Несчастный поход Игоря Святославича и разгром его войска в мае 1185 года имели катастрофические последствия для всей Южной Руси. Сразу четыре русских князя — сам Игорь, его брат Всеволод, княживший в Трубчевске, пятнадцатилетий сын Владимир Путивльский и племянник Святослав Ольгович Рыльский — оказались в половецком плену — а такое случилось впервые в истории русско-половецкого противостояния. Оставшиеся без князей и без дружины города Северской земли «возмятошася», ибо никто не знал, что делать и как быть; «и бысть скорбь и туга люта, якоже николиже не бывала, во всём Посемьи, и в Новегороде Северском, и по всей волости Черниговской». По образному выражению Святослава Всеволодовича, его двоюродные братья сами «отворили ворота на Русскую землю» для «поганых».

Споры, начавшиеся среди половецких вождей, помешали им нанести единый, концентрированный удар по русским землям. Кончак призывал к походу на Киевщину и Переяславщину: он уже тогда «сватился» с оказавшимся у него в плену Игорем — и позднее действительно выдал за его сына Владимира свою дочь; старая дружба сказывалась — потому, наверное, Кончак не спешил разорять волость будущего свата. Соперник же Кончака Гза настаивал на набеге в Посемье (земли по реке Сейм), где, как говорил он, остались лишь жёны и дети, «и готов нам полон собран». Но и два отдельных набега двух разных орд привели к бесчисленным бедствиям. Особенно пострадало Переяславское княжество, наиболее уязвимое со стороны Степи. Орда Кончака осадила Переяславль. Битва продолжалась весь день. Видя, что «поганые» одолевают и город может пасть, князь Владимир Глебович с немногими людьми, подавая пример оробевшей дружине, сам выехал из крепостных ворот. Он едва не попал в плен: был окружён половцами и ранен тремя копьями; его с трудом сумела отбить подоспевшая дружина, но раны князя оказались очень тяжёлыми — летописец называет их «смертными», хотя год спустя Владимир примет участие ещё в одном совместном походе князей на половцев.

Страшной была судьба города Римова в Переяславском княжестве, который половцы захватили на обратном пути, возвращаясь от Переяславля. Жители затворились в городе и отбивались с крепостных стен. Но под их тяжестью две «городницы» рухнули, погребая под собой людей. Часть жителей сумела убежать и отбиться на каком-то «Римовском болоте»; тех же, кто остался в городе, увели в полон.

Гза со своими половцами «в силах тяжких» воевал по другую сторону реки Суды, продвигаясь к Путивлю. «И повоевали волости их, и сёла их пожгли; пожгли же и острог у Путивля и возвратились восвояси», — бесстрастно констатирует летописец³⁸.

Все эти печальные события не могли не отзываться горечью в душе князя Всеволода Юрьевича. Не будем забывать о том, что с попавшими в половецкий плен северскими князьями Всеволода связывали узы свойства и близкого родства. Оба старших Святославича были женаты на его племянницах: знаменитая Ярославна, жена Игоря и одна из главных героинь «Слова о полку Игореве», была дочерью Ярослава Осмомысла и Ольги Юрьевны, сестры Всеволода; «красная» же Глебовна, милая жена «буй-тура» Всеволода Святославича, также воспетая в «Слове...», — дочерью переяславского князя Глеба Юрьевича, брата Всеволода. Надо ли говорить о том, сколь радостным стало для владимирского князя известие о возвращении из плена сначала Игоря, а затем и других князей?!

Но половецкие войны тех лет имели и вполне конкретные политические последствия для владимирского «самодержца». 18 марта 1187 года, «в среду Вербной недели»³⁹, в Переяславле скончался князь Владимир Глебович, оплакиваемый всеми своими подданными и особенно дружиной, для которой он — подобно легендарным князьям прошлых столетий — не щадил ни своего имения, ни злата: «бе бо князь добр, и крепок на рати... и всякими добродетелями исполнен», как написал о нём летописец. (Стоит отметить, что в этом летописном некрологе впервые в источниках мы встречаем название «Украина» — в значении южная окраина, порубежье Русской земли: «...о нём же Украина много постона».)

Князя умирающим принесли в город из нового половецкого похода, в который он — несмотря на свои раны — выступил несколькими неделями раньше. Удивительно, но и на этот раз Владимир упросил великого князя Святослава Всеволодовича отпустить его в передовой полк; Святослав поначалу не хотел этого — и не из сострадания к его ранам, но из ревности к его подвигам и не желая пускать его впереди собственных сыновей. Предупреждённые о наступлении русских, половцы тогда ушли за Днепр, а наши не смогли преследовать их из-за начавшегося разлива Днепра. На обратном пути Владимир Глебович и разболелся «болестью тяжкою» — как видно, он так и не оправился от «копийных язв», полученных при обороне Переяславля... Князю было 30 лет. Похоронили его в Переяславле, в храме Архангела Михаила.

За четыре года до этого в Болгарском походе погиб его младший брат Изяслав. Переяславль остался без своего князя. Между тем Всеволод Юрьевич воспринимал этот город не иначе как «отчий» — за последние десятилетия здесь княжили лишь потомки Юрия Долгорукого. Летописи не сообщают нам, кто из князей сменил Владимира Глебовича на переяславском престоле; не исключено, что в течение нескольких лет город не имел своего князя и управлялся тиунами великого князя Киевского Святослава Всеволодовича⁴⁰. Если так, то это было серьёзное политическое поражение клана князей Юрьевичей, и прежде всего главы этого клана Всеволода.

Несомненно, Всеволод должен был позаботиться о возвращении Переяславля и всей Переяславской области под свой контроль. Это было жизненно важно для него: и при Юрии Долгоруком, и при Андрее Боголюбском Переяславское княжество было своего рода форпостом Суздаля в Южной Руси и обеспечивало суздальским князьям участие в решении общерусских и южнорусских дел. Может быть, и не сразу, но Всеволоду удастся добиться своего. Под 1198 годом в летописи в первый раз после смерти Владимира Глебовича упоминается переяславский князь — и именно племянник Всеволода Ярослав Мстиславич. Названный год — это год смерти Ярослава. Несомненно, переяславским князем он стал раньше. Но вот когда именно, нам, к сожалению, неизвестно⁴¹.

Когда-то, в период своего наивысшего могущества, Андрей Боголюбский задумал создать во Владимире отдельную, самостоятельную от Киева митрополию, напрямую подчинённую Константинополю. Задумка не удалась — его претендент на роль владимирского митрополита, «белый клобучок» Феодор, не нашёл поддержки ни в Киеве, ни в Константинополе, и Андрей вынужден был смириться, выдать его на расправу в Киев и вновь принять изгнанного прежде епископа Леона.

Планы Всеволода Юрьевича так далеко не простирались. Но фактической независимости своей епархии от Киева он, в отличие от брата, добиться сумел.

Как складывались его отношения с епископом Леоном, нам неизвестно, но если тот действительно жил в Ростове, а не во Владимире (куда путь ему был заказан Андреем), то можно предположить, что Леон поддерживал соперников князей Юрьевичей — их племянников Ростиславичей. Судя по сохранившейся печати, Леон получил титул архиепископа (которого не удостаивались ни его предшественники, ни преемники)⁴², а этот титул мог даровать ему только патриарх — в ознаменование его личных заслуг перед Церковью и для укрепления авторитета в глазах князя.

Епископ Леон почти на десять лет пережил князя Андрея. Он скончался около 1183 года, и вот когда после его смерти ростовская кафедра освободилась, князь Всеволод показал свой характер.

Митрополичий стол в Киеве занимал в то время грек Никифор (Никифор II). На освободившуюся кафедру в Ростове он рукоположил грека же Николая — это, кстати, первое известное нам деяние митрополита на Руси. Николай отправился было в путь, но добраться до места назначения не смог: против его поставления резко выступил владимирский князь.