– Тогда работаем без Лэнгли. У меня достаточно данных для самостоятельного продолжения дела, все, что мне еще нужно, это их адреса и домашние телефоны. Ты раздобудешь их мне, не так ли?

– Естественно. Это детская работа. Но что ты собираешься с этим делать?

Борн улыбнулся и спокойно, даже с некоторой нежностью, ответил:

– Собираюсь перерыть их дома или, может быть, колоть в зады иголками, между аперитивом и закусками. Как тебе такая перспектива?

– Вот теперь я слышу Джейсона Борна.

– Он перед тобой.

Первое свое утро пребывания на Карибах Мари Сен-Жак встретила не лучшим образом. Ее, невыспавшуюся и раскинувшуюся на кровати, разбудили лучи яркого тропического солнца, пробивающиеся через жалюзи. Только открыв глаза, она сразу же бросила взгляд на детскую кроватку, стоящую неподалеку от нее, в изголовье супружеской постели. Элисон глубоко и сладко спала, отдыхая от того, чем она занималась четыре-пять часов назад. Малышка, растревоженная перелетом, закатила такой скандал, что брат Мари, Джонни, пришел к ним из соседней комнаты и, надеясь хоть как-то прекратить этот ночной кошмар, спросил, не может ли он чем-нибудь помочь, а то все равно заснуть он не в силах.

– Сможешь сменить подгузники?

– Не представляю, как это делается, – поспешно ответил Джонни и быстро ретировался.

Но сейчас, похоже, он уже встал, потому что сквозь створчатые двери со стороны бассейна доносился его голос. Мари быстро сообразила, что ее братишка не просто так рвет глотку, а хочет разбудить именно ее. В данный момент он заманивал ее сына Джеми в бассейн, предлагая ему поплавать наперегонки, и орал при этом так, что, наверно, было слышно по всему острову. Мари не без труда сползла с кровати и направилась в ванную. Спустя четыре минуты она уже, приняв душ, расчесав темно-рыжие волосы и накинув купальный халат, вышла на веранду, перед которой раскинулся бассейн.

– О, привет, Мари! – как ни в чем не бывало завопил ее темноволосый жилистый красавчик-братишка. Он стоял в бассейне по пояс в воде позади Джеми. – Я уже и не надеялся тебя дождаться. Мы решили искупаться.

– И по такому случаю ты вознамерился известить об этом английский береговой патруль в Плимуте?

– А ты знаешь, что уже девять часов? На островах считается, что это довольно поздно.

– Доброе утро, мамочка. Дядя Джонни показывал мне, как нужно отпугивать акул палкой.

– У твоего дяди ужасный жизненный опыт, который, бог даст, тебе никогда не понадобится.

– Мари, там на столе кофейник со свежим кофе. А миссис Купер обещала мне приготовить на завтрак все, что мы захотим.

– О, кофе – это то, что мне надо, Джонни. Ночью я слышала телефон. Это не Дэвид звонил?

– Он самый, – ответил Джонни. – Полагаю, нам с тобой нужно будет поговорить… Пойдем наверх, Джеми. Хватайся за лестницу.

– А акулы?

– Мы уже перебили их всех, приятель. Пойди сделай себе выпивку.

– Джонни!

– Апельсиновый сок, мамуля. На кухне его целый кувшин.

Джон прошел по краю бассейна к веранде и начал подниматься по ступенькам. Глядя на приближающегося к ней брата, Мари отмечала большое сходство между ним и ее мужем. Оба они были высокие и мускулистые, оба обладали стремительной походкой, но там, где Дэвид обычно одерживал победу, Джонни, как правило, предпочитал отступить. С чем это было связано, Мари не знала. Она также не понимала, отчего Дэвид так привязался к самому младшему из братьев Сен-Жак, не доверяя особенно двум старшим, значительно более солидным на вид. Дэвид, а может быть, Джейсон Борн, никогда не углублялся в этот вопрос, отшучивался и говорил, что в Джонни он видит себя в молодости. Себя, а может быть, Джейсона Борна.

– Давай поговорим, – сказал Джонни, располагаясь в шезлонге рядом с ней. Вода с его тела капала на пол веранды. – Что там стряслось у Дэвида? Сам он отказался говорить на эту тему, а ты вчера была настолько измотана, что спала на ходу. Что произошло?

– Шакал… Произошло то, что появился Шакал.

– Господи! – Джонни вздрогнул. – Через столько-то лет?

– Через столько лет, – повторила за ним Мари безжизненным голосом.

– И как далеко эта сволочь смогла забраться?

– Как раз это Дэвид и выясняет сейчас в Вашингтоне. Пока мы только знаем наверняка, что Шакал раскопал что-то об Алексе Конклине и Мо Панове из тех кошмаров, что творились в Гонконге и Цзюлуне.

Она рассказала о фальшивых телеграммах и ловушке, устроенной Шакалом в балтиморском Луна-парке.

– Я полагаю, что Алекс обеспечит их прикрытие, или как там это у них называется.

– На круглые сутки, я уверена. За исключением Мак-Алистера, который не знал всего, Алекс и Мо были единственными, кто был в курсе того, где находится Дэвид и что он был… О боже, даже язык не поворачивается произнести это имя! – Мари резко опустила свою кружку с кофе на столик, расплескав половину.

– Успокойся, сестренка, – Джонни протянул к ней руку и накрыл ею руку Мари. – Конклин знает, что делает. Дэвид всегда говорил, что Алекс лучше всех. Полевик – так он называл его. Настоящий разведчик.

– Ты не понимаешь, Джонни! – воскликнула Мари, стараясь овладеть своим голосом и эмоциями, ее глаза метали яростное пламя. – Дэвид никогда не сказал бы такого. Дэвид Вебб не знал об этом! Это мог сказать только Борн, а значит, он вернулся, понимаешь… Этот хладнокровный монстр, которого они создали, снова в голове Дэвида. Ты не знаешь, что это такое. Его глаза смотрели сквозь меня и видели то, что я не видела. Голос – тихий и ледяной, совершенно чужой голос. В эти минуты он казался мне незнакомым человеком.

Джон сделал свободной рукой жест, пытаясь ее успокоить.

– Перестань, прошу тебя, – проронил он нежно.

– Что? А дети? Джеми?.. – Мари в испуге оглянулась.

– Нет. Дело в тебе, Мари. Что ты ждала от Дэвида? Что он замурует себя в вазе династии Минь и будет представлять себе, что он и его семья в безопасности, так, что ли? Ох, милая леди, нравится вам это или нет, но мы, парни, считаем, что охранять свою пещеру от тигров – наша кровная задача. Видишь ли, мы полагаем, что лучше подготовлены для этого природой. В случае опасности в нас просыпается могучая животная сила, уродливая и беспощадная, но что делать, такой уж мы народ. Именно это сейчас происходит и с Дэвидом.

– И когда только мой братишка успел заделаться философом? – спросила Мари, пристально изучая лицо брата.

– Это не философия, девочка. Я просто знаю это, и все тут. Большинство мужчин такие, простите нас, милые дамы.

– Не извиняйся. Женщины знают, откуда что берется. Иначе и быть не может. Поверишь ли в то, что твоя высокообразованная сестра, вращавшаяся некогда среди светил экономики в Оттаве, визжит как резаная, если находит мышку под кухонным столом, и падает в обморок при виде крысы?

– Не могу не согласиться с тем, что образованные женщины откровеннее и самокритичнее прочих.

– Я целиком и полностью согласна с тем, что ты сказал, Джонни, но ты упустил из виду одну вещь. За эти пять лет Дэвид ощутимо поправился, и с каждым месяцем ему становилось все лучше и лучше. Вероятно, он никогда не смог бы полностью излечиться, его душевные раны были чересчур глубоки и многочисленны, но припадки ярости полностью исчезли. Его одинокие прогулки в лесу, из которых он возвращался с избитыми в кровь о стволы деревьев руками, безмолвные, сдавленные рыдания в его кабинете среди ночи, когда он не мог вспомнить, кто он и что совершил, думая о себе самое худшее, – все кануло в прошлое, Джонни! Мы впервые увидели вместе солнце, живой, чистый солнечный свет, понимаешь меня, братишка?

– Да, конечно, – угрюмо ответил Джон.

– То, что происходит сейчас, может вернуть все снова, и это ужасает меня больше всего!

– Будем надеяться на то, что все скоро кончится.

Мари замолчала и снова испытующе посмотрела на брата:

– Так, братишка. Уж я-то хорошо тебя знаю. Ты что-то недоговариваешь.