«Концерт — “Villa Mon Repos”

(Первая гастроль Игоря Северянина)

На концертной эстраде “Villa Mon Repos” впервые выступил Игорь Северянин. <...> При совершенно смолкнувшем зале Северянин прочёл ряд поэз преимущественно из сборника “Громокипящий кубок”, как известно, наиболее интересного.

Как воспоминание далёких петербургских времён, безвозвратно канувших в Лету, прозвучали напевные строки “Письма голубого”, “Ананасов в шампанском”, “В жёлтой гостиной серого клёна” и много другого, что поэт неустанно читал, отвечая на несмолкавшие вызовы публики. Кажется, так в “Mon Repos” не принимали ещё никого».

Нельзя не отметить и сообщение об участии в вечере певца, фамилия которого так много говорит советскому человеку, — отца Георга Отса: «Выступал и баритон г. Отс, артист эстонской оперы, недавно приглашённый в “Моп Repos”. Красивым, сочным голосом артист пропел ряд романсов...»

Северянин становится своеобразной звездой благотворительных концертов: билеты раскупают в один-два дня. Выступая на вечере в пользу газеты «Последние известия» в Таллинском драматическом театре 12 сентября 1919 года, поэт вновь почувствовал восторг «северянисток».

В августе 1920-го он становится постоянным сотрудником русской газеты «Последние известия», выходившей в Таллине до 1926 года, а 1 сентября — постоянным сотрудником рижской газеты «Сегодня».

В газете «Последние известия» его вечера анонсировались, и отчёты о них печатались под рубрикой «Театр» в заметке «Поэзовечер»:

«Третий раз раздаются в Эстонии изысканные строфы Игоря Северянина. В третий раз поэт читает свои стихотворения перед Ревельской публикой, и снова звучат бодрые слова, дышащие любовью к жизни и к солнцу.

Из двадцати стоявших в программе поэз почти половина уже известна по прежним сборникам и поэзовечерам, но тем не менее сегодня (25 сент.) и в них звучала какая-то новая нотка, — я говорю “нотка”, почти в буквальном смысле слова, т. к. в манере чтения поэта произошло какое-то изменение. Его обычное, совершенно своеобразное, пение почти исчезло, и, быть может, от этого и сама мысль и форма, её выражающая, приобрели некую чёткость и кованость.

Я надеюсь вернуться в специальной статье к подробному разбору последних поэз Северянина. Пока отмечу большой и “сознательный” (со стороны публики) успех, который он сегодня имел».

Для того чтобы представить программу такого поэзовечера, приведём заметку до конца:

«Г-жа Аманда Ребанэ произвела превосходное впечатление благодаря очень хорошему голосу приятного тембра (её меццо-сопрано временами переходит в контральто), а также на редкость благородной манере пения. В её исполнении много вкуса и художественного чутья. Делает честь артистке серьёзный выбор исполняемых ею вещей (“Я всё ещё его люблю” Даргомыжского, “Весенние воды” Рахманинова и ария и песня из “Кармен”).

Заслуживает большой похвалы совершенствующийся с каждым разом г-н Глебов. Прекрасно прозвучали романс Врангеля “Ты моё утро” и арии из “Демона” и “Фауста”.

Танцы г-жи Филаретовой очень колоритны и пластичны. В них чувствуется огонь и живость молодости».

Как мы видим, программа участников концерта не была связана с поэзами Северянина, как это было в 1910-х годах. Трудно было найти исполнителей, да и слушателей, помнивших его стихи, оставалось немного. Однако о настоящем успехе Северянина у студентов Тарту во время первого выступления в университете рассказал Вальмар Адамс:

«На округлых тумбах — в центре города и в его заречной части — расклеены афиши, гласящие, что 6 февраля 1920 года в Тарту состоится поэзовечер Игоря Северянина. Все билеты распроданы.

Блещет огнями аула — актовый зал старинного университета. В первом ряду восседает, с неизменной хризантемой в петлице, поэт Генрик Виснапу, подле него беллетрист Фридеберт Туглас со своей статной женой Эло, близ них — красавица поэтесса Марие Ундер и её трубадур из Сянна, рядом лектор Тартуского университета Борис Правдин, владелец Карповой мызы Булгарин и другие широко известные деятели города.

Игорь Северянин исполняет стихотворения из своего сборника “Громокипящий кубок”/ Поэт словно чеканит строки металлически звенящим голосом, подчас распевает их на созданные им самим мотивы. Баритональный бас поэта переполняет весь зал. Каждый слог доносится до балкона, где множество студентов, затаив дыхание, следят за исполнителем, восхищаясь витальностью Северянина, бурно аплодируя даже тогда, когда от них — эстонцев — порой ускользает значение отдельных слов. Жизнерадостность стихов поэта близка молодёжи. Они — призыв к естественной жизни, к миру, любви, веселью, к трудовым ритмам. Да, вопреки всему, жизнь продолжается:

Слушатели как бы ощущают: среди них — само Солнце. И, кажется, не было ужасов войны, “щемящего ненужья” нужды, на мгновение даже сдаётся: раскаты боёв навсегда смолкли, настал вечный мир».

Адамс продолжает: «Антракт закончен. Северянин читает стихи, посвящённые эстонским рекам, озёрам, лесам.

После концерта все двинулись небольшой компанией, по приглашению Правдина, к нему, на улицу Тяхе, 31. В передней именитого гостя встречает жена хозяина — француженка. Она приветствует поэта на своём родном языке. И тут обнаруживается, что, охотно “французящий” в своих салонных стихах, Северянин отнюдь не силён в этом языке. Да и всё общество, за исключением Правдина, не способно изъясняться по-французски.

Поднимая первый бокал, хозяин провозглашает здравицу в честь русского поэта на эстонской земле. В том же выспреннем тоне вторит оратору Северянин.

— Я космополит, — заявляет он, — но это не мешает мне любить маленькую Эстию. Страну эту любил и мой мэтр — Фёдор Сологуб, избравший Тойла для своего летнего отдыха».

«Эстония окружила меня гостеприимством, и мне хочется её отблагодарить хотя бы тем, что я примусь за перевод её стихотворцев, начиная от классика Крейцвальда до Адамса. В этом краю высоко ценят поэзию, здесь творят замечательные стихотворцы:

<...> Господа, провозглашаю тост за процветание Эстии — этого светлого оазиса!»

Характерно, что первый сборник переводов Северянина с эстонского языка — «Amores» Виснапу — вышел в Москве в конце 1921 года (на титуле — 1922-й). Границы ещё были проницаемы, и нэп позволял международное сотрудничество в книгоиздании (например, берлинские издания Есенина, Пастернака, Северянина, Маяковского и др.). К этому времени в таллинских газетах «Последние известия» и «Свободное слово» Северянин опубликовал около двадцати своих переводов. Возможно, по поводу подготовки «Amores» Корней Чуковский записал в дневнике 19 и 21 февраля 1922 года: «Сяду сейчас за Северянина... Нужно держать корректуру Уитмэна — переделывать Северянина». В письме А. М. Коллонтай Северянину от 29 ноября 1922 года указывалось: «Вы не издаётесь разве в Москве, в Госиздате? Мне казалось, что я там видела Ваши произведения. Снеситесь с ними».

Естественно, в переводах отразилась яркая индивидуальность поэта. В предисловии к книге Генрика Виснапу «Amores» Александр Кусиков прямо написал, что Северянин, переводя оригиналы, их «северянизировал до “грёзоужаса”». Однако вряд ли всё исчерпывается каламбурной фразой Кусикова. «Переводческая деятельность Северянина, до сих пор являющегося крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык, практически не изучена, — пишет Галина Пономарёва,— но своё кредо переводчика он недвусмысленно выразил в предисловии к стихам Алексиса Раннита (Долгошева) “Via dolorosa”: “Я старался при переводе настоящей книги дать именно перевод, а не пересказ мысли и предмета, старался уловить дух, настроение, ритм внутренний и внешний, богатство ассонансных рифм и яркость слов, где они имелись в подлиннике”».