В пяти сотнях миль к северу, в другом представительском номере, находящемся на третьем этаже бостонского отеля «Риц-Карлтон», тоже постучали в дверь. Живущий в этом номере высокий мужчина в отлично сшитом костюме в мелкую полоску, на вид делающем его еще выше, торопливо вышел из ванной комнаты. Он был почти лыс, но благородный, обрамленный ухоженными остатками волос череп вполне мог принадлежать некой царственной особе, привыкшей вещать придворным пророческие слова мудрости, подчеркивая их ясным и холодным орлиным взором. Торопливые движения тела этого человека явно свидетельствовали о крайнем нетерпении, хотя нисколько не умаляли его царственной внешности. Человек явно был важной персоной, и он сознавал это каждой клеточкой своего существа.

Весь описанный образ являл полнейшую противоположность юркнувшему в открытую дверь пожилому человечку. В маленькой худощавой фигурке этого старичка не за что было зацепиться взгляду. Внешний облик пришедшего отражал полное поражение на всех жизненных фронтах.

– Входите! Да побыстрей же! Вы принесли информацию?

– О да, да, несомненно, – ответил пожилой человек, подрагивая уголком рта на сером, нездорового оттенка лице. Поношенный костюм и рубашка с истрепанным воротником явно были свидетелями лучших времен, но эти времена закончились вот уже лет двадцать-тридцать назад.

– До чего же импозантно ты выглядишь, Рэндольф, – продолжал человек, пожирая глазами роскошную обстановку номера и одежду его хозяина. – Все так, как и должно быть у такого выдающегося профессора, как ты.

– Информацию, прошу вас, – настоятельно потребовал Рэндольф Гейтс, доктор Гарварда, эксперт по антитрастовому законодательству и дорогостоящий консультант в ряде отраслей промышленности.

– Секунду, мой старый друг. Давненько я не бывал в подобных покоях, а еще дольше не проживал. Ох, годы меняют нас. Нас и наше окружение. Я частенько встречал твое имя в газетах и видел тебя по телевизору. Ты так… эрудирован, Рэндольф, именно эрудирован, и даже это не то слово. К нему нужно добавить «импозантен», импозантен и эрудирован.

– Вы могли бы оказаться на моем месте, сами знаете, – постепенно теряя терпение, прервал его Гейтс. – К сожалению, вы всегда предпочитали окольные тропы, зачастую оказывавшиеся ошибочными.

– О да! Их было так много, этих тропок. И я постоянно выбирал не те.

– Мне кажется, вы выбирали неудачные стечения обстоятельств.

– Тебе это не кажется, Рэнди. Ты в этом уверен. У тебя отличные шпионы, и ты все про всех знаешь.

– Просто я логично рассуждаю.

– Да, да, да… То же самое ты мне говорил по телефону. Много раз. То же самое мне говорят люди, знакомые и не очень, на улицах и в домах, и при этом задают кучу вопросов, как будто мое положение и так не очевидно.

– Лично я хотел только знать, способны ли вы на то, что мне нужно от вас. Вы не должны винить меня за это.

– Святые небеса, конечно, нет! Принимая во внимание то, что ты просил меня сделать. К этому следовало хорошо подготовиться.

– Типичная роль конфиденциального курьера, и все. Вы нуждались в деньгах.

– Нуждался ли я? А чего ты ждал от меня?! – завопил щуплый человечек, неожиданно срываясь на фальцет. – Могу я пояснить тебе кое-что, Рэнди? Если тебя сбили с ног в тридцать или тридцать пять, то ты встанешь, отряхнешься и пойдешь дальше, но если тебе дали подножку в пятьдесят, да еще с помощью судебного разбирательства и тюрьмы, и это широко освещалось в прессе, то тут уже не оправиться. Тут уже не до разборчивости в средствах, даже если ты и образованный человек. Такие люди, как я, превращаются в неприкасаемых. В индийском смысле этого слова… В настоящее время у меня не осталось ничего для продажи, кроме проницательного ума. Я пользовался им несколько раз в течение этих, прямо скажем, необычных двадцати пяти лет. Помнишь Альбера Хисса с его визитными карточками?..

– У меня нет времени на то, чтобы предаваться воспоминаниям. Информацию, прошу вас.

– О да, естественно… Итак, первым моим шагом было получение денег на углу Коммонвильс и Дартмус, и при этом, само собой разумеется, я тщательно записал имена и описание внешности людей, которые ты продиктовал мне по телефону…

– Записал! – встревоженно воскликнул Гейтс.

– И, разумеется, сжег, как только запечатлел их накрепко в памяти. С этим у меня некоторые проблемы. Затем я связался с инженером некой телефонной компании, которому очень пришлась по душе моя, прошу прощения, ваша щедрость, и передал полученные от него сведения одному отвратительному частному детективу, неряшливее которого я в жизни не видел, Рэнди, а говорить о методах его работы даже не хочется.

– Прошу вас, – перебил человечка почтенный профессор, – факты, а не впечатления.

– Впечатления часто содержат в себе ценнейшие факты, профессор. Уж вы-то должны это понимать.

– Если мне будет нужно, то я спрошу вас о вашем мнении. Сейчас мне оно не требуется. Что сумел выяснить ваш человек?

– Основываясь на твоих посылках: женщина с детьми – очень не густо – и данных, добытых подкупленным механиком из телефонной компании, а именно очень неопределенном местоположении абонента, полученном на основании кода района страны, то есть первых трех цифрах номера, наш невоспитанный неряха принялся за работу, затребовав при этом невиданную почасовую оплату. К моему глубокому удивлению, его действия оказались весьма продуктивными. Мы даже смогли, как бы это получше сказать, до определенной степени сработаться.

– Черт вас дери, так что же он узнал?

– Итак, как я уже сказал, его почасовая оплата была настолько велика, что для ее покрытия пришлось привлечь и мою более чем скромную долю в этом деле. Впоследствии мы обсудим эту сторону вопроса?

– Дьявол вас раздери, что вы там устроили? Я послал вам три тысячи долларов! Пять сотен для телефониста, полторы тысячи для этого смотрителя замочных скважин, именующего себя частным детективом…

– Это связано с тем, что он более не получает ставку от полицейского департамента, Рэндольф. Так же как и я, он пал на дно, но свою работу знает хорошо. Так что, продолжим беседу или я удаляюсь?

Пребывая в тихой ярости и поблескивая величественной лысиной, известный профессор сверлил глазами обшарпанного и униженного человечка, бывшего когда-то знаменитым юристом.

– Да как ты смеешь?

– Дорогой Рэнди, ты ведь веришь этой своей прессе, не так ли? И я скажу тебе, почему я смею говорить так, мой высокомерный старый друг. Я читал твои статьи по поводу вопросов законности и прочего и часто видел тебя по телевизору. Так вот, я нахожусь в курсе всех постановлений и указов, которые производились на свет правительством страны в течение пятидесяти лет. Ты не имеешь ни малейшего представления, что такое бедность или голод. Ты обласкан царственными властителями, мой поверхностный дружище, ты приучаешь среднего горожанина жить в среде обитания, в которой частная собственность возведена в абсолютную ценность, что притупляет все человеческие чувства, и богатый становится еще богаче, а беднейший забыт и проводит остаток жизни, помышляя только о том, как ему выжить завтра. А ты пытаешься истолковать эту жизнь с помощью своих средневековых воззрений и претендуешь при этом на роль универсального врачевателя всех общественных недугов. Так как, мне продолжать, доктор Гейтс? Честно говоря, я считаю, что вы выбрали не того неудачника для своих грязных делишек.

– Да как… ты смеешь? – повторил совершенно сбитый с толку профессор, дергая ртом и брызгая слюной, царственно меряя шагами комнату перед окном. – Я не желаю этого слушать!

– И не слушай, Рэнди. Но когда я преподавал на юридическом факультете и ты был одним из моих подопечных, одним из лучших, но, нужно отметить, не блестящих, ты чертовски внимательно меня слушал. Так почему бы не послушать и сейчас?

– Так чего ты хочешь, мать твою?! – заорал Гейтс, остановившись наконец спиной к окну.

– А чего хочешь ты, спрошу я? Вероятно, информацию, за которую мне заплатил. Она очень важна для тебя, ведь так?