БАЛЛАДЫ, 1 Эти стихи в переводе сокращены больше чем какие-нибудь другие. Я плохо знаю греческий язык, и Кавафиса читал только с помощью параллельных переводов. Они не могли передать главного во всяком поэте – языка. Где Кавафис архаичен, где прозаичен, где торжествен, где сух и, главное, зачем – я не знаю. Поэтому он всегда казался мне докучно многословным. Он походил на нашего Случевского – безъязычного русского Бодлера, поэта, который чувствовал мир как человек XX века, но был обречен говорить о нем громоздким и неприспособленным языком XIX века. Ни Случевский, ни тем более смутно расслышанный Кавафис в этом не виноваты: виновата смена вкуса, от риторики обилия – к риторике сжатости. Здесь только стихотворения на античные темы: чисто лирические стихи Кавафиса моему чувству недоступны. Стихи расположены в приблизительной исторической последовательности. О Демарате можно прочитать у Геродота, о риторе Героде Аттике у Филострата, о Либании у Либания; поэт Мелеагр – эпиграмматист из евангельской Гадары, а поэт Ламон выдуман. Деметрий – это Деметрий Полиоркет, царь без царства; Феодот – тот, который побудил последнего Птолемея зарезать бежавшего в Александрию Помпея в угоду Цезарю; Артемидор – тот, который в день убийства Цезаря подал ему письмо о заговоре против него. КОНСТАНТИНОС КАВАФИС Молитва Утонул моряк, а мать и не знает, И свечу пред Господом теплит, И всепонимающими глазами Смотрит на нее Богоматерь. Фермопилы Счастлив, кто стережет Фермопилы духа: Помнит долг, Справедлив и милостив, Щедр в богатстве, щедр в бедности, Сам не лжет, но прощает лгущих И знает, Что уже за спиною его – враги. Измена На брачном пиру Пелея и Фетиды Пел им Аполлон О грядущем их сыне, о его Светлом детстве, бранной славе, бесскорбной старости. Ахилл погиб, И Фетида билась в неистовстве, А потом спросила: «Где же был Аполлон?» — И услышала: это он и грянул В грудь Ахилла золотою стрелой. Почему? Троя Мы как в Трое: Окрыляемся малейшей удачею, А потом Ахилл Грянет криком – и мы трепещем. Мы как в Трое: Полагаемся на доблесть и смелость, Но ударит рок — И бежим мимо стен, как давний Гектор. А со стен Уж оплакивают нас Приам и Гекуба. Итака Когда встанет время отплыть в Итаку — Помолись, чтоб долгим был путь, И он будет мирным — Потому что киклоп, лестригоны, Скилла Не в морях, а в твоей душе. Долгий путь, Светлые заводи феаков, Щедрые причалы финикиян, Мудрые беседы египтян, А Итака – вдали, Ждущая тебя старцем, Просветленным, умудренным, богатым, Ибо лишь для нее, Каменистой, убогой, скудной, Ты поплыл стать таким, как стал. Демарат
Демарат, спартанский изгнанный царь, Живет советником при Дарии и при Ксерксе, Готовит их войско для похода на Грецию, Чтобы вернуть себе трон, И молча знает, Что победа останется за греками. Эту тему придумал софист Порфирий Для очередной декламации. Эсхил («Сидонские юноши») Он велел написать на своей могиле: «Я, Эсхил, славно бился при Марафоне». Он хотел, чтоб читающие воскликнули: «Но его трагедии еще славней!» Артаксеркс («Сатрапия») Горько изнемочь И прийти к Артаксерксу в Сузы, И просить, и получить все просимое, Потому что нужны тебе не сатрапии, А лишь слово в похвалу твоему слову. Лакедемоняне («Год 200 до Р. X.») «Александр, сын Филиппа, со всеми эллинами, кроме лакедемонян» — Сказано в надписи. Это правда: Лакедемонян не было — Никогда, ни с кем, ни за кем. Это без них Были Граник, Исе, Арбела, Индия, Это без них Маленькая Греция стала миром. Мы ее наследники — Александрийцы, антиохийцы, бактрийцы — Александра, сына Филиппа, со всеми эллинами. Кроме лакедемонян. Деметрий Македонцы предпочли Деметрию Пирра. Деметрий снял златотканый плащ, Надел темный И ушел, как актер, сыгравший зрелище. А народ обиделся: «не по-царски!» Филэллин Сделай лицо величественным, Диадему на греческий лад, На обороте какой-нибудь дискобол, Надпись без напыщенности, И обязательно причекань: «Филэллин». Нечего смеяться, Что от нас до них и горы и реки: Так ведь пишут и те, кто подальше нас, А захожие софисты бывают всюду. Герод Аттик Александр Селевкийский пришел в Афины, А в городе никого: Все ушли послушать Герода Аттика. Александр ему пишет: «пусти хоть сотню», А Герод: «я вернусь, и со мной афиняне». Много молодых В Александрии, Антиохии, Бейруте, Говоря в застольях о любви и мудрости, Замирают на полуслове, Вспомнив Герода Аттика, Потому что куда он, туда и все. |
