– Но почему ты должен был об этом подумать? Ты со своим человеком решили играть каждый свою игру.

– На то были веские причины, – ответил Конклин. – Из того, что я знал, ты сам мог оказаться членом «Медузы».

– Вот спасибо.

– «Рады вас видеть, но не надо нам этого дерьма. Мы уже получили всю информацию из Лэнгли…» – вот что я услышал из Лондона. Что бы ты об этом подумал и что предпринял?

– То же, что и ты, – ответил Холланд с натянутой улыбкой. – Но тебе следовало быть гораздо умнее, чем я.

– Вот спасибо.

– Не вини себя, ты сделал то же, что сделал бы любой из нас на твоем месте.

– За это я тебе благодарен. И, конечно, ты прав. Это наверняка был Де Соле; как он это сделал, я не знаю, но это точно был он. Он помнит все за многие годы. Его мозг как губка, которая все в себя впитывает и ничего не выпускает. Он мог вспоминать слова и выражения, даже спонтанные выкрики одобрения или осуждения, которые остальные из нас забыли… А я дал ему полную историю Борна – Шакала. А потом кто-то из «Медузы» использовал ее в Брюсселе.

– Они сделали даже больше, Алекс, – сказал Холланд, наклоняясь вперед и поднимая несколько бумаг со стола. – Они украли твой сценарий, узурпировали твою стратегию. Они стравили Джейсона Борна с Карлосом-Шакалом, но ситуацию контролируешь не ты, а «Медуза». Борн вернулся в Европу, где он был тринадцать лет назад, с женой или без, с той лишь разницей, что теперь, помимо того, что Карлос, Интерпол и каждый полицейский континента готов убить его при первой возможности, он заполучил еще одного смертельного врага.

– Это написано в тех бумажках, которые ты читаешь, да? Информация из Нью-Йорка?

– Не совсем это, но я так думаю. Это перекрестное опыление, о котором я уже говорил, – та пчелка, что перелетает с одного сгнившего цветка на другой, перенося яд.

– Ну же?

– Николо Деллакрус и те, что над ним.

– Мафия?

– Это не противоречит обстоятельствам и даже социально приемлемо. «Медуза» выросла из сайгонского корпуса офицеров, и она все еще поручает грязную работу голодным работягам и продажным сержантам. Типа Ники Д. и людей вроде сержанта Фланнагана. Когда дело доходит до убийства, похищения или применения наркотиков к захваченным, высокопоставленные чистюли стоят в стороне, чтобы не засветиться.

– Но, как я понимаю, ты их нашел, – прервал его нетерпеливый Конклин.

– Опять же, мы так думаем – после осторожной консультации с Нью-йоркской антикриминальной организацией, называемой Взвод U.S.

– Никогда раньше не слышал о них.

– Это в основном американцы итальянского происхождения; они называют себя «неприкасаемыми сицилийцами». Отсюда аббревиатура U.S. с двойным смыслом.

– Остроумно.

– Да, в отличие от их работы… Согласно архивам счетов «Реко-Метрополитэн»…

– Кого-кого?

– Компании, установившей автоответчик на Сто тридцать восьмой улице в Манхэттене.

– Извини. Продолжай.

– По их данным, автоответчик был сдан в аренду маленькой плодоимпортной компании, расположенной на Одиннадцатой авеню в нескольких кварталах от пирса. Час назад мы получили телефонные записи по этой фирме за последние два месяца, и угадай, что мы нашли?

– Не томи, – взмолился Алекс.

– Девять звонков на вполне рядовой номер в Бруклин Хейтс и три звонка с промежутком в час на совершенно невероятный номер на Уолл-стрит.

– Кто-то сильно волновался…

– Так мы и подумали – «мы» в данном случае – наше подразделение. Мы спросили сицилийцев, что они знают о Бруклин Хейтс.

– ДеФазио?

– Скажем так, он живет там, но телефон зарегистрирован на имя компании «Атлас Койн Вендинг Машинз» в Лонг-Айленд Сити.

– Это подходит. Криво, но подходит. А что сам ДеФазио?

– Это глава среднего уровня, хотя и весьма амбициозный, в семье Джианкавалло. Он очень близкий, очень скрытный, очень порочный… и очень «голубой».

– Боже правый!..

– Неприкасаемые просили нас держать язык за зубами. Они сами намереваются это использовать.

– Ерунда, – тихо проговорил Конклин. – Одна из первых истин, которую мы усвоили в этом деле, это то, что надо врать всем и каждому, особенно тем, кто имеет глупость нам доверять… А что со вторым номером?

– Чуть ли не самая мощная юридическая фирма на Уолл-стрит.

– «Медуза», – твердо заключил Алекс.

– Я тоже так думаю. У них два этажа в здании и в штате семьдесят шесть юристов. Который – или которые из них – «Медуза»?

– Да мне наплевать! Надо следить за ДеФазио и любыми указаниями, которые он посылает в Париж. В Европу для Шакала. Это они охотятся за Джейсоном, и это все, что меня сейчас интересует. Надо работать над ДеФазио. Эта ниточка может нас к кому-нибудь привести!

Питер Холланд откинулся на спинку стула, серьезный и напряженный.

– Все шло к этому, не так ли, Алекс? – спросил он тихо. – У каждого из нас есть свои приоритеты… Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти жизни Джейсона Борна и его жены, но не стану нарушать клятву защищать прежде всего эту страну. Я не могу так поступить, и ты это знаешь. Мой приоритет – «Медуза», как ты сам сказал, картель, имеющий своей целью создать правительство внутри нашего правительства. За ними я и должен охотиться. В первую очередь, немедленно и не заботясь о потерях. Проще говоря, друг мой, а я надеюсь, что ты мой друг, – Борны, кем бы они ни были, могут быть пущены в расход. Мне очень жаль, Алекс.

– На самом деле ты меня за этим вызвал, не так ли? – спросил Конклин, опираясь на трость и неловко поднимаясь с дивана.

– Да.

– Что ж, у тебя свой план игры против «Медузы» – и мы не можем быть частью его.

– Да, не можете. Это фундаментальный конфликт интересов.

– Я понимаю. Мы бы, не задумываясь, все тебе испортили, если бы это помогло Джейсону и Мари. Вообще-то, по моему личному и профессиональному мнению, если все долбаное правительство Соединенных Штатов не может избавиться от «Медузы», не пожертвовав мужчиной и женщиной, и без того лишившимися многого, то я не уверен, что оно вообще чего-то стоит!

– Я тоже не уверен, – сказал Холланд, встав со стула, – но я обязан действовать так.

– У меня остались какие-нибудь привилегии?

– Все, что я смогу для тебя сделать, если это не компрометирует нашу охоту за «Медузой».

– Как насчет двух мест на военном самолете, в обход всех агентств, до Парижа?

– Двух мест?

– Для меня и Панова. Мы вместе ехали в Гонконг, так почему бы не махнуть и в Париж?

– Алекс, ты сошел с ума!

– По-моему, ты еще не понимаешь, Питер. Жена Мо умерла через десять лет после их свадьбы, и мне тоже никогда не хватало смелости на брак. Видишь ли, Джейсон Борн и Мари – вся наша семья. И, позволь заметить, Мари делает обалденные отбивные.

– Два билета до Парижа, – пробормотал Холланд с пепельно-бледным лицом.

Мари смотрела, как ее муж расхаживает туда-сюда размеренным энергичным шагом. Он сердито топал от письменного стола к освещенным солнцем занавескам на двух окнах, выходивших на газон перед «Гостиницей для художников» в Барбизоне. Это была та самая деревенская таверна, которую помнила Мари, но в памяти Дэвида Вебба ее не было, и когда он сказал об этом, его жена прикрыла глаза и услышала другой голос из прошлых лет.

«Более всего его нужно беречь от экстремального стресса, какой бывает, например, при угрожающих жизни обстоятельствах. Если вдруг ты увидишь, как он впадает в это состояние – а ты поймешь, когда увидишь, – останови его. Соблазни его, ударь его, заплачь, рассердись… – все, что угодно, только останови его». – Моррис Панов, дорогой друг, доктор и путеводная сила в лечении ее мужа.

Она уже попыталась его соблазнить, как только они остались одни. Это оказалось напрасным, даже нелепым, неудобным для обоих. Ни один из них ничуть не был возбужден. Но при этом не было и раздражения; они понимающе лежали в объятиях друг друга на кровати.