Для братьев и племянников Андрея случившееся под Киевом стало настоящей катастрофой — может быть, даже ещё большей, чем для самого суздальского князя. И Торческ, и Треполь — города, которыми они прежде владели, — оказались потеряны для них. Сохранить владения на юге удалось лишь юному Владимиру Глебовичу, удержавшему за собой Переяславль. Всеволод же с братом Михаилом и их племянники Мстислав и Ярополк вынуждены были покинуть Южную Русь. Приют им предоставил князь Святослав Всеволодович. Так Чернигов оказался последней точкой на карте Руси, откуда ближайшие родичи Андрея могли пока что не ожидать скорого изгнания.

Решать же судьбу Киева предстояло князьям Ростиславичам. Но несмотря на триумфальное (хотя, надо признать, и не вполне логичное) завершение недавней войны, сами сделать это они тоже оказались не в состоянии. И тогда князья не нашли ничего лучшего, как снова обратиться... к Андрею Боголюбскому — как к верховному арбитру в межкняжеских спорах. Вновь вспомнив о том, что Андрей приходится им «в отца место», они решились именно у него «испрашивать» Киев старшему среди них и единственному не причастному к недавнему разгрому Андреевой рати под Вышгородом — князю Роману Смоленскому. Андрей обещал дать им ответ — но какой именно, так и осталось тайной. Ибо в то время, когда переговоры с Ростиславичами ещё продолжались, в ночь на 29 июня 1174 года, в своём замке в Боголюбове Андрей был убит заговорщиками из числа собственных приближённых.

К этому времени князь Всеволод Юрьевич успел обзавестись супругой. Когда именно случилась его женитьба — несомненно, важнейшее событие в жизни любого князя, делающее его полноценным членом княжеского сообщества, — мы опять-таки точно не знаем. Во всяком случае, женился он ещё во время своего пребывания в Южной Руси, до того, как вернулся в Суздальскую землю. Летопись впервые упоминает о его жене, «княгине Всеволожей», под 1175 годом: начиная войну с племянниками Мстиславом и Ярополком Ростиславичами (об этой войне речь пойдёт в следующей части книги), Михалко и Всеволод оставили жён на попечение князя Святослава Всеволодовича; из Чернигова те были доставлены к ним уже после вокняжения Михалка Юрьевича во Владимире⁵³.

Избранницу Всеволода звали Марией. Летопись и внелетописные источники называют её по имени — в отличие от подавляющего большинства жён других русских князей. И это неудивительно: Мария Всеволожая оставила заметный след в русской истории. Но, помимо этого, она оставила после себя ещё и несколько загадок, над которыми до сих пор бьются историки. И главная из этих загадок — это загадка её происхождения.

Статья «А се князи русьстии» (читающаяся, напомню, в той же рукописи середины XV века, что и Новгородская Первая летопись младшего извода), а также ряд других летописных и внелетописных источников приводят отчество супруги князя Всеволода Юрьевича — тоже редчайший случай для княгинь, не принадлежавших к роду Рюриковичей. И отчество это звучит не слишком привычно для нашего уха — Шварновна. Кроме того, указана в них и этническая принадлежность отца Марии, Всеволодова тестя: «…А княгини его, Мариа Всеволожа Щварновна (здесь так! — А. К.), дщи князя чешьского...»⁵⁴ Известно также, что у Марии имелись по меньшей мере две сестры, свояченицы Всеволода, уже после неё вышедшие замуж — и тоже за русских князей. Так вот одна из них, ставшая в 1183 году женой князя Мстислава Святославича (сына Святослава Всеволодовича), именуется в летописи «ясыней»⁵⁵. (Ясы, или асы, аланы, — предки нынешних осетин, жившие в те времена на Северном Кавказе и в Подонье.) Получается, что «ясыней» была и её старшая сестра, жена Всеволода? Или всё-таки «чехиней», как об этом говорит внелетописный источник? Историки, как правило, отдают предпочтение одной из этих версий, отказывая другой в достоверности⁵⁶. А ведь этот вопрос чрезвычайно важен — особенно в свете того, что жена Всеволода сыграла огромную роль в жизни своего мужа. Ибо они прожили в браке более тридцати лет, и княгиня Мария стала матерью всех детей Всеволода, так что прозвище Большое Гнездо по справедливости должно принадлежать ей не меньше, чем её супругу. Но мало этого — как основательница одной из прославленных владимирских обителей — Успенского женского Княгинина монастыря, существующего и по сей день, — княгиня Мария почитается Церковью: её имя значится в Соборе владимирских святых.

Так откуда же взялась жена Всеволода Юрьевича и к какому роду-племени принадлежала?

Прежде всего стоит сказать о том, что обе версии — и «чешская», и «ясская» — представляются вполне обоснованными, ибо опираются на весьма авторитетные источники. Что касается статьи «А се князи русьстии», то, несмотря на то, что она датируется XV веком и сохранилась в новгородской рукописи, источник её — по-видимому, ростовский⁵⁷; сведения же о княгине в конечном счёте восходят, вероятно, к тем известиям, которые на протяжении веков сохранялись во владимирском Княгинине монастыре. Здесь княгиня была похоронена, здесь почиталась её память, и здесь имя основательницы обители должны были помнить. В точно такой же форме — «Мария Шварновна, дочь чешского князя», — имя княгини приведено в монастырских летописцах и синодиках⁵⁸; несколько по-другому, но похоже, с тем же отчеством, — «Марфой Шварновной» — именовалась она в позднейшей надписи над её погребением, читавшейся ещё в XVIII или начале XIX века⁵⁹.

Мы, правда, не знаем никакого «чешского князя» Шварна, но само имя имеет вполне прозрачную этимологию, восходя к чешскому «svarny» — в значении: «ладный, опрятный, красивый»⁶⁰. И хотя в средневековой Чехии это имя не известно — но, может быть, возникнув в качестве прозвища, оно превратилось в имя уже на Руси? Во всяком случае, некий Шварн, воевода нескольких южнорусских князей и участник многих войн 1140—1160-х годов, хорошо известен летописям: они застают его сначала на службе у киевского князя Изяслава Мстиславича, затем у ставшего киевским князем Изяслава Давыдовича Черниговского, а последнее летописное упоминание, под 1167 годом, связывает его с Переяславлем-Южным, где княжил в то время брат Всеволода Глеб Юрьевич и где несколько позже (а возможно, уже и тогда) нашёл временное пристанище сам Всеволод. Этот Шварн вполне подходит на роль тестя Всеволода Юрьевича. Правда, он был не князем, а боярином. Но он был близок к князьям, не раз предводительствовал полками наравне с князьями или даже вместо них — словом, входил в тот тесный круг военных вождей, в который в конце 60-х — начале 70-х годов XII века стремился попасть юный Всеволод. Позднейшее же его именование князем — очевидно, «задним числом», через много времени после смерти — не выглядит чем-то удивительным или из ряда вон выходящим; напротив, с «превращениями» такого рода историки сталкиваются постоянно. Ко времени женитьбы Всеволод ещё не успел проявить себя; он не имел собственного удела, не имел и реальных перспектив на более или менее значимый княжеский стол в ближайшем будущем — и потому вполне мог довольствоваться в качестве жены не дочерью кого-либо из князей, а дочерью воеводы. Но став спустя несколько лет владимирским князем, Всеволод совершил головокружительный взлёт. Супруга его умерла будучи великой княгиней, женой владимирского самодержца; записи же о её происхождении составлялись ещё позже — когда Всеволод почитался как прямой предок великих князей владимирских, тверских, московских и т. д. А потому и тесть его неизбежно должен был превратиться в фигуру более значимую, нежели был на самом деле.

Ничего не известно нам из летописей и о чешском происхождении Шварна⁶¹. Однако учитывая имя воеводы, а также «западные» связи князя Изяслава Мстиславича (одним из союзников которого был, между прочим, чешский князь Владислав II), это представляется отнюдь не невероятным. Более того, младший брат Изяслава, новгородский князь Святополк Мстиславич (судя по летописи, наиболее близкий к нему из братьев), зимой 1143/44 года женился на некой чешке «из Моравы» — возможно, родственнице того же Владислава II. Этот Святополк умер в 1154 году — и умер в пути, спеша на помощь Изяславу. Наверное, не будет выглядеть слишком фантастическим предположение, что Шварн мог попасть на Русь вместе с чешской женой князя Святополка, а после смерти последнего перешёл на службу к его старшему брату — как впоследствии перешёл сначала к Изяславу Давыдовичу, а потом и к его зятю Глебу Переяславскому[5]. (Не говорю уже о гипотетической встрече с Владиславом II самого Всеволода в 1165 году; если она имела место в действительности, то договор о женитьбе «мелкого русского короля» на дочери чешского воеводы мог быть заключён ещё на Дунае).