Из «Полей в бреду» Лопата 16/48 Серая земля, серое небо, Голый луг, стылый холм. Встала мертвым деревом, воткнута холодным железом Лопата. Сад дик, дом пуст, на полу зола. Богородица упала из ниши. Трупы жаб в колеях, стоны птиц над колеями. Начерти над степью крест. Вырублены деревья. Смолкли колокола. Солнце ворочается, как жернов. Над взбухшим трупом земли — Лопата. Из «Городов-спрутов» Заводы 21/105 Красные кубы, черные трубы Верстами в ночь, — Желтоглазые над смолью каналов, День и ночь клокочут заводы. Дождь, асфальт, пустыри, лохмотья, Из трактиров сверкает ярый спирт, Низколобая злоба бьется в злобу, В сердцах скрежет, И клокочут заводские корпуса. Дышат паром стальные челюсти, Золото под молотом брызжет в тьму, Лязг, напор, маховик как пленный вихрь, И снующие зигзаги ремней Шестизубьями в такт, в такт В клочья рвут вылетающее слово. За стеной – каналы, вокзалы, бег От заводов к заводам и заводам Чередой, грядой, в клокоте, в клекоте, И огни взмывают вдаль, вдаль В ржавое небо к слепому солнцу. И в воскресный день Город спит, как молот на наковальне. Биржа 20/95 Золотой кумир Над побоищем черных скопищ, Огненный перекресток Страха, риска, гордыни и безумия. Золотой маяк, И плывут к нему паруса ассигнаций. Золотой дворец, Бег вверх, бег вниз, сушь губ, всхват рук, Вал цифр в вал цифр, Бьются, рвутся, мчатся, разятся, Предан, предал, сгинул, выжил, Слажено, порвано, сторговано, упущено, Самоубийцам – похороны по первому разряду. Золотой мираж, К нему взмолены миллионные руки. Золотая пирамида, золотой куб, И на цифрах к нему мостится счастье. Все в одной петле, Ненависть работает, как машина. Золотая ось колеса фортуны. Порт 21/65
Все моря прихлынули к городу. Порт оседлан тысячею крестов. Солнце – красный глаз. Лязг цепей, грохот молотов, рев гудков. К городу прихлынули все моря. Море тяжкое, море земледержное, Море множеств, море – спор и напор, Взрывы нежности и порывы ярости, Море – пьяный дикарь – корчует скалы. Мол, как кнут, перерезает прибой. Вавилоны! Сплав ста народов! Город-пасть, город-пясть, схватить весь свет! Белый норд, желтый юг, Склады вздыблены: горы, леса и трупы — Словно в неводе, все на вес и в торг, Огненные вымыслы сквозь хищные числа Цедятся в золотой котел. Знак Меркурия на загаре матроса. Нефть и уголь дышат в улицы с набережных. Вспышки катятся по рельсам, и вдаль, и вдаль. Город дышит миром сквозь поры порта. Бунт 33/104 Улица – летящая лава тел, Бешено вскинутые руки, Взрыв, порыв и призыв; В огненном закате — Смерть: набат, Копья, косы и скошенные головы. Все, что снилось, мнилось, томилось в душах, Вдруг взметнулось тысячею клинков. Глухо ухая, Отмеряют пушки за ревом рев. Циферблаты как глазницы без век: Камень, треск, и времени больше нет. Миг порыва Перевесил столетия ожидания. Все на пир ликующей крови, Живые по мертвым, На штыки, усталые ранить! Встал пожар золотыми башнями, Огненные руки рубцуют ночь, Крыши рвутся в черное небо. Молот в дверь, пляшет ключ, сбит запор, Пламя лижет судейские залежи. Вдребезги витражные лики, На последнем гвозде повис Христос. Просфоры – как снег под подошвами. Старье – в клочья! Трупами вздыбливаются рвы. Космы пламени на ветру. Дым метет подзвездные выси. Убивать, возрождаться, рождать Или пасть — Роковая глубинная мощь – одна, Встань весна зеленою или красною. Из «Представших на пути» Святой Георгий Молния стелется тропой из туч. Отвесный всадник летит с небес. Серебряный вихрь, золотой удар, Блещущий меч и копье, как луч, — Белый огнь, колокольный звон, Круженье звезд в распахе небес, Где в безднах – ангельские ладьи, И в высях – дева, царица, мать — Над мраком моих мучений, Над шрамами души, Над немощью стыда, Над злостью лжи, Над бегством в бедства, где смерть, Над ночью, За которой свет – как совет, И волною льется святой Георгий В душу, падшую на колени: Ночь – прочь, свет – вслед, И на вскинутом лбу моем – лучезарный след. |
