Рецензент «Тоста безответного» Леонид Фортунатов констатирует в статье «Куплетист на Парнасе»:

«Изумительная продуктивность, редкая производительность, исключительная трудоспособность отличают Игоря-Северянина. Такой молодой, а уже 6-й (прописью — шестой!) том стихов преподносит читающей публике.

Вчитываешься, одну за другой перелистываешь страницы изящно изданного шестого тома. Хочется найти хоть несколько настоящих стихотворений, хоть одно бы, хоть несколько строф, рождённых подлинным вдохновением и идущих от сердца к сердцу. <...> Но как пристально ни вчитывайся, и при наилучшем, наиболее доверчивом и любовном отношении к поэту — ничего не найти на унылых страницах шестого тома Северянина».

Давая уничтожающие оценки очередной книге Северянина, улавливая свойственные поэту диссонансы, Фортунатов называет её автора то лысым и почтенным (иногда добрым) бухгалтером, то «новоявленным Петраркой наших дней». Вместо искренности видит в его стихах «похвальную откровенность», с которой поэт «рассказывает о себе всё, что возможно.

Мы узнаём даже и о том, как велик темперамент поэта и его гвардейская правоспособность:

Так же убийственно иронично описано издание и тираж шестого тома, данные на обложке: «Бумага для этого издания изготовляется по специальному заказу. Шестого тома выпускается 6500 экземпляров: 500 нумерованных на александрийской бумаге в переплётах из парчи. 3000 в обложке работы Д. И. Митрохина и 3000 в обложке работы Н. И. Кульбина».

Добавим, что в составе каждого тиража издания «Собрания поэз» (в том числе 1916 и 1918 годов) также вышло по 500 экземпляров на александрийской бумаге в переплётах из парчи синего и тёмно-красного тона, с портретом автора. Это уже стало традицией после издания «Громокипящего кубка».

В ноябрьском номере «Свободного журнала» публикуется отрицательная рецензия на «Поэзоантракт»: «Всем поэтам свойственно писать вначале плохие стихи, но то обстоятельство, что Северянин, ещё ничего не дав по существу, уже роется в хламе детства, свидетельствует или о том, что у поэта нет впереди ничего, или о том, что у него слишком много “экспансивного” самомнения».

Своей Тринадцатой Северянин назвал актрису Марию Васильевну Домбровскую (в замужестве — Волнянская; 1895 — после 1922), сразу как только познакомился с ней 18 февраля 1915 года во время гастролей в Харькове. Как раз в это время поэт готовил к печати очередное восьмое издание своего «Громокипящего кубка». В посвящении к изданию (в составе «Собрания поэз», 1-е издание) Северянин написал:

«Эта книга, как и всё моё Творчество,

посвящается мною Марии Волнянской, моей тринадцатой

и, как Тринадцатая, последней.

Эст-Тойла. Лето 1915 г.».

Посвящение Тринадцатой и Автопредисловие были воспроизведены в девятом и десятом изданиях, также опубликованных в составе «Собрания поэз».

Лариса Рейснер писала о посвящении восьмого издания «Громокипящего кубка» Тринадцатой, которого не побоялся «утончённый гурман» Игорь Северянин:

«Никто не увидел пошлости в этом посвящении, не нашёл её в фиалково-лимонном гареме, которым Северянин окружил свою Тринадцатую. Тем охотнее нашли скабрёзность в задыхающихся стихах Маяковского. Его печальные многоточия, в которых больше ярости, чем желания, просмаковали вполне напоминая о цензурных многоточиях в поэме “Облако в штанах”. — Никто не захотел увидеть главного, чего нет и не было у Северянина, несмотря на эго-экстазы, груди-дюшесы и захмелевшие цветы: Любви.

А между тем, где её больше, громадной, нежной, чем в книге, которая называется “Маяковский”».

Мария Домбровская становится гражданской женой поэта и под именем Балькис Савская, которое взяла своим сценическим псевдонимом, выступает с ним на его вечерах. Северянин стихами отмечал ежегодно дату их встречи. Поэт называл свою возлюбленную Балькис Савская в честь героини романа Мирры Лохвицкой «На пути к Востоку» (1897), который считал шедевром.

В программе поэзовечера в Петрограде в зале городской думы 5 и 12 августа 1916 года значатся: «доклад “Поэт вселенчества (О творчестве Северянина)” — читает Георгий Шенгели. Новые поэзы исполняет Северянин». В последнем вечере с чтением поэз Северянина выступает Балькис-Савская (М. В. Домбровская).

Игорь Северянин не только придумывает возлюбленным красивые имена, но и предсказывает их появление в своей жизни. Рисуя образ идеальной возлюбленной в стихотворении «Тринадцатая», написанном в сентябре 1910 года, поэт предвосхищает встречу с женщиной, которая произойдёт почти через пять лет...

«Придворный гарем» в «родной Арлекинии», описанный в стихотворении «Тринадцатая», поразил воображение критиков. К. И. Чуковский писал: «И странно: тебе это шло, тебе это было к лицу, как будто ты и вправду инкогнито — принц и все женщины — твои адалиски. <...> Я каждую женщину хочу опринцессить! — таков был твой гордый девиз». И не только шло, образ предсказывал и мистически влиял на реальную жизнь.

Так Игорь Северянин предсказал не только имя, но и суть своих отношений с одной из любимых им женщин. Он обожествлял и воспевал её, семь лет они были вместе, но свою любовь поэт считал неразделённой. «Тост безответный» — так назвал он посвящённую ей книгу. Накануне Февральской революции Северянин уехал выступать на Кавказ. Поэзовечер в Батуми проходил в Железном театре:

Поэт выступал в Кутаиси в Городском театре по той же программе, в Тифлисе в зале Музыкального училища, в Баку в Театре братьев Маиловых.