О подобных «шалостях» вспоминала Вера Гартевельд, подруга знаменитой Паллады Богдановой-Бельской: «Среди завсегдатаев (кабаре «Бродячая собака». — В. Т., Н. Ш.-Г.) был знаменитый русский поэт Георгий Иванов, тогда совсем молодой человек семнадцати лет, который однако уже успел выпустить книжку стихов. Он был среднего роста, скорее тщедушный, с волосами, подстриженными чёлкой, которая закрывала лоб. Комната, где он жил, была как у девушки: постель покрывали белые кружева, туалетный столик украшен флаконами одеколона... Мой первый и единственный визит к нему домой происходил так: он сразу прошёл к туалетному столику, начал переставлять бывшие там флаконы и сказал между прочим: “Вот это — одеколон Кузмина”. Поскольку я ничего не ответила, а на лице у меня ясно было написано, что его одеколоны меня не интересуют, он, помедлив, произнёс: “А Вы не слышали, чтобы обо мне говорили, что я ‘такой’?..” Я довольно холодно ответила: “Нет, ничего подобного не слышала”. Получив книгу, я с благодарностью откланялась».

В этом контексте не случайно стихотворение Игоря Северянина «Диссона» построено на двусмысленности, на «диссонансе» между мужским и женским, а «Ваше Сиятельство» оказывается в финале «супругой посла»:

Январь 1912 года стал порой утверждения эгофутуризма, декларацию подписали вместе с Игорем Северяниным Константин Олимпов, Грааль-Арельский и Георгий Иванов. Вскоре Иванов, тяготившийся атмосферой любительства в кружке «Ego» и чуждый эпатажности, сблизился с Николаем Гумилёвым. В октябре 1912 года он вместе с Грааль-Арельским опубликовал в журналах «Гиперборей» и «Аполлон» письма-отречения от прежней группы, о вступлении в «Цех поэтов», но это было не переменой флага, скорее его обретением.

В отличие от кубофутуризма, который вырос на «глыбе слова мы» из творческого содружества единомышленников— авторов коллективных изданий, эгофутуризм был индивидуальным изобретением поэта Игоря Северянина. Его «двусмысленная слава», определившая своеобразное место Северянина в тогдашней литературе, содействовала провозглашению собственного стихотворного манифеста — «Пролог. “Эгофутуризм”» (1911).

«В отличие от школы Маринетти, — пояснял он позже, — я прибавил к этому слову (футуризм) приставку “эго” и в скобках: “вселенский”.

Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа — единственная истина. 2. Самоутвержденье личности. 3. Поиски нового без отверганья старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со “стереотипами” и “заставками”. 7. Разнообразие метров.

Предтечи:

К. М. Фофанов и Мирра Лохвицкая.

Скрижали:

I. Восславление Эгоизма.

1. Единица — Эгоизм.

2. Божество — Единица.

3. Человек — дробь Бога.

4. Рождение — отдробление от Вечности.

5. Жизнь — дробь Вне Вечности.

6. Смерть — воздробление.

7. Человек — Эгоист.

II. Интуиция. Теософия.

III. Мысль до безумия: безумие индивидуально.

IV. Призма стиля — реставрация спектра мысли.

V. Душа — Истина.

Ректориат:

Игорь Северянин

Константин Олимпов (К. К. Фофанов)

Георгий Иванов

Грааль-Арельский.

16 января 1912 года выработали устав Академии Эгопоэзии. В выработке пунктов принимали участие: Игорь, я и Георгий Иванов. Альманахи, сборники в издании Академии Эгопоэзии приняли называть нервниками по взаимному соглашению, накануне, меня с Игорем.

17 января 1912 года были получены из типографии печатные листы в количестве 510 штук (10 на бристоле) и разослали часть по петербургским и провинциальным изданиям. Решали теорию и устав перевести и издать на итальянском и французском языках.

Через неделю всему обществу стало известно о существовании “Академии Эгопоэзии Вселенского Футуризма”. О московских кубофутуристах ещё и помину не было нигде. Они все тогда группировались в содружестве “Гилея” в “Союзе Молодёжи”.

Спустя месяц после оглашения наших устоев Вселенского Футуризма в Москве был выкинут содружеством “Гилея” флаг со словом “футуризм” и потекли от него уставы, декларации, диспуты, желающие перекричать шум в печати, поднятый нашими скрижалями Эгопоэзии Вселенского Футуризма».

Вадим Шершеневич вспоминал, что ему слово «эгофутуризм» было незнакомо:

«Скоро я получил ответ следующего характера:

“Любезный почитатель!

Издательство ‘Эго’ ликвидировано, и книги распроданы. Был бы весьма рад исполнить ваш заказ, но увы! Пишите, я оботвечу все вопросы.

Ликвидатор ‘Эго’ — Лотарев”.

Этот почерк стал мне хорошо знакомым позже, когда я начал усиленно переписываться с “ликвидатором” Лотаревым. Это оказался Игорь Северянин, впоследствии первый ликвидатор футуризма».

Рядом с романтической версией поэта, полностью воплощённой в жизнь до самопожертвования, существовал и несколько пародийный вариант жизнетворчества в лице симферопольского купца Владимира Сидорова, выступавшего под псевдонимом Вадим Баян. Предисловие к его книге «Лирический поток: Лирионетты и баркаролы», изданной автором за немалую сумму у Вольфа, написал Северянин, напутствуя своего ученика.

Но не в интересах эгофутуристов было сливаться в представлении публики с кубофутуристами. Проблема самоопределения стояла перед ними особенно остро в 1913 году. Игнатьев, например, пояснял в «Небокопах», что Василиск Гнедов «выступал на их [кубофутуристов] диспутах лишь в качестве оппонента и блестяще доказал всю их несостоятельность». У Игнатьева не вызывало сомнения то, что только в подражание им московская группа «тёпленьких модернистов около умиравшего содружества “Гилея” выкинула флаг со словами “футуризм”». Поначалу Северянин также ревниво отказывал москвичам в праве называться какими бы то ни было «футуристами».

Противостояние кубо- и эгофутуристов неоднократно отмечали Брюсов, Чуковский, Гумилёв и др. Характерна рецензия Анастасии Чеботаревской «Зелёный бум» в VIII эдиции «Петербургского глашатая». Чеботаревская же, находя немало общего у психо-интимистов из Казани и московских новаторов, противопоставляла им петербургскую ассоциацию.

«Все эти группки, весьма много заимствовавшие из программы более скромных и более талантливых эгофутуристов (И. Игнатьев, И. Северянин, В. Гнедов, Крючков, Олимпов, Широков, Шершеневич и др.), — замечала она,— приветствуемы нами главным образом в их поступательной борьбе с академической рутиной, косностью и пошлостью... Но, стремясь, каждая из них, непременно перещеголять другую в “крайней левости”, они повторяют все досадные ошибки левых партий, борясь прежде всего между собой, а не с общим и далеко ещё не побеждённым врагом...»