Тем лучше! Но герцог Гиз отрядил двенадцать телохранителей, чтобы проводить меня до дома, а мне такая большая свита не нужна, и я оставлю шестерых вам, на всякий случай. В такую ночь шесть телохранителей герцога Гиза стоят целого полка королевской гвардии.

Маргарита не решилась отказаться; она расставила шестерых телохранителей вдоль коридора, расцеловалась с герцогиней, и та в сопровождении других шести отправилась в дом Гиза, где она жила, пока был в отъезде ее муж.

Удаляясь из покоев королевы Наваррской, Коконнас не бежал, а "произвел отступление". Что же касается Ла Юрьера, то он даже не бежал, а удрал со всех ног. Первый удалился, как тигр, второй — как волк.

Таким образом, Ла Юрьер уже стоял на площади Сен-Жермен-Л’Осеруа, когда Коконнас еще только выходил из Лувра. Л а Юрьер, очутившись с аркебузой среди людей, бегавших туда-сюда по площади, где свистели пули, а из окон то и дело выбрасывали трупы, то целые, то изрезанные в куски, почувствовал непреодолимый страх и стал благоразумно пробираться к своему трактиру; но, выходя из переулка Аверон на улицу Арбр-сек, он наткнулся на отряд швейцарцев и легкой конницы, которым командовал Морвель.

— Вы что ж, уже закончили? — крикнул Морвель, сам придумавший себе прозвище: Королевский истребитель. — Вы уже домой? А какого черта вы сделали с нашим пьемонтским дворянином? С ним не случилось ничего плохого? Было бы жаль: он вел себя отлично.

— По-моему, нет, — ответил Ла Юрьер, — надеюсь, он еще придет к нам.

— Вы откуда?

— Из Лувра, где, надо сказать, нас встретили неласково!

— Кто же?

— Герцог Алансонский. Разве он не причастен к нашему делу?

— Его высочество герцог Алансонский причастен только к тому, что касается его лично; предложите ему разделаться с двумя старшими братьями, как с гугенотами, он согласится, но при условии, чтоб в это дело не путали его. А разве вы, мэтр Ла Юрьер, не собираетесь идти вместе с этими храбрыми людьми?

— А куда они идут?

— Да на улицу Монторгей; там живет один гугенотский сановник, мой знакомец, с ним жена и шестеро детей. Эти еретики ужасно плодовиты. Будет забавно!

— А сами вы куда идете?

— О! Я иду в особое местечко.

— Слушайте, возьмите меня с собой, — сказал кто-то за его спиной так неожиданно, что Морвель вздрогнул, — вы знаете хорошие места, а мне хочется туда попасть.

— A-а, да это наш пьемонтец! — воскликнул Морвель.

— Господин Коконнас? — удивился Л а Юрьер. — А я думал, что вы идете вслед за мной.

— Черт! Вы улепетывали так, что не догонишь! А кроме того, я свернул с пути, чтобы швырнуть в реку негодного мальчишку, который кричал: "Долой папистов, да здравствует адмирал!" К сожалению, мне показалось, что мальчишка умеет плавать. Если хочешь утопить таких мерзких еретиков, надо бросать их в воду, как котят, — лишь только родились.

— Так вы говорите, что вы из Лувра? Что же, ваш гугенот нашел там себе убежище? — спросил Морвель.

— Увы, да.

— Я послал ему из пистолета пулю там, во дворе у адмирала, когда он подбирал свою шпагу, но промахнулся, сам не знаю как.

— Ну, а я не промахнулся: я всадил ему в спину шпагу так, что конец ее оказался в крови на пять пальцев. При этом я сам видел, как он упал на руки королевы Маргариты. Красивая женщина, дьявольщина! Однако я был бы не прочь узнать наверное, что он умер. На мой взгляд, этот парень очень злопамятен и будет всю жизнь иметь против меня зуб… Да! Ведь вы сказали, что собираетесь идти куда-то?

— Вы, значит, хотите идти со мной?

— Мне не хочется стоять на месте. Я убил только трех или четырех; и потом, как только я успокаиваюсь, у меня начинает ныть плечо. Идем! Идем!

— Капитан, — обратился Морвель к начальнику отряда, — дайте мне трех человек, а с остальными ступайте отправлять на тот свет вашего сановника.

Трое швейцарцев вышли из рядов и присоединились к Морвелю. Оба отряда прошли вместе до улицы Тиршап; здесь солдаты легкой конницы и швейцарцы направились по переулку Тонельри, а Морвель, Коконнас, Ла Юрьер и три швейцарца пошли по переулку Феронри, затем по Трус-Ваш и уперлись в улицу Сент-Авуа.

— К какому дьяволу вы нас ведете? — спросил Коконнас, которому уже надоела долгая и праздная ходьба.

— Я вас веду на дело блестящее, да и полезное. После адмирала, Телиньи и гугенотских принцев я не мог бы предложить вам ничего лучшего. Наше место на улице Шом, и через минуту мы там будем.

— Скажите, улица Шом — это недалеко от Тампля? — спросил Коконнас.

— Да, а что?

— Там живет некий Ламбер Меркандон, давнишний заимодавец нашей семьи, и отец мой поручил мне вернуть ему сто ноблей, которые и лежат у меня в кармане.

— Ну вот вам прекрасный случай рассчитаться с ним, — заметил Морвель.

— Каким образом?

— Сегодня как раз такой день, когда сводят старые счеты. Ваш Меркандон — гугенот?

— Так-так! Понимаю. Он наверное гугенот.

— Тише! Мы пришли.

— А чей это большой особняк с выступом?

— Гиза.

— По правде говоря, мне надо было бы зайти сюда, поскольку я приехал в Париж благодаря великому Генриху. Дьявольщина! Однако в этом квартале все спокойно, сюда доносятся лишь звуки выстрелов; можно подумать, что здесь уже деревня. Все дрыхнут, черт подери!

В самом деле, даже в доме Гизов, казалось, было так же тихо, как обычно; все окна закрыты, и только сквозь жалюзи центрального окна пробивался свет, который привлек внимание Коконнаса, еще когда он выходил на эту улицу.

Пройдя немного дальше дома Гизов, до скрещения улиц Пти-Шантье и Катр-Фис, Морвель остановился:

— Вот здесь живет тот, кто нам нужен.