Проза в вечернем свете Ранний вечер, ясное небо, синий день, голубая юность, маленькая луна, как беленькая душа. В такую пору у открытых окон девушки за пианино сладко грезят о девушках из былого. В такую пору томится шиповник о белой розе в мшистой руине. В такую пору курочкам снится петушок на церкви. А кроликам в поле – красная морковка. В такую пору я тебя встретил до начала жизни – в пятнадцать лет, во сне, как в раю. Синий воздух, дальние деревья, маленькая луна, как беленькая душа. Смерть пришла Бледная рука проросла в замке, вытянула палец, пролила лекарство. Кто там? Никого. В комнате тепло, но как будто снег. Пришла ко мне Смерть, села у огня, по белым костям дышит красный блеск. В костлявых руках маленький предмет блестит и подмигивает. Звякнул бубенец – мне уже пора? Нет, она встает, белая, прямая, точно минарет. Нет, она встает, треснувши суставами, и о лунный камень точит свой предмет. Наклонилась, ждет. Сынок, ты готов? Вот тебе и Смерть. Маленький удар, весело блеснув, развел душу с телом, и моя душа весело летит белить свое белье в длинный лунный свет. Она умерла Она умерла от любви, ее схоронили в земле. Ее схоронили одну, схоронили в сосновом гробу. И весело тронулись прочь, и весело стали петь. И вышли в поля, в поля, и пели в полях, в полях: «Она умерла от любви, и каждому свой черед». Смерть светла Не надо верить в смерть. Вот солнце: Оно как твои глаза. Не надо горевать. Вот небо: Оно как твоя душа. Тени расступаются: смерть светла. Не надо верить в смерть. Вот птицы: Взлетают из темных рощ. Не надо горевать. Вот небо: Поет, как твоя душа. Кончилось молчание: смерть ясна. Смерть ясна, смерть звенит — Ангелы с архангелами радостно поют. Люди их не слышат, а смерть верна — Пение несется к неведомой звезде. Смерть светла: Небо улыбается, как твоя душа. Не надо верить в смерть, не надо хмурить лоб: Душа твоя чиста, и небо как душа. Смерть пришла, и открылась жизнь — Светлые души вокруг со всех сторон! Лоб твой чист, бури позади — Радостный, радостный пред тобою рай! Голова святого Дениса Весна, весна над собором Богородицы! Над порталом распустилась большая роза. Весна, весна на коленях перед Господом в криках ласточек! Над порталом святой Денис со своей головой в руках. Гляньте: чудо! в каменных кудрях — птичье гнездышко; Над ним ласточки, как легкие думы. Хвала Господу, Господу Живущему! Наш весенний святой лелеет ласточек. Король Клавдий
Черный лес, черный сад. Я еду с охоты, черный и злой, а там, за спиной, – золотой закат. Так всегда, брат, убивший брата. А всему виною – ты, королева. Взойдем на башню, посмотрим на море. У берега лодка, из лодки выходит Гамлет. Он сумасшедший или просто устал? Сойдем, Гертруда, заглянем ему в душу. В лестнице шестьсот ступеней. С каждой смертью солнце все ниже. Крысы из нор смотрят на луну. Оботри ему лоб, Гертруда: мальчик простудится. Он увидит: я буду сидеть спокойно, ему понравится такой конец. Спасибо, государыня: я пью до дна! Гамлет Гамлет, наскучив чужим безумьем, объехал мир и видит при лунном свете, что он не покидал Эльсинора. Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир. Гамлет у стены, обращенной к Риму, слушает соловья, и прах двенадцати цезарей блестит ему из камней. Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир. Гамлет три раза обходит замок — вот и весь мир! А луна – это бедный Йорик, безмозглая голова. Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир. Башня бросила тень на террасу, по террасе гуляет призрак. – Ах, отец, давай путешествовать вместе: чтобы тебя найти, я трижды объехал мир! Фортинбрас Я, Фортинбрас, кого ждали так долго, выхожу на миг для последних слов. Я один заключаю драму, мои войска полегли за сценой. Синий плащ мой тяжел от крови. Занавес рушится на трубный звук. Раз, два, три — Эльсинор разобран. Мы с Шекспиром уходим за кулисы. Лондонская башня Это так — граф Варвик погиб: наконец-то, наконец-то погиб! Но, увы – жив старый Генрих, старый Шестой — выжил из ума, но жив. На блеклый лоб падает седина, он откидывает ее вновь и вновь, и слюни текут из губ. Он сидит в Тауэре над рекой, он в тюрьме, крысы и мыши кишат вокруг, но они не тронут его — он так бледен, что нагоняет страх. Он как лунный луч из решетчатого окна, за которым звездная рябь. И ему не вернуться ввысь, потому что большой паук переткал ему дорогу назад. Призраки – не для крыс, лунные лучи – не для мышей. Кругом темно, и нечем дышать — а король все жив. Ни еды ему, ни воды — а король все жив. И понадобится добрый Ричард Глостер, чтобы вдруг испустил он дух, — разумеется, только от меланхолии. |