Убедившись, что привратника нельзя ни подкупить, ни уговорить, ни запугать, герцог Гиз сделал вид, что уходит вместе со своими спутниками; но это отступление было недолгим. На углу улицы Сент-Антуан герцог нашел то, что ему было нужно: камень, вроде тех, какими действовали тысячелетия назад Аякс Теламонид и Диомед; герцог взвалил его себе на плечо и, знаком пригласив спутников идти за ним, вернулся к дому. Как раз в эту минуту привратник, увидав, что те, кого он принимал за злоумышленников, ушли, стал запирать калитку, но не успел еще задвинуть засовы. Герцог Гиз воспользовался этим и, как живая катапульта, метнул камень. Замок вылетел вместе с куском стены, в которую был вделан, и дверь распахнулась, опрокинув немца; но, падая, он закричал изо всей мочи, чтобы поднять тревогу в гарнизоне, который подвергался большой опасности оказаться застигнутым врасплох.

В это самое время Ла Моль и Маргарита занимались переводом одной из идиллий Феокрита, а Коконнас, уверяя, что он тоже древний грек, приналег на сиракузское вино — конечно, вместе с Анриеттой. И разговор научный, и разговор вакхический были прерваны неожиданным вторжением.

Коконнас и Л а Моль сейчас же потушили свечи, открыли окна, выбежали на балкон, увидали в темноте четверых мужчин, стали угрожающе стучать шпагами, не достававшими до неприятеля, а только ударявшими плашмя по стене дома, и забросали пришельцев всем, что попадало под руку. Карлу, самому ожесточенному из осаждавших, угодил в плечо серебряный кувшин, на герцога Анжуйского свалился таз с апельсиновым компотом, в герцога Гиза попал кабаний окорок.

Один Генрих Наваррский остался невредим. Он шепотом расспрашивал привратника, которого герцог Гиз привязал к воротам; но немец на все вопросы твердил неизменное "Ich verstehe nicht".

Женщины подзадоривали мужчин и подавали им метательные снаряды, которые градом сыпались на осаждавших.

— Смерть дьяволу! — вскричал Карл, когда упавший на голову табурет надвинул ему шляпу на нос. — Сейчас же отоприте дверь, или я велю перевешать всех, кто там, наверху!

— Брат! — шепотом сказала Маргарита Ла Молю.

— Король! — передал Ла Моль Анриетте.

— Король! Король! — шепнула Анриетта Коконнасу, в то время как пьемонтец подтаскивал к окну сундук, чтобы прикончить герцога Гиза, с которым все время имел дело, не узнавая его. — Король, говорят вам!

Коконнас бросил сундук.

— Король? — удивленно переспросил он.

— Да, король.

— Тогда играем отступление.

— Э-э! Маргарита и Ла Моль уже бежали. Идем!

— Куда?

— Идем, раз я говорю!

И Анриетта, схватив Коконнаса за руку, увела его через потайную дверь, выходившую в соседний двор; все четверо, заперев за собой дверь, убежали другим ходом в переулок Тизон.

— Ага! Кажется, гарнизон сдается! — сказал Карл.

Осаждавшие подождали несколько минут, но в доме не слышалось ни звука.

— Они придумали какую-то ловушку, — сказал герцог Гиз.

— Вернее, они узнали голос брата и удрали, — сказал герцог Анжуйский.

— Им все равно пришлось бы пройти здесь, — возразил Карл.

— Да, — заметил герцог Анжуйский, — если в доме нет второго выхода.

— Кузен, — обратился король к герцогу Гизу, — возьмите опять камень и сделайте с другой дверью то же, что сделали с первой.

Герцог Гиз, определив, что вторая дверь слабее первой, решил, что не стоит прибегать к подобным средствам, и вышиб ее ногой.

— Огня! Огня! — крикнул король.

Подбежали слуги. Факелы были погашены, но у лакеев имелось все, чтоб их разжечь, и пламя вспыхнуло. Один факел Карл взял сам, а другой передал герцогу Анжуйскому. Впереди пошел герцог Гиз со шпагою в руке. Генрих Наваррский замыкал шествие. Все поднялись во второй этаж.

В столовой был собран ужин, или, вернее, он был "разобран", так как метательными снарядами служили главным образом поданные к столу кушанья. Канделябры опрокинуты, мебель перевернута, и вся посуда, за исключением серебряной, разбита вдребезги.

Из столовой перешли в гостиную, но и там нельзя было понять, кто именно находился в доме. Несколько греческих и латинских книг да несколько музыкальных инструментов — вот и все.

Спальня оказалась еще более безответной: только в алебастровом шаре, свисавшем с потолка, горел ночник; но в спальню, видимо, никто не заходил.

— В доме есть другой выход, — сказал Карл.

— Вероятно, — ответил герцог Анжуйский.

— Да, но где он? — спросил герцог Гиз.

Поиски не дали никаких результатов.

— Где привратник? — спросил король.

— Я привязал его к решетке у ворот, — ответил герцог Гиз.

— Расспросите его, кузен.

— Он не скажет.

— Ну, если ему немножко подпалить ноги — заговорит, — смеясь, сказал король.

Генрих Наваррский поспешно выглянул в окно.

— Его уже нет, — сказал он.

— Кто же его отвязал? — удивился герцог Гиз.

— Смерть дьяволу! — воскликнул король. — Так мы ничего и не узнаем.

— Сир, — сказал Генрих Наваррский, — как видите, ничто не доказывает, что моя жена и невестка герцога Гиза находились в этом доме.

— Правда, — ответил Карл. — В Библии сказано: три существа не оставляют следа: птица — в воздухе, рыба — в воде и женщина… нет, ошибся… мужчина…

— Таким образом, — прервал его Генрих Наваррский, — лучшее, что мы можем сделать…

— …это, — подхватил Карл, — мне — заняться моим ушибом, вам, Анжу, — смыть с себя апельсиновый компот, а вам, Гиз, — отчистить кабанье сало.

Все четверо вышли из дому, даже не закрыв за собой двери.

Когда они дошли до улицы Сент-Антуан, король спросил герцога Анжуйского и герцога Гиза:

— Вы куда?

— Сир, мы идем к Нантуйе, он ждет нас ужинать. Не желает ли ваше величество присоединиться к нам?

— Нет, благодарю; мы идем в другую сторону. Не хотите ли взять одного из моих факельщиков?

— Благодарим за милостивое предложение, но нам он не нужен, — поспешил ответить герцог Анжуйский.

— Ладно, — согласился король. — Это он боится, что я прикажу проследить за ним, — шепнул Карл на ухо королю Наваррскому. Затем, взяв его под руку, сказал: — Идем, Анрио! Сегодня я угощаю тебя ужином.

— Разве мы не вернемся в Лувр? — спросил Генрих Наваррский.

— Говорю тебе — нет, чертов упрямец! Раз тебе говорят — пойдем, так иди!

И Карл повел Генриха Наваррского по улице Жоффруа-Ланье.

На улицу Жоффруа-Ланье выходил переулок Гарнье-сюр-Ло, а другим концом он упирался в пересекавшую его улицу Бар. В нескольких шагах от перекрестка, по направлению к переулку Мортельри, на улице Бар притаился домик, одиноко стоявший в саду, окруженном высокой каменной стеной с единственной массивной дверью.

Карл вынул из кармана ключ, без труда отворил дверь, запертую только на замок, затем, пропустив Генриха и двух слуг с факелами, снова запер ее за собою.

Во всем доме светилось только одно окошко. Карл показал на него Генриху и улыбнулся.

— Не понимаю, ваше величество — сказал Генрих.

— Сейчас поймешь, Анрио.

Генрих Наваррский с удивлением посмотрел на короля: и голос, и выражение лица Карла были проникнуты нежностью, до такой степени ему чуждой, что Генрих просто не узнавал своего шурина.

— Анрио, — сказал король, — я уже говорил тебе, что, когда я выхожу из Лувра — я выхожу из ада. Когда я вхожу сюда — я вхожу в рай.

— Сир, — ответил Генрих, — я счастлив тем, что ваше величество удостоили взять меня с собой в путешествие на небеса.

— Путь туда тесный, — сказал король, вступая на узкую лестницу, — и сравнение вполне уместно.

— Кто же тот ангел, что охраняет вход в ваш Эдем, сир?

— Сейчас увидишь, — ответил Карл.

Он сделал знак Генриху ступать тише, отворил одну дверь, затем другую и остановился на пороге.

— Взгляни! — сказал он.

Генрих Наваррский подошел и замер на месте перед трогательнейшей картиной.