Конец 10/32 Берег, ночь, скала, одиночество. Вдалеке – рыбаки вокруг костра. В черной памяти – блеск и пляска города, И сквозь боль – незабытый светлый взор. Жить бы мне здесь — Как много был бы я судьбою одолжен, — А теперь у ней нет прав на благодарность. Это юность стала раскаяньем, Опыт – пустотой, И желанья мои – изгнанием. Лермонтов ЭЛЕГИИ, 2 Я занимался русской поэзией начала XX века, мне приходилось читать стихи французских символистов, которым подражали русские. Чтобы читаемое не смешивалось в голове, я старался запомнить суть, схему каждого стихотворения, отбросив все амплификационные приемы. Стиль от этого менялся так катастрофически, что иногда я стал это записывать. Больше всего записей у меня оказалось по Анри де Ренье. Это потому, что я очень не люблю Анри де Ренье – может быть, в переводах это чувствуется. Подойти к нему мне помог И. Коневской, начинатель русского символизма. В его архиве в РГАЛИ безнадежно ждет публикации множество прозаических переводов стихов и прозы самых разных авторов – от Эмерсона до Верхарна и от Ренье до Ницше, и все – тем монументальным прарусским языком, каким писал только он. Это Коневской подсказал мне несколько неожиданных слов; опираясь на них, я стал переводить остальное. Почти все стихи – из ранней книги «Игры сельские и божеские». Я прошу прощения за то, что элегии здесь перебиваются, как в оригинале, песнями и песенками. АНРИ ДЕ РЕНЬЕ Кошница 18/49 Ива над рекой. Сплети прутья. Дно будет круглым. Вечер. В эти струи смотрело Время. Спи. Ты прожил день, и ты сплел кошницу. Это Оры-часы босой походкой Из Сегодня в ненасытное Вчера Унесут в твоей кошнице свои цветы: Друг за другом, рука с рукой. И настанет утро, Улыбнется ива тайному лету. Ты устанешь от ее гибкости. Ты ударишь Резцом в резкое серебро, чеканя Все те же цветы. Опечаленные Оры вернутся С горьким яблоком, жесткой гроздью, сухою веткой. Выцветут серебристые ивы. Умчатся птицы. Ты захочешь вспомнить былую радость И вместо серебряной выковать золотую кошницу. Снова Оры, любя, придут на зов твой, Но затем лишь, чтобы собрать в нее твой пепел. И пред их наготою смежишь ты очи. Сбор 16/46 Синяя волна, золотая пена взмелась на берег. Белая и нагая, твои пальцы в соленой гриве. Ты стоишь, смеешься, море лижет нежные ноги. Заря брызжет тебе навстречу. Травы тянутся цветками к твоей ладони. Над тобой весна, под тобою лето. Поле ходит золотыми волнами. Плющ и грозд обвивают ленивый жезл. Мох ласкает ноги. Ручей сверкает. Отдохни. Престол твой – из солнца. Но из низин к нему уже всползают сумерки И хватают тебя за руки. Тропы круче И колючки злее. Цветы облетают под пальцами. Дождь и мгла клубятся вкруг бледной плоти. Ты лишь тень меж голых стволов. И слышишь: Ржут вдали морские кони. Их шпорит Время. Песнь 1 24/58
Сентябрь! Спят бок о бок двенадцать месяцев в лоне года. Сентябрь! Наступал твой черед настать, Вились ржавые листья винограда над вертоградом. Листва золотилась плодами. Ветер был как время в полете. Я не знал и, плача, шел по меже. Сентябрь! Если бы я знал: ты придешь На развязку всех извившихся троп, На порог вертограда под виноградом, — Я не бился бы лбом в затвор зимы, Не рыдал бы цевницами апреля, Не считал бы кружащиеся листья, Как песчинки золота в часах, И не задыхался бы летней страстью, А сказал бы только: Сентябрь! Вот ты ждешь меня, и Любовь с тобой рядом, На порог легла ваша двойная тень, Ветер свеж, как время, и над водой Распускаются фонтаны, как пальмы, И как лилии лебединые шеи. Двойная элегия – Там, где нежилась горлица, стонет филин. Из твоей могилы растут цветы. Воротись: твой сад тебя ждет. Необутый и постарелый, Воротись из забывчивых твоих мест Долгою тропой К нашему источнику, который плачет, А потом смеется своим слезам. Двери смазаны оливковым маслом, В ясеневых чашах – молоко и вино, Яблоки – на столе. Я так любила тебя мертвого, что ты будешь жив. А когда не станет во мне надежд, То не станет в часах воды и в лампаде масла. – Пусть горит лампада, а часы плачут, — Мне к источнику твоему не прильнуть, Потому что поцелуи умирают с губами. Я прах под мрамором, Я тень неслышная, И твоим рукам меня не обнять — Разве что во сне, На пороге, где ты замрешь, почувствовав, Как я приближаюсь к тебе сквозь ночь, Ибо только там ты достойна призрака. Призрак Вглядись в свет, вглядись в тьму. Вечер красен кровью, рассвет – румянцем. Плачет влага, страждет душа. Вечер мчится, держа кого-то за руку. Путь раздваивается, как копыто фавна. В сущем звере скрыт мнимый бог, Как в кремне – огонь, Как в тебе – призрак, Как в зеркале – отражение зеркала. Твой поющий голос – и тот, Когда ты испьешь смертных струй, Не пойдет ли тенью вслед твоей тени Выть От крыльца до крыльца и от ворот до ворот? |
