Когда читаешь летописный текст, складывается впечатление, будто князь и епископ соревновались друг с другом в церковном и гражданском строительстве. Ещё два великолепных белокаменных храма были возведены князем чуть позже: Дмитриевский на его дворе во Владимире, вероятнее всего, в 1197 году (дата его строительства в летописи не обозначена) и Успенский в Княгинине монастыре — в 1201-м (специально для княгини Марии, готовившейся к принятию здесь иноческого пострига, и на её собственные средства)[22].
Особое внимание в эти годы князь Всеволод Юрьевич уделял укреплению своих городов, возведению в них новых крепостных сооружений. Помимо Владимирского детинца и деревянной Суздальской, он возводит ещё две крепости. Летом 1194 года «заложил благоверный и христолюбивый князь Всеволод Юрьевич град Переяславль месяца июля в 29-й день, на память святого мученика Калинника». Как и Суздальская, Переяславская крепость была возведена за один строительный сезон: «того же лета» и «срублена».
Ну а другое строительство князя заслуживает того, чтобы выделить его особо. В том же 1194 году, видимо, ещё весной, Всеволод отправил своего тиуна Гюрю с людьми «в Русь», то есть на юг: «и созда град на Городце на Востри, обнови свою отчину».
Городец Остёрский, на левом берегу Десны при впадении в неё реки Остёр, на стыке Черниговского и Переяславского княжеств, некогда принадлежал отцу Всеволода князю Юрию Долгорукому. Он входил в состав Переяславского княжества, но мог представлять собой и отдельное, не подчиняющееся переяславскому князю образование: напомню, что Городец был оставлен Юрию Долгорукому после того, как тот потерпел в Г151 году жестокое поражение от князя Изяслава Мстиславича Киевского и был лишён Переяславля. Тогда в Городце сел на княжение сын Юрия Глеб, однако уже в начале весны 1152 года Изяслав и союзные ему черниговские князья сожгли Городец, сровняв крепость с землёй. И вот сорок с лишним лет спустя сын Юрия Всеволод вспомнил о своих «отчинных» правах на этот город.
Означало ли это, что он к тому времени вернул себе и Южный Переяславль? Возможно, хотя полной уверенности в этом нет. Но его строительная активность на Остре весной 1194 года в любом случае свидетельствовала о том, что он почувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы не только обозначить, но и затвердить своё присутствие в Южной Руси и вмешаться наконец в борьбу князей за преобладание на юге.
Всеобщая распря
Появление Всеволодовых людей «на Востри» более всего должно было обеспокоить киевского князя Святослава Всеволодовича.
Всеволод не зря «сватился» с Рюриком Ростиславичем. Оба правителя сблизились друг с другом ещё в конце 1180-х годов — во многом на почве взаимной неприязни к престарелому Святославу. А тот всё чаще попадал впросак — и, как правило, из-за собственных неумных или недальновидных действий, «тщательно фиксируемых летописцем»81.
Так, осенью 1190 года Святослав бросил в темницу торкского «князя» Кунтувдея, не раз предводительствующего «чёрными клобуками» в походах на половцев. Кунтувдей был верным союзником русских князей, но Святослав схватил его «по обаде», то есть по ложному доносу. Рюрик Ростиславич немедленно прислал в Киев своих людей — просить за Кунтувдея: «зане бе муж дерз и надобен в Руси». Святослав послушался свата и отпустил торчина, приведя его прежде к присяге. Но Кунтувдей «сорома» не стерпел и бежал к половцам, а те с лёгкостью освободили его от присяги («потоптавше роту»), Кунтувдей действительно был «дерз» и к тому же хорошо знал слабые места в обороне русских земель. Мстя за обиду, он повёл теперь уже половцев на Русь и захватил один из своих прежних городов в земле «чёрных клобуков», заодно вернув и собственных жён, и «челяди много».
В начавшихся войнах с половцами особенно ярко проявил себя в те годы молодой зять Всеволода Ростислав Рюрикович. Для него, княжившего в Торкском городе, измена Кунтувдея была особенно болезненной. Святослав же Всеволодович помощи князю не оказал: в ту осень он покинул Киев и уехал в Черниговскую землю — «на думу» с братьями. По той же причине отвлечён от киевских дел оказался и отец Ростислава Рюрик Ростиславич.
«Дума» Ольговичей была прямо направлена против него. У князей-«дуумвиров» возникли какие-то споры из-за волостей в Смоленской земле — как можно догадываться, из-за Витебска, которым владел смоленский князь Давыд Ростиславич, но на который претендовали и брат Святослава Всеволодовича Ярослав Черниговский, и полоцкие князья. Вновь едва не дошло до открытого столкновения. И Всеволод Юрьевич поддержал в этом споре свата Рюрика. «Рюрик же, сослався со Всеволодом, сватом своим, и с Давыдом, братом своим», отправил «мужей» к Святославу со старыми крестными грамотами «Романова ряда» — то есть заключёнными ещё его старшим братом Романом Ростиславичем: в грамотах этих, как мы уже имели случай заметить, оговаривались права князей и их взаимный отказ от притязаний на земли друг друга. Ростиславич спрашивал Святослава, держится ли тот прежних договорённостей или нет. Святослав поначалу грамот принимать не хотел — но это означало войну; он «много превся» с Рюриковыми людьми, даже отослал их от себя, но потом всё-таки одумался, вернул с полпути и целовал крест Рюрику и его союзникам «на всей их воле».
Так обозначилась новая коалиция князей, способная против желания киевского князя принимать важнейшие решения в жизни Руси. Коалицию эту составили три правителя — сидевший на юге великий князь Рюрик Ростиславич, его брат Давыд Смоленский и Всеволод Владимиро-Суздальский. И Всеволод претендовал на главенствующую роль в этой коалиции, считая себя старше и Рюрика, и Давыда. Он и был таковым — конечно, не по возрасту, но по принадлежности к поколению внуков Владимира Мономаха. Рюрик и Давыд приходились правнуками великому устроителю Руси, а значит, вынуждены были признать «старейшинство» своего троюродного дяди. «Нарекли меня во своём племени во Владимировом старейшим» — так заявит Всеволод Рюрику Ростиславичу несколькими годами позже, и Рюрик должен будет согласиться с ним: «А ты, брате, во Владимировом племени старей нас»82.
На зиму 1192 года Рюрик примирился и с Кунтувдеем, передав ему один из городов на реке Рось — «Русской земли для», как выразился летописец. Это тоже воспринималось как свидетельство слабости его соправителя — ибо у Святослава примириться с вождём торков не получилось.
Два князя никак не могли согласовать свои действия. Так, они вознамерились было заключить мир со всей Половецкой землёй — но не вышло: на Русь, как всегда отдельно, явились для мира сразу две половецкие орды; сначала долго препирались, кому ехать за миром первыми: русским к половцам или наоборот; затем, когда одна из половецких орд, отказавшись уступить, убралась восвояси, Святослав заявил, что мириться с «половиной» Половецкой земли не намерен. Пришлось разъехаться, не взяв мира. Потом, осенью 1193 года, князья надумали организовать большой совместный поход на половцев, но и эта затея провалилась: у обоих, и у Святослава, и у Рюрика, нашлись более важные дела: первый ссылался на то, что «в земле нашей жито не родилось»; второй собрался воевать совсем на другом «фронте» — против Литвы, враждебной смоленским и полоцким князьям.
Зато в поход на половцев в декабре того же 1193 года — откликнувшись на призыв «чёрных клобуков» и даже не отпросись у отца — выступил князь Ростислав Рюрикович, соединившийся со своим двоюродным братом Мстиславом, сыном князя Мстислава Ростиславича Храброго (впоследствии этот Мстислав Мстиславич сделается одним из самых прославленных русских князей и заслужит прозвище Удатной, то есть удалой, удачливый). Князья разбили половцев на реке Ивле, в трёх днях пути от Днепра, и вернулись домой на Рождество с огромным полоном «и со славою и с честью великою». Ростислав «с сайгаты» (захваченными в походе трофеями) отправился к отцу во Вручий, а оттуда в Смоленск, к дяде. Но и Всеволод Юрьевич не захотел оставаться в стороне от чествования своего зятя. Он поспешил присоединиться к торжествам — и потребовал, чтобы Ростислав явился и к нему тоже. «Слышал же Всеволод, тесть его, и позвал его к себе, — сообщает киевский летописец. — Ростислав же ехал ко отцу своему (так назван здесь Всеволод. — А. К.) в Суздаль, с сайгаты. Тесть же его держал у себя зиму всю, и одарил дарами многими, и с честью великою, зятя своего и дочь свою, и отпустил восвояси»83.
