«Осенние вечера, испуганные леса…» Осенние вечера, испуганные леса, Хижина вся дрожит, часовенка вся в огнях, Осенние вечера, подсвеченные луной. Понурый конь устало ждет, когда придет его седок — боец в броне, чей меч – как вихрь в ночи усталых душ. Дама Бертрада клонит лоб, Молит о милом всех святых: «Рыцарь, вернись, рыцарь, вернись!» А рыцаря нет. И только безгубый смех Слышится меж ветвей. КАМИЛЬ МОКЛЕР Памяти 6/16 Вот женщины уходят в сумерки, Умирают голоса, выцветают памяти, Как листья. Как бродяга на груде листьев, Ты засни, душа моя, в этих памятях: Согрейся. ЭРНЕСТ РЕЙНО Брюгге 7/14 Крупинка Испании в растворе Фландрии, Устье реки, забытое морем, Слава гербов, рассыпавшихся в пепел, С них слетает лебедь к твоим каналам, — Под звон часов над сонными переулками Ты никнешь В мертвые воды под ивовою сенью… ФЕРНАН ГРЕГ Молитва 10/32 Боже мой вчерашний, Потемневшее имя твое во тьме, Выроненное на житейском моем пути, — В сытый час, когда на лысый мой лоб ты веешь ласкою, Я стремлюсь в тебя, дрожа, как светильник в ночь И как синее пламя в желтое. Замирает в утробе бурчанье страсти, И я рвусь в твой взгляд из зеркала бытия, Чтобы сделаться алтарем твоему пламени, Боже мой Неведомый. АЛЕН БОСКЕ «Пророков спросили…» Пророков спросили: – Умирают ли боги? Пророки сказали: – Откуда мы это знаем? Их спросили: – Этот мир бесконечен? Они сказали: – Нам это тоже интересно. Их спросили: – Тело – это форма души или душа – это форма тела? Они сказали: – Мы тоже об этом спрашиваем. Их спросили: – Будет ли жизнь после смерти? Они сказали: – Мы надеемся, но мы не уверены. Их спросили: – Восполняет ли истина неистину? Они сказали: – Хорошо бы, если бы так. И тогда пророков убили, а вопросы, еще того страннее, стали задавать баобабу, рекам, диким козам, красному камню, летучему ветру и были рады толковать по-своему их большое-пребольшое молчание. «Два дивана…»
Два дивана: на одном человек, на другом — Бог. Между ними – книга, она цвета плоти и крови. Человек говорит потихоньку: «Это я ее написал». Бог в ответ ему шепотом: «Это я ее диктовал». Помолчали, а потом книга говорит: «Это я родила вас обоих, человек и Бог, одинаковые и очень непослушные». Раскрывается и вбирает их в себя. Два дивана стоят пустые. РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ О фонтанах Иногда я воистину их знал, водометы, непостижно стеклянные деревья. Они были – как будто мои слезы, в исполинских снах вмиг пролитые и потом забытые. Так забыть ли мне, как небесные тянутся ладони в гущу стольких теснящихся вещей? Я ль не видел безмерного величия старых парков, вставших навстречу нежным полным ожидания вечерам, или бледных песен, вставших из уст дальних дев, и перелившихся через край напева, и ставших явью, словно чтобы отразиться в открытом зеркале прудов? Но лишь вспомню я обо всем, что постигло фонтаны и меня, — и я чувствую в струях вновь и вновь тяготу паденья. Я вас знаю, ветки в отклоне, голоса-огоньки, и пруды, повторявшие лишь берег сдвинуто и бледно, и вечерние небеса, которые отшатнулись, выгнувшись и темнея, от обугленных закатом лесов, словно не об этом мире они мечтали… Так забыть ли, что звезда звезде как камень, каждая замкнувшись от ближних сфер? что все миры лишь сквозь плач узнают друг друга? Быть может, для кого-то мы сами – в небесах, и они на нас смотрят вечерами, и поэты их поют нас. Быть может, к нам несутся мольбы или проклятья, но не долетают до нас, ближних Бога, мнимого в наших высях, в ком их вера, в ком их потеря, о котором их одинокий плач и чей образ, как отблеск ищущих их лампад, мимолетным веет светом по разрозненным нашим лицам… |
