В ответ Джейсон мрачно усмехнулся.

– Выходит, вас обманывали, – тихо сказал он. – Часть этого человека охвачена таким животным страхом, какой редко кому приходилось испытывать.

– Мсье, мне трудно в это поверить…

– Уж поверьте. Ведь я и есть этот человек.

– Правда, мистер Вебб? Но все несложно исправить. Вам приходится мириться со своим вторым Я из-за этого страха?

Дэвид Вебб внимательно смотрел на старика.

– Господи, а что мне еще остается?

– Вы могли бы на время исчезнуть, вы и ваша семья. Вы могли бы мирно жить, в полной безопасности, ваше правительство бы помогло.

– Он придет за мной – за нами, – куда бы мы ни отправились.

– Но как долго он сможет вас преследовать? Год? Полтора? В любом случае меньше чем два года. Он болен; весь Париж – мой Париж – это знает. Учитывая нереальные затраты и сложности, которые сейчас возникли из-за всей этой подготовки, чтобы заманить вас в ловушку, мне кажется, это последняя попытка Карлоса. Бросайте это, мсье. Отправляйтесь к вашей жене на Бас-Тер, а потом улетайте за тысячи миль отсюда. Позвольте ему вернуться в Париж и умереть в разочаровании. Разве этого не будет достаточно?

– Нет. Он придет за мной, за всеми нами! Нужно покончить с этим здесь, сейчас.

– Похоже, скоро я воссоединюсь со своей женой, поэтому сейчас я позволяю себе не соглашаться с некоторыми людьми, такими, как вы, например, Monsieur Le Cameleon [33], с кем я бы точно согласился раньше.

Теперь все обстоит именно так. Я считаю, что вы можете уехать далеко-далеко. Я считаю, что вы можете забыть про Шакала и жить нормальной жизнью, за короткое время ее перестроив, но вы ведь так не поступите. Что-то внутри вас останавливает; вы не можете позволить себе стратегическое отступление, что было бы не менее благородно, поскольку позволит избежать насилия. Ваша семья в безопасности, но другие могут погибнуть, и даже это вас не останавливает. Вы должны победить…

– По-моему, хватит этого лепета, – перебил Борн, вновь поднося бинокль к глазам и концентрируясь на происходящем внизу под окнами.

– И так всегда, не правда ли? – спросил француз, изучающе глядя на Le Cameleon и не трогая свой бинокль. – Они вас слишком хорошо тренировали, слишком глубоко вбили в вас ту личность, которой вы должны были стать. Джейсон Борн против Карлоса Шакала, и Борн должен победить, необходимо, чтобы он победил… Два стареющих льва, которых давным-давно натравили друг на друга, оба горящие ненавистью, которую в них вложили недалекие стратеги, не предполагавшие, к каким последствиям это приведет. Сколькие лишились жизни, потому что пересеклись с вами? Сколько ни о чем не подозревающих мужчин и женщин было убито…

– Заткнитесь! – закричал Джейсон, но словно наяву перед ним проплыли короткие видения: Париж, а также Гонконг, Макао и Пекин – и недавняя ночь в Манассасе, штат Виргиния. Так много смертей!

Неожиданно, без всякого предупреждения, открылась дверь в темную подсобку, и внутрь быстро вошел запыхавшийся судья Брендан Префонтейн.

– Он здесь, – сообщил бостонец. – Один из патрульных отрядов, посланных Сен-Жаком, который состоял из трех человек и находился в миле отсюда по восточному берегу, не отвечал на вызовы по радио. Сен-Жак послал охранника найти их, и тот только что вернулся, но тут же убежал. Все трое убиты, у каждого по пуле в глотке.

– Это Шакал! – воскликнул француз. – Это его carte de visite – его визитная карточка. Он объявляет о своем прибытии.

Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю, шар огня, который стремился иссушить все под собой. А не внушавшее доверия «исследование», предложенное канадским промышленником Ангусом Маклеодом, вполне себя оправдало. Несмотря на то что несколько гидросамолетов прилетели, чтобы увезти испуганные пары, коллективное внимание обычных людей после таких событий можно было удержать на период времени более продолжительный, чем от двух с половиной до четырех минут. Как все поняли, во время предрассветного шторма имело место ужасное происшествие, акт мести. В него был замешан человек, желавший отомстить старым врагам, убийца, давно покинувший остров. После того как убрали ужасные гробы вместе с прибитым к берегу искореженным катером и по радио прозвучали успокаивающие слова правительства, а также тут и там стали периодически появляться ненавязчивые охранники, к людям возвратилось чувство безопасности – конечно же, не абсолютной безопасности, потому что среди них был скорбящий человек, но он не показывался на людях и, как им сказали, должен был скоро покинуть остров. И, несмотря на весь ужас произошедшего – естественно, безмерно преувеличенный чрезвычайно суеверным населением острова, – их лично это не касалось. Это был акт насилия, не имевший к ним непосредственного отношения, и, невзирая ни на что, жизнь продолжалась. Семь пар остались в гостинице.

– Бог мой, мы платим по шестьсот долларов в день…

– За нами-то никто не охотится…

– Черт, со следующей недели снова придется торчать в отделе закупок, так что надо ловить момент…

– Не бойся, Ширли, они не будут упоминать наших имен – они мне обещали…

Под палящим и неподвижным полуденным солнцем маленький грязный заговор на обширных карибских просторах как-то потерялся, и с каждым следующим глотком «Bain de Soleil» или рома смерть отступала все дальше. Несмотря на то что прежнее настроение полностью вернуть было невозможно, сине-зеленые волны все так же набегали на пляж, маня редких купальщиков войти в воду, околдовывая их тела прохладным текучим ритмом бесконечного океана. На остров Транквилити вернулось относительное спокойствие.

– Вон там! – закричал герой Франции.

– Где? – закричал в ответ Борн.

– Четыре священника. Идут шеренгой по аллее.

– Они черные.

– Цвет кожи не имеет значения.

– Он был священником. Когда я видел его в Париже, в церкви Нейл-сюр-Сьен.

Фонтейн опустил бинокль и посмотрел на Джейсона.

– В церкви Святого Причастия? – тихо спросил он.

– Я не помню… Который из них он?

– Вы видели его в одеждах священника?

– А этот сукин сын видел меня. И он знал, что я знал, что это был он. Который из них?

– Его там нет, мсье, – ответил Жан-Пьер, медленно поднося бинокль к глазам. – Это еще одна carte de visite. Карлос все предвидит; он любит геометрию. К нему не добраться по прямой линии, только через стороны и переходя с уровня на уровень.

– Звучит, как чертова восточная мудрость.

– Значит, вы все понимаете. Ему пришло в голову, что на этой вилле вас может и не быть, а если это так, он хочет, чтобы вы знали, что ему все известно.

– Как в Нейл-сюр-Сьен…

– Нет, не совсем. Сейчас у него нет полной уверенности. А в церкви Святого Причастия она у него была.

– И что мне делать?

– А как думает Хамелеон?

– Самым очевидным решением будет ничего не предпринимать, – произнес Борн, глядя на творящееся внизу. – Его это не устроит, потому что его неуверенность слишком велика. Он скажет себе: «Он слишком для этого умен. Я мог бы взорвать его ракетой вместе с виллой, значит, он где-то еще».

– Думаю, вы правы.

Джейсон нагнулся и взял с подоконника ручную рацию. Он нажал кнопку и вызвал:

– Джонни?

– Да?

– Видишь тех четырех черномазых священников на дороге?

– Да.

– Пошли охранника, пусть их остановит и приведет в вестибюль. Пусть скажет, что их желает видеть владелец гостиницы.

– Эй, они не собираются заходить на виллу, они просто идут мимо и молятся за тех несчастных, кто внутри. Викарий позвонил мне из города, и я дал разрешение. Дэвид, это свои.

– Черта с два, – возразил Джейсон Борн. – Делай, как я говорю.