Торжества проходили в Суздале, где пребывали тогда и князь с княгиней, и епископ Иоанн; «и бысть радость велика в граде Суздале». Присутствие здесь княжеской семьи объяснялось тем, что в Суздале строилась новая деревянная крепость. «Того же лета заложен бысть град Суздаль, и срублен бысть того же лета», — сообщает летописец.
А месяц спустя после «постригов» Юрия княжеское семейство находилось уже в стольном Владимире: «В то же лето заложил благоверный великий князь Всеволод Юрьевич церковь Рождества Святой Богородицы в граде Владимире. Начата же была строением месяца августа в 22-й день... при блаженном епископе Иоанне». Был устроен и монастырь, которому предстояло стать первенствующим во всей Владимиро-Суздальской, а затем и Московской Руси. Таковым он оставался до времён царя Ивана Грозного. Одним из первых настоятелей монастыря был печерский постриженник Симон — духовник супруги Всеволода княгини Марии (а возможно, и самого Всеволода) и первый епископ Владимиро-Суздальский.
Каменный собор Рождественского монастыря строили пять лет: он был завершён строительством и освящён 27 октября 1196 года. В истории России собор этот славен прежде всего тем, что в нём был похоронен внук Всеволода Большое Гнездо великий князь Александр Невский. Мощи одного из самых почитаемых русских святых хранились здесь до их перенесения в Петербург в 1724 году.
Этот выдающийся памятник русской архитектуры — многократно перестроенный и поновлённый — простоял до 1930 года, когда был безжалостно разрушен. Ныне на его месте возведён новый белокаменный храм — точная копия прежнего, времён Всеволода Большое Гнездо.
Год 1192-й ознаменован был новым большим пожаром, случившимся во Владимире 23 июля74. Это было событие, несомненно, трагическое, ибо во время пожара, продолжавшегося с полуночи и «мало не до вечера», погорела половина города (летописец называет число сгоревших церквей: четырнадцать), «и много зла учинилось грех ради наших». Но княжеский двор не пострадал. Успенский же собор погорел лишь внешне, так что стены пришлось заново белить известью: год спустя, на праздник Успения, «обновлена бысть церковь Святой Богородицы во Владимире, яже ополела в великий пожар, блаженным епископом Иваном и при благоверном и христолюбивом князе Всеволоде Юрьевиче, и бысть опять, аки нова, и бысть радость велика в граде Владимире».
Несколькими месяцами раньше, 26 апреля 1193 года, Всеволод устроил во Владимире «постриги» сыну Ярославу, а на следующий день «и на конь его всади» — и вновь «бысть радость велика в граде Владимире». Княжичу было тогда три с небольшим года.
В том же 1193 году, 25 октября, «до заутрени», у княгини Марии родился ещё один, шестой сын. Для отца это был особый, двойной праздник, ибо на следующий день праздновалась память святого Димитрия Солунского — его, Всеволода, именины. «Всеволод же велел учинить сыну своё имя — Дмитрий в святом крещении, а княжее имя учинил ему — Владимир, деда своего имя, Владимира Мономаха», — сообщает летописец75.
Седьмой сын Всеволода появился на свет полтора года спустя, 27 марта 1195 года. Он был назван Святославом, а в крещении Гавриилом, также в соответствии с церковным календарём (накануне, 26-го числа, праздновался Собор Архангела Гавриила).
Осенью того же 1195 года, 15 октября, Всеволод женил своего первенца, десятилетнего Константина. Отец спешил превратить мальчика в настоящего князя, а для этого его сыну следовало обзавестись княгиней — пусть даже возраст был явно неподходящим. Женой юного Константина стала Мария, дочь смоленского князя Мстислава Романовича, племянника Рюрика и Давыда Ростиславичей. «И венчан был в церкви Святой Богородицы во Владимире блаженным епископом Иоанном», — читаем в так называемом Летописце Переяславля Суздальского76. Свадьба устроена была с размахом: по свидетельству того же летописца, присутствовали на ней и рязанские князья: Роман, брат его Всеволод, брат Владимир с сыном Глебом, Игорь; и муромские: Владимир и Давыд Юрьевичи: «и бысть радость велика в граде Владимире».
Не успели закончиться эти торжества — как начались другие: 26 октября, на память святого Димитрия Солунского, то есть в именины и княжича, и его родителя, «были постриги у великого князя Всеволода сыну его Владимиру при епископе Иоанне». И вновь в присутствии тех же князей, которым Всеволод пока что не позволял покидать Владимир: «...и были, веселяся, у отца своего (Всеволода Юрьевича. — А. К.) за месяц, и так разъехались каждый восвояси, одарены дарами бесценными: конями, и сосудами златыми и серебряными, портами, и паволоками, и мужей их так же одарил. И поехали, славя Бога и великого князя Всеволода».
Последний, восьмой сын князя Всеволода родился 28 августа 1197 года и был назван Иваном (на следующий день праздновалась память Усекновения главы Иоанна Предтечи) — это имя стало для него и княжеским, и крестильным77. А 9 ноября того же года Всеволод праздновал «постриги» сына Гавриила-Святослава. Но это событие, вероятно, отмечалось не так пышно: после рождения младшего сына княгиня тяжело заболела. По словам летописца, она пролежала в немощи семь или восемь лет, до самой своей смерти.
Известия о семейных делах княжеской четы перемежаются в летописи другими — о многочисленных строительных работах, которые продолжались во Владимире и других городах княжества. В одних случаях заказчиком выступал князь, в других — епископ Иоанн, который находил работников для «церковного здания» и оплачивал работы.
Понятно, что для строительства такого количества зданий (причём каменных!), для возведения крепостей и крепостных сооружений требовались очень большие средства. И средства эти находились — и у епископской кафедры, и, главное, у князя. А это можно расценивать как ещё одно наглядное свидетельство успешного, поступательного развития всего княжества. Время смуты и междоусобицы ушло в далёкое прошлое; напротив, Залесская Русь процветала, привлекая множество людей, переселявшихся сюда из других, разоряемых половцами и собственными князьями областей Южной Руси. Собственно, процесс этот начался ещё при Юрии Долгоруком и Андрее Боголюбском и продолжился при Всеволоде. А новые люди — это и новые рабочие руки, и новые поступления в казну.
Со временем менялась и социальная структура общества. Князь и его окружение — опять-таки ещё со времён Андрея Боголюбского — всё больше отдалялись от остального населения. Андрей — в буквальном смысле, запёршись в своём Боголюбове. Всеволод — не покидая Владимира. Эти изменения отразились и в архитектуре и социальной структуре стольного города.
4 июня 1193 года князь Всеволод Юрьевич приступил к возведению новой Владимирской крепости внутри прежнего «города Мономаха»: «заложил... детинец в граде Владимире». Новые каменные стены должны были окружать княжеский и епископский дворы, отделяя их от остальной части города. Спустя два года работы были в основном завершены. 1 мая 1195 года епископ Иоанн заложил на вновь возведённых «воротах Святой Богородицы» — то есть ведущих к «Златоверхому» Успенскому храму, — каменную церковь во имя Святых Иоакима и Анны78; освящена церковь была полтора года спустя, 3 ноября 1196-го.
Зодчие владыки Иоанна тоже трудились не покладая рук. В сентябре 1193 года ими была обновлена церковь Святой Богородицы в Суздале. Летописец — а им, напомню, был кто-то из близких владыке Иоанну людей — не забыл указать, что суздальская церковь разрушилась не только «старостью», но и «безнарядьем» прежних церковных властей; заботами же «блаженного епископа Ивана» она стала словно новая и выглядела нарядно, по-праздничному: «покрыта бысть оловом от верху до комар и до притворов». Именно в связи с обновлением суздальского собора летописец вводит в текст похвалу своему епископу, из которой мы узнаём об участии в его строительстве русских мастеров — вероятно, в отличие от того строительства, которое вёл в те же годы князь Всеволод Юрьевич, пользовавшийся услугами иноземных специалистов и пришлых мастеров из других русских земель. «И то чуду подобно, — читаем в летописи о владыке Иоанне, — ибо молитвою Святой Богородицы и его верою не искал мастеров от Немец, но нашёл мастеров от клеврет (слуг. — А. К.) Святой Богородицы и своих: иных олово лить, иных крыть, иных известью белить. Ибо отверзнуты ему были от Бога очи сердечные на церковное дело, чтобы печься о церковных делах и клириках, как правому пастуху, а не наимнику»79.
