— Мы готовы? – Изабелла опускается перед Амелией на корточки. Ее Величество выглядит бледной и явно старается казаться куда более уверенной, чем есть на самом деле.

— Да, - кивает Ее Высочество, даже не задумываясь.

Тоже опускаюсь на корточки.

— Помни, в любой момент ты можешь отказаться, - говорю девочке. - Это не обязательно, ты все равно сможешь обращаться драконом. Просто для этого понадобится больше времени. К сожалению, для всех нас будет лучше, если маленьким драконом ты станешь уже сегодня.

— Я совсем не боюсь, - говорит Амелия. - Это мама боится.

— А вот и нет, - возмущается Изабелла, но не очень сильно.

— Я научу тебя летать, - беру маленькие ручки в свои ладони. - Покажу, насколько огромен этот мир.

— И вместе защитим маму от плохих снов, - неожиданно серьезно заявляет девочка.

Глаза Изабеллы расширяются, кажется, таких слов она услышать не ожидала.

— Обязательно защитим! — подытоживаю я.

Мы покидаем замок в сопровождении пятерых воинов и направляемся вдоль стены, через небольшую расщелину, к редкому лесу, о котором мне рассказывал шаман. Ехать не очень далеко, но достаточно, чтобы происходящее там не стало ни для кого откровением.

На подъезде к лесу нас встречает тишина. Ни искры, ни шороха. Как будто и нет никого.

Осматриваюсь по сторонам.

— Что-то не так? - шепотом спрашивает Изабелла.

— Не знаю...

Воины тянутся за оружием, слышится шелест извлекаемых из ножен мечей.

— Эка нервные, слышу знакомый угрюмый голос - и из тени деревьев вперед выходит долговязая фигура в длинной меховой куртке с капюшоном. - Уймитесь. Я один.

— Что за игры? - спешиваюсь и подхожу к шаману.

Обмениваемся крепкими рукопожатиями и обнимаемся.

— Духи молчат - дурной знак, - говорит Г’рах Тар. - Нынче следует быть настороже. Даже в собственных стенах.

— Духи придут? – спрашиваю я.

— О том не могу знать. Я позову. Увидим.

— Никого не подпускать, - оборачиваюсь к стражникам. - Все готово? - снова шаману.

— Да.

— Тогда идем.

Помогаю спешиться своим женщинам.

Освещая себе путь факелами, идем по едва различимой тропинке. Глубже в лес, на небольшую поляну, в центре которой в освобожденном из травы земляном круге уже разложены ритуальные подношения духам.

— Г’ия Длеар, - шаман задерживается возле Амелии.

— Меня зовут Амелия – и я дракон, - чуть отступает под его ростом она, но, надо отдать должное - не бежит и не прячется за мать.

— Г’ия Длеар, - повторяет шаман. – Маленькая Первая под небесами. Не бойся, дитя. Я сделаю, что должно.

Скидываю куртку и остаюсь в одной легкой рубахе.

— Ничего не делай, чтобы ни увидела, - на всякий случай предупреждаю Изабеллу. - Со стороны подобные обряды кажутся странными. Будет шумно и даже страшно. Но что бы ни случилось, не вступай в круг.

— Ты точно знаешь, что делаешь? - с волнением в голосе спрашивает она. - Знаешь, я уже и не знаю. Может...

— Я знаю, что Г’рах Тар сделает все, что необходимо, как и я. Мы должны, Би. Ради Амелии, ради ее безопасности.

Изабелла порывисто кивает, делает пару глубоких вдохов.

— Я буду держать себя в руках. Обещаю.

— Отлично.

— Встань в круг, дитя, - командует шаман.

Амелия делает шаг, но потом, ища поддержки, оборачивается на нас.

Жестом останавливаю Изабеллу, а сам протягиваю девочке руку. Та будто сомневается, смотрит на мать, а потом уверенно вкладывает свою ладошку в мою.

Вместе идем к кругу.

— Мы здесь. Мы с тобой. Все будет хорошо.

— Я знаю, - кивает Амелия и выпускает мою руку.

Засучиваю левый рукав.

Г’рах Тар уже ждет с глиняной чашей и длинным острым ножом. Не особенно аккуратный надрез по моему оголенному запястью - и чаша начинает заполняться темной кровью.

Когда ее достаточно, шаман обходит земляной круг и немного выливает в заранее подготовленные углубления, расположенные по его краям. Остатки крови протягивает Амелии.

— Выпей, дитя.

Девочка морщится, но, на удивление, выполняет приказ без намека на каприз.

— А теперь самое главное, - говорю, подходя к Изабелле. - Надеюсь, духи ответят.

Замечаю, как у жены подрагивают руки, как, сама того не замечай, кусает губы.

Беру ее за руку, крепко сжимаю. От меня больше тоже нет толка. Дальше все зависит от искусства Г’рах Тара.

Шаман обходит четыре костра, сложенные чуть дальше от круга. Но огня нет, только тонкие струйки дыма, что в отсутствии ветра вертикально устремляются в чистое небо.

Г’рах Тар скидывает куртку и остается в одной набедренной повязке. Его сухое тело испещрено ритуальными шрамами и рисунками. Я знаю, что эти рисунки меняются в зависимости от обряда. Понятия не имею об их сущности, но что-то в них есть такое, что позволяет шаману дополнительно концентрироваться, взывая к силе предков.

Шаман усаживается на землю и закрывает глаза.

Какое-то время ничего не происходит. Амелия снова оборачивается на нас, но я показываю, чтобы тоже села. Один обряд никогда не походит на другой, духи могут отозваться быстро, а могут упрямиться всю ночь.

Надеюсь, нам повезет.

Окончательно темнеет.

Дым от костров сгущается, закручивается спиралями и собирается вокруг земляного круга, но внутрь не проникает ни капли.

Г’рах Тар начинает раскачиваться из стороны в сторону, а из его горла доносится едва различимое пение. Впрочем, на обычное пение это совсем не похоже, скорее, на вой раненого зверя, что чувствует приближение собственной кончины.

И вдруг этому вою вторит другой, далекий.

Изабелла вздрагивает, оглядывается в темноту.

— Так и должно быть, - успокаиваю ее я. – Это не волк?

— А кто?

Еще один вой, в другой стороне.

— Он называет их духами – те, кто когда-то владел магической силой и не смог уйти после смерти.

— Они опасны?

— Только вне круга и только если попытаешься встать у них на пути. По крайней мере, так говорил Г’рах Тар.

— Ты веришь ему?

— Да. Иначе бы мы сейчас здесь не были.

Еще один вой. И еще. Протяжные надрывные завывания тянутся со всех сторон, приближаются.

Амелия, все это время стоящая в кругу, вдруг пошатывается, ее ведет немного в сторону, а затем ее ноги подгибаются – и девочка оседает на землю.

Изабелла бросается к ней, но я перехватываю ее.

— Нет! – бросаю резкое. – Она выпила мою кровь. Кровь дракона. Для нее это не так опасно, как для обычного человека, но не бесследно. Изабелла, - Встряхиваю жену и разворачиваю ее к себе, - доверься мне.

Она хочет что-то сказать, открывает и закрывает рот, но ни звука не срывается с ее губ. Бледнее обычного, она вся дрожит, а в глазах, наполненных ужасом, мечутся отблески догорающих факелов.

Я должен выглядеть сильным, должен говорить убедительно, потому что ей это нужно. Потому что сам не уверен вообще ни в чем. Потому что этот обряд – он впервые.

Завывания совсем рядом. Кажется, стоит обернуться – и вот он, выходец из могилы, неупокоенная душа, что сотни лет вынуждена скрываться в горах, одержимая голодом и ненавистью ко всему живому. Так говорил Г’рах Тар. Добро и смирение не дают силу. Они слишком ненадежны, слишком размыты. Такую душу легко развеет даже легкий порыв ветра. Ненависть и злоба – вот сосредоточение мощи. Ненависть сподвигает человека свернуть горы, выжечь леса и поля, обратить целые народы в пресмыкающихся безвольных рабов. Ненависть способна изменить мир при жизни и способна направить силу после смерти.

— Не шевелись, - едва различимым шепотом, на самое ухо Изабелле. – Пошевелимся – нас увидят.

Теперь вся поляна затянута белесым дымом, дышать так тяжело, будто в глотку напихали тлеющих опилок.

Г’рах Тар почти исчез из поля видимости. Там, где он сидел, теперь видны лишь неясные очертания дергающейся тени. И именно к этой тени собираются другие – черные, холодные, источающие страх и отчаяние. Я бы никогда не пошел на подобное, если бы собственными глазами не видел все то, что случилось с замком безумца Фарвурда. Если бы не сны Изабеллы.