«Моя песня…» Моя песня Тяжела любовью, глуха враждою, А твой рот Мил любови, нежен вражде, И ни слова, Как смеешься ты себе у ручья, И ни эха имени твоему. Я иду по откосу над ручьем, Плещет эхо, Пасется стадо, Изгороди в красном шиповнике. Небо и земля, Больше ничего, И в погоде щепотка милой осени. КАРТИНЫ, 1 ЭМИЛЬ ВЕРХАРН Из «Призрачных деревень» Перевозчик 17/60 Перевозчик гребет к бурному берегу, А в зубах зеленая камышинка. Крут поток, И все дальше облик на берегу. Сломлено весло. Смотрят очи окон и циферблаты башен. Сломлено другое. Все отчаянней облик на берегу. Сломлен руль. Меркнут очи окон и циферблаты башен. Он без сил. Только слышен голос на берегу. Рвется взгляд В умирающий голос на берегу. Море раскрыло пасть. Гибнет страсть, Но жива в волнах зеленая камышинка. Рыбаки 15/88 Ночь. Снег. Река. Луна. Огоньки. Рыбаки. Судьбы в безднах. Неводы над безднами. Сырость. Сирость. Безмолвие. Онемение. Каждый тянет свое из черных вод: Боль. Беду. Нищету. Раскаянье. У реки ни конца и ни начала. Тишь. Смерть. Не дырявит туман кровавый факел. Люди удят себе погибель. А над спинами, над тучами, над мраком — Светлокрылые звезды в голубизне. Но застывшие этого не чувствуют. Столяр 12/75 Столяр знания Шарит вздыбленным мозгом В золотой ночи мирозданья. Блеклый взгляд сквозь очки, Растопыренный циркуль, отвес, лекало, Тень от рамы крестом на верстаке. Мир сквозь ум Точится в квадраты, триангли, диски — Без огня и даже без тоски. Эти диски – как просфоры причастия. Он умрет – и будут играться дети Безделушкой вечности. Звонарь 15/78
Как слепые быки, ревет гроза. Молния в колокольню! Запрокинутый звонарь в вышине — И набат над площадью Громом рушится в зернистые толпы. Колокольня осыпается искрами. Звонарь бьет в безумье и в страх. Колокольня по швам в разрывах пламени. Дико пляшут колокола. Золотые щупальца вкруг помоста. Звонарь вызвонил погребальный зов. Раскололись стены. Черными углами метнулись колокола. Звонница иглою в земле. Звонарь мертв. Канатчик 21/106 На столбах крюки, на крюках волокна, За столбами поля и закатный горизонт, А перед столбами канатчик Сучит вервь из волокон и лучей, — Отступая вспять, вспять, вспять, Тянет из заката пыланье далей. Там бушует ярость веков, Полыхают путеводные молнии, Красной пеной кипят отравы. По дороге пыльной, вспять, вспять, Тянет на канате буйные дали. Там пылает металл в плавильнях, Жизнь и смерть из реторт взрывают мир, Знанье бьет крылами над гробом Бога. Меж рекой и лугом, вспять, вспять, Тянет к яви строгие дали. Там сплотится мечта и мысль, Там закон осенит покой, Там в любви отразится Бог. Вспять — На канате звездные дали. Могильщик 21/115 В черном зеве ямы рябит могильщик. Кладбище – сад гробов и кипарисов. Треснутые плиты, отравленная пыль. Яма ждет покойников нищеты. Все дороги сползаются к кладбищу, А в гробах – окоченелая страсть, размозженная доблесть, догнивающая любовь — Колокольный звон над могильщиком. – выдохлось вдохновение, расползается мысль — Над могильной пастью стоит могильщик. – непрощенные обиды, неуслышанные мольбы — В стуке комьев земли по крышке гроба. Это в хрусте костей Настоящее Отгрызает прошлое у будущего. Над могилой – холм. Над колоколами – гудящий ужас. И могильщик вбивает черный крест. |
