К нему Владимир и обратился за помощью. «...И послал ко Всеволоду, к уеви (дяде по матери. — А. К.) своему, в Суждаль, — рассказывает летопись. — И моляся ему:
— Отче, господине! Удержи Галич подо мною! А яз Божий и твой есмь со всем Галичем, а во твоей воле есмь всегда!»66.
И Всеволод действительно «удержал» под ним Галич. Он отправил своих послов «ко всем князьям» — надо понимать, и к Святославу Всеволодовичу в Киев, и к Рюрику Ростиславичу в Белгород, и к его брату Давыду в Смоленск, и к Роману Мстиславичу на Волынь, но также ещё и «к королеви», то есть к королю Беле в Венгрию, и «в Ляхи», то есть к Казимиру; «и водил их ко кресту на своём сестричиче: Галича не искати николи же под ним». Такое крестное целование было дано — и не только русскими князьями, но и восточноевропейскими монархами. (Заметим, кстати, что клятва, данная на кресте латинянами «римского закона», признавалась точно так же, как и клятва, данная православными.) Этого оказалось достаточно. «Владимир же утвердился в Галиче, и оттоле не бысть на него никого же».
Так, не участвуя в военных действиях и до поры вообще не вмешиваясь в события, Всеволод Юрьевич распространил свою власть ещё и на Юго-Западную Русь — сильнейшее в военном, экономическом и политическом отношении Галицкое княжество. Подобно рязанским князьям, Владимир Галицкий признал его «отцом и господином» и обязался быть «в его воле» — и отныне ни Святослав Киевский, ни польский или волынский князья уже не покушались на Владимирову «отчину»: в противном случае им пришлось бы «испрашивать» на это позволение у Всеволода Юрьевича — или вступать с суздальским князем в открытое противостояние. Другое дело, что «старейшинство» и «господство» Всеволода относились лишь к правителю княжества, его «сестричичу». Когда же в 1198-м или 1199 году Владимир умрёт, не оставив законных наследников, влияние Всеволода Юрьевича на галицкие дела сойдёт на нет, и занявший Галич с помощью поляков князь Роман Мстиславич никакого позволения на это у Всеволода спрашивать не будет.
Кириопасха
Освящение перестроенного Успенского собора в августе 1188 года — одно из последних деяний епископа Луки. Он умер год спустя, 10 ноября 1189 года[21], оплакиваемый князем и людьми, а на следующий день, 11 ноября, был погребён в том же соборе, становившемся усыпальницей и для членов княжеского семейства, и для церковных иерархов.
За год до смерти владыка совершил ещё одно благое дело для князя Всеволода Юрьевича — так сказать, семейного характера. 26 ноября 1188 года, в осенний Юрьев день, у княгини Марии родился четвёртый сын. «И велел отец его Всеволод епископу Луке наречи имя ему Юрий — дедне имя», — сообщает летописец. «Дедне имя» — это имя Юрия Долгорукого; владимирский князь, несомненно, должен был увидеть добрый знак в том, что новорождённый появился на свет в день, посвящённый святому покровителю своего деда, основателя всего рода князей Юрьевичей. «И бысть радость в Суздальской земле во всей, и створи брак велик (здесь в значении: празднование, пир. — А. К.) Всеволод».
И для князя, и для княгини радость эта была особенной, ибо она пришла на смену печали. За два месяца до рождения Юрия умер третий сын Всеволода Глеб (а ещё за год до того — и второй, Борис). Наречение «дедним» именем, да ещё совершённое ростовским владыкой, должно было снять печать некоего проклятия, тяготившего княжескую чету. И действительно: 8 февраля 1190 года у Марии родится пятый сын, наречённый Ярославом (а в крещении Фёдором) — родится столь же здоровым, как и Юрий. Здоровыми и жизнеспособными появятся на свет и следующие их сыновья.
По прошествии установленного срока поминания «благоверного и блаженного епископа Луки», зимой 1189/90 года, князь Всеволод Юрьевич отправил своих посланников в Киев — к митрополиту Никифору. На этот раз он сразу назвал имя преемника Луки — им должен был стать его, Всеволода, духовник Иоанн. Вместе с «мужами» Всеволода Иоанн тоже отправился в Киев.
По сведениям (или догадке?) В. Н. Татищева, Иоанн прежде был священником владимирского Успенского собора. Поставление в епископы из священников, «бельцов» (представителей белого духовенства), практиковалось в древней Руси. (Таковы были многие из новгородских владык: например, современники Всеволода братья Илья и Гавриил, принявшие иноческий постриг лишь перед самой смертью.) Выбор «земли» и князя — Божий выбор; сам Всеволод Юрьевич был в этом уверен, а потому и извещал киевского митрополита, что «на сего блаженаго», то есть на его духовного отца, «призре Бог и Святая Богородица», желая поставить его «служителем Своей церкви и пастухом всей земли Ростовской, и Суздальской, и Владимирской». В Киеве споров уже не возникало. 23 января 1190 года Иоанн был рукоположен митрополитом Никифором. Название кафедры при этом звучало так: Ростовская, Суздальская и Владимирская.
Дальнейший путь епископа Иоанна в Суздальскую землю описан в летописи очень подробно, так что можно не сомневаться в том, что автор летописи (если им в этой её части не был сам епископ Иоанн) лично сопровождал владыку.
В Ростов епископ прибыл через месяц, 25 февраля, подгадав своё прибытие к Неделе крестопоклонной — третьему воскресенью Великого поста, когда служба в церкви отличается особой торжественностью, а из алтаря выносится святой крест. В эти дни в Ростове пребывал и сам князь Всеволод Юрьевич с семейством. Подобно отцу, Всеволод соблюдал традицию, ежегодно зимой объезжая свои земли. В Ростов, «в полюдие», он прибыл из Переяславля, где тоже был «в полюдьи» (именно там 8 февраля появился на свет княжич Ярослав). Ростов был кафедральным городом для Иоанна, а потому не кажется случайным то, что он оказался здесь раньше, чем в других главных городах княжества. Ну а то, что именно здесь произошла его встреча с князем Всеволодом, было несомненным знаком уважения новому владыке со стороны князя.
За несколько лет до этого, в 1186 году, стараниями епископа Луки был расписан главный, кафедральный храм Ростова, посвящённый Успению Пресвятой Богородицы. Каменный храм на месте сгоревшей деревянной церкви — между прочим, первой в Ростовской земле! — был возведён Андреем Боголюбским ещё в 60-е годы XII столетия, но долго стоял нерасписанным. Именно тогда, при строительстве новой церкви, в земле были найдены мощи епископа Леонтия, жившего в XI веке и, по преданию, убитого язычниками; мощи эти были переложены в каменную гробницу, присланную Андреем, и вскоре сделались одной из почитаемых святынь не только Ростова, но и всего княжества. Тогда же, в годы княжения Андрея, было составлено Житие святого. Велись при церкви, как это всегда бывает в таких случаях, и особые записи о происходивших возле гробницы чудесах и исцелениях; впоследствии они легли в основу новой редакции Жития, составленной уже при Всеволоде или его преемниках.
Епископ Иоанн был изначально связан с Залесской землёй, а потому горячо почитал ростовского святителя. Одним из первых его деяний в качестве епископа и стало установление празднования святителю Леонтию по всей епархии (а затем и во всей Русской церкви) 23 мая — в день обретения мощей и внесения их в новоустроенную церковь. Поздние редакции Жития святого Леонтия сообщают о том, что произошло это почти сразу по приезде Иоанна в Ростовскую землю, в 1190 году68. К тому времени у гроба святого случилось уже несколько чудес. Но прославлялся святитель Леонтий не просто как чудотворец, но как «сотворивший дело равно апостолам», то есть как просветитель и первый креститель Ростовской земли, обративший в христианскую веру здешних язычников. «Хвалит Римская земля Петра и Павла, Греческая земля — Константина царя, Киевская земля — Владимира князя; Ростовская же земля тебя, великий святитель Леонтий, створивший дело равно апостолам...» — перефразирует ростовский агиограф, автор новой редакции Жития, слова более раннего киевского памятника — Жития равноапостольного князя Владимира, просветителя всей Русской земли69. Почитание святителя Леонтия возвышало и прославляло Ростовскую землю — так же, как почитание святого Владимира прославляло Киевскую, делая их равными и Греческой, и Римской, и другим, каждая из которых прославляла и почитала своего угодника, — такова главная идея всего Жития.
