Молчание. Разворот на шоссе, и водитель утопил акселератор в пол.

– Я здесь, – прошептал муж, подняв правую руку и прижимая к себе жену. – Не знаю насколько, но я здесь.

– Торопись, милый.

– Постараюсь. Я просто хочу держать тебя в руках.

– А я хочу позвонить детям.

– Теперь я целиком здесь.

– Либо ты добровольно расскажешь нам все, что мы хотим знать, либо отправишься на такую химическую орбиту, о которой твои хитрые специалисты даже и не слышали, – заявил Питер Холланд, директор Центрального разведывательного управления, жестким и ровным, как полированный гранит, голосом. – Дай-ка я более подробно опишу тебе те крайности, на которые с удовольствием пойду, если ты предоставишь мне хоть малейший повод, ведь я приверженец старой школы, paisan. Мне наплевать на правила, если они благоприятствуют всяким отбросам. Будешь вешать мне лапшу на уши – и я похороню тебя живьем в ста милях от Хаттераса в корпусе торпеды. Понятно выражаюсь?

Левая рука и правая нога capo subordinato были в гипсе. Он лежал на кровати в опустевшей палате Лэнгли, опустевшей после того, как директор ЦРУ велел всему медицинскому персоналу уйти из зоны слышимости ради их же безопасности. И без того пухлое лицо мафиози стало еще больше из-за отеков вокруг глаз и распухших губ – таковы были последствия удара головой о приборную доску, когда Мо Панов направил машину в мэрилендский дуб. Он поднял глаза на Холланда, потом перевел тяжелый взгляд на Александра Конклина, сидевшего на стуле и вертевшего в нервных руках неизменную трость.

– Вы не имеете права, мистер Большая Шишка, – мрачно ответил мафиози, – потому что права есть у меня – понимаете, о чем я?

– У доктора тоже были права, а ты их нарушил – боже правый, как ты их нарушил!

– Я не обязан говорить без своего адвоката.

– А где, черт возьми, был адвокат Панова? – вскричал Алекс, ударив тростью в пол.

– Система работает не так, – протестовал пациент, пытаясь негодующе поднять брови. – Кроме того, я был добр к доку. А он воспользовался моей добротой, да поможет мне бог!

– Да ты просто смешон, – сказал Холланд. – Как карикатура. Здесь нет адвокатов, linguine, только мы трое. И торпедный корпус в твоей ближайшей перспективе.

– Чего вы от меня хотите? – вскричал мафиози. – Что я знаю? Я просто делаю, что мне велят, как делал мой старший брат – да покоится он с миром, – и мой отец – да покоится он тоже с миром, – и, возможно, его отец тоже, о котором я ничего не знаю.

– У вас это семейное, – заметил Конклин. – Паразиты никогда не покидают свою кормушку.

– Эй, попридержи язык: ты говоришь о моей семье, и это не следует делать, о чем бы, мать твою, ты ни говорил.

– Мои извинения вашей родословной, – добавил Алекс.

– А мы как раз в твоей семье и заинтересованы, Оги, – вставил директор. – Оги, верно? Это имя было на одном из пяти водительских удостоверений, и нам оно показалось наиболее правдоподобным.

– Ну, вы не так уж умны, мистер Большая Шишка! – выплюнул обездвиженный пациент сквозь распухшие губы. – Ни одно из тех имен мне не принадлежит.

– Ну, должны же мы тебя как-то называть, – сказал Холланд. – Надо же будет вырезать твое имя на корпусе торпеды в Хаттерасе, чтобы какой-нибудь гениальный археолог смог идентифицировать твои зубы несколько тысяч лет спустя.

– Как насчет Чонси? – спросил Конклин.

– Слишком этично, – отозвался Питер. – Мне больше нравится Ослиный Зад, потому что это он и есть. Скоро его запакуют в цилиндр и сбросят над континентальным шельфом, и он отправится на морскую глубину в шесть миль за преступления, совершенные другими людьми. Это, по-моему, и значит быть ослиной задницей.

– Хватит! – рявкнул мистер Ослиный Зад. – Ладно, меня зовут Николо… Николас Деллакрус. Уже за одно только это имя вы должны обеспечить мне защиту! Как с Валачи, это часть сделки.

– Да ну? – Холланд нахмурился. – Что-то не припомню.

– Тогда вы не получите ничего!

– Ты ошибаешься, Ники, – вступил Алекс из дальнего конца комнаты. – Мы получим все, что нам нужно, просто-напросто пустив тебя в расход. Правда, при этом мы не сможем устроить тебе перекрестный допрос, или притащить тебя в федеральный суд, или хотя бы заставить тебя подписать свои показания.

– Хм?

– Потому что ты превратишься в тупой огурец со спаленными мозгами. Впрочем, я думаю, это своего рода благо. Ты даже не будешь знать об этом, когда тебя упакуют в торпеду в Хаттерасе.

– Эй, что ты несешь?

– Всего лишь логика, – ответил бывший морской десантник и теперешний глава Центрального разведывательного управления. – Ты ведь не думаешь, что, после того как тебя обработает наша команда медиков, мы оставим тебя в живых? Вскрытия будет достаточно, чтобы упечь нас в тюрьму лет эдак на тридцать, а у меня, прямо скажу, нет столько времени… Твое слово, Ники. Будешь говорить с нами или позвать тебе священника?

– Я должен подумать…

– Пойдем, Алекс, – спокойно сказал Холланд, направляясь к двери. – Я пошлю за священником. Этот несчастный сукин сын должен получить отпущение грехов.

– В такие моменты, – добавил Конклин, опираясь на трость и поднимаясь со стула, – я всерьез поражаюсь бесчеловечности отношения людей друг к другу. Но я быстро передумываю. Это не жестокость, жестокость – это формальная абстракция; а здесь всего лишь стандартная деловая практика в том деле, в котором мы все замешаны. Но все же, вот индивидуум – его разум и плоть, все его такие чувствительные нервные окончания. Это мучительная боль. Слава небесам, я всегда был в тени, вне досягаемости – как друзья нашего Ники. Они ужинают в элегантных ресторанах, в то время как он опускается в торпеде на шесть миль под воду и его тело сплющивается под давлением.

– Ну ладно, ладно! – возопил Николо Деллакрус, дергаясь всем своим тучным телом и комкая простыни. – Задавайте свои долбаные вопросы, но обещайте защитить меня, capisce?

– Это зависит от искренности твоих ответов, – сказал Холланд, возвращаясь к кровати.

– На твоем месте, Ники, я был бы сама честность, – отметил Алекс, опускаясь обратно на стул. – Одно неверное слово – и будешь кормить рыб – так у вас, кажется, обычно говорят?

– Мне не нужны дополнительные указания.

– Давайте начнем, мистер Деллакрус, – сказал шеф ЦРУ, доставая из кармана маленький диктофон. Он проверил заряд и положил его на высокий белый стол рядом с кроватью больного, подтащил стул и заговорил, обращаясь к маленькой серебряной коробочке: – Меня зовут адмирал Питер Холланд, в настоящее время директор Центрального разведывательного управления, при необходимости возможно подтверждение голоса. Это интервью с информатором, которого мы будем называть Джон Смит. Его голос будет искажен на основной межведомственной пленке, идентификация – в секретных файлах ЦРУ… Ну-с, мистер Смит, отбросим всякую шелуху в сторону и займемся существенными вопросами. И я ожидаю от вас конкретных ответов… На кого вы работаете, мистер Смит?

– «Атлас Койн Вендинг Машинз», Лонг-Айленд Сити, – ответил Деллакрус. Он говорил грубо и неразборчиво.

– Кому эта компания принадлежит?

– Я не знаю, кому она принадлежит. Большинство из нас работает «на дому» – пятнадцать, может, двадцать ребят, понимаете, о чем я? Мы обслуживаем машины и отсылаем отчеты.

Холланд переглянулся с Конклином; оба улыбнулись. Таким ответом мафиози поместил себя внутрь большого круга потенциальных информаторов. Николо не был новичком в этой игре.

– Кто подписывает чеки, которыми вам платят, мистер Смит?

– Некий мистер Льюис ДеФазио, очень законопослушный бизнесмен, насколько мне известно. Он же выдает нам наши назначения.

– Вы знаете, где он живет?

– Бруклин Хейтс. Я слышал, где-то у реки.

– Куда вы направлялись, когда вас перехватили наши сотрудники?