Джейсон Борн откатился к краю кровати и встал.

– Мне надо составить список, – сказал он деловито, направляясь к старомодному деревенскому столу у стены, служившему письменным столом и местом для телефона. – Нужно разобраться, где мы есть и куда направляемся.

– А я позвоню Джонни на остров, – добавила Мари, поднимаясь на ноги и расправляя юбку. – Потом поговорю с Джеми. Постараюсь его разубедить и скажу, что мы скоро вернемся.

Она подошла к столу, но ее муж – и одновременно не ее муж – остановил ее.

– Нет, – негромко произнес Борн, качая головой.

– Не смей мне это говорить, – возразила мать, сердито сверкнув глазами.

– Три часа назад в Риволи все изменилось. Теперь все по-другому, как ты не понимаешь?

– Я понимаю, что мои дети сейчас в нескольких тысячах миль от меня, и я намерена с ними связаться. Это ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, но не могу этого допустить, – ответил Джейсон.

– Черт тебя дери, мистер Борн!

– Выслушай меня… Ты поговоришь с Джонни и Джеми – мы оба поговорим с ними, – но не отсюда и не пока они на острове.

– Что?..

– Сейчас я позвоню Алексу и скажу ему, чтобы он забрал их всех оттуда, включая миссис Купер, конечно.

Мари уставилась на Алекса, вдруг все поняв.

– О боже. Карлос!

– Да. В данный момент у него есть одна опорная точка для нашего поиска – «Транквилити». Если он еще не знает, то скоро выяснит, что Джеми и Элисон там с Джонни. Я доверяю твоему брату и его личным тонтон макутам, но все же хочу, чтобы они убрались оттуда до наступления ночи. Я также не знаю, есть ли у Карлоса связи, чтобы отследить звонок отсюда туда, но точно знаю, что телефон Алекса стерилен. Поэтому нельзя звонить сейчас. Отсюда туда.

– Так, бога ради, звони Алексу! Какого черта ты медлишь?

– У меня нет определенности.

На мгновение в глазах ее мужа мелькнула паника – то были глаза Дэвида Вебба, а не Джейсона Борна.

– Надо решить, куда отправить детей.

– Алекс решит, Джейсон, – сказала Мари, вперившись взглядом в его глаза. – Ну же.

– Да… да, конечно. Прямо сейчас, – его взгляд вновь обрел смысл, и Борн протянул руку к телефону.

Александра Конклина не оказалось в Вене, штат Виргиния, США. В ответ, словно гром, звучал только монотонный голос электронного оператора: «Набранный вами номер больше не обслуживается».

Он трижды повторил заказ звонка, надеясь, что это была ошибка французской телефонной службы. И трижды получал в ответ: «Набранный вами номер больше не обслуживается».

Он снова стал мерить шагами расстояние от стола до окна и обратно. Снова и снова он нервно посматривал в окно, потом склонялся над растущим списком имен и мест. Мари предложила что-нибудь перекусить; он ее не услышал, и она продолжала наблюдать за ним молча.

Быстрые, проворные движения ее мужа походили на движения большой раздраженной кошки: плавные, текучие, настороженные. Это были движения Джейсона Борна, Дельты из «Медузы», а не Дэвида Вебба. Она вспомнила медицинские записи, сделанные Мо Пановым в начале лечения Дэвида. Они были полны противоречивыми описаниями от людей, заявлявших, что видели человека, известного как Хамелеон, но наиболее часто в записях встречалось указание на кошачью пластику «убийцы». Панов в то время искал ключ к личности Борна, потому что у них не было ничего, кроме его имени и обрывистых сведений о мучительной смерти в Камбодже. Мо часто вопрошал вслух, было ли в ловкости его пациента что-либо, кроме простой натренированности; как ни странно, по-видимому, не было.

Когда Мари пыталась уловить физическую разницу между двумя людьми, заключенными в ее муже, они оба притягивали и отталкивали ее. Оба были мускулистыми и грациозными, оба способны выполнять сложные действия, требующие точной координации движений; но если сила и подвижность Дэвида проистекали из чувства совершенства, то движения Джейсона были преисполнены затаенной угрозы, он не наслаждался совершенством. Когда она поделилась этим с Пановым, тот лаконично ответил:

– Дэвид неспособен на убийство. Борн способен; его этому научили.

И все же Мо был доволен, что она отметила отличие в их «физических проявлениях», как он это назвал.

– Это еще один указатель. Увидев Борна, постарайся как можно скорее вернуть Дэвида. И звони мне, если сможешь.

Сейчас она не могла вернуть Дэвида, подумала Мари. Ради детей, ради самой себя и Дэвида, она не смела.

– Я выйду ненадолго, – объявил Джейсон, стоя у окна.

– Нет! – воскликнула Мари. – Христа ради, не бросай меня одну.

Борн нахмурился и понизил голос, какая-то неопределенная борьба шла внутри него.

– Я просто хочу выехать на шоссе и найти телефон, только и всего.

– Возьми меня с собой. Пожалуйста. Я не могу оставаться сейчас одна.

– Ладно… Вообще-то нам кое-что понадобится. Надо будет купить какую-нибудь одежду, зубные щетки, бритву… ну, что еще вспомним.

– Ты хочешь сказать, мы не можем вернуться в Париж?

– Можем и, весьма вероятно, вернемся в Париж, но не в наши номера. У тебя паспорт с собой?

– Паспорт, деньги, кредитки – все. Они все были в моем кошельке, о котором я не помнила, пока ты не дал его мне в машине.

– Я подумал, не стоит оставлять его у «Мориса». Пошли. Сначала телефон.

– Кому ты будешь звонить?

– Алексу.

– Ты же только что пытался.

– На его квартиру; видимо, его лишили прикрытия в Виргинии. Потом доберусь до Мо Панова. Пойдем.

Они поехали снова на юг, в маленький городок под названием Корбейл-Эссонес, где имелся относительно новый торговый центр в нескольких милях к западу от шоссе. Это было людное место, не вписывающееся во французскую сельскую местность, но весьма подходящее для тех, кто скрывался. Джейсон припарковал машину, и они, как обычная супружеская пара, запоздало вечером приехавшая за покупками, пошли по центральной аллее, пристально высматривая общественный телефон.

– Ни одного чертова телефона на шоссе! – процедил Борн сквозь зубы. – Что, по их мнению, людям делать, если у них случится авария или спустит колесо?

– Ждать полиции, – ответила Мари, – и там был телефон, только в него кто-то врезался. Наверное, потому больше и нет… Вон, вижу!

Джейсону очередной раз пришлось пройти через изнурительный процесс заказа международного звонка при помощи местных операторов, которые терпеть не могли соединять с международной связью. И снова услышанное прозвучало как гром, далекий и безжалостный.

– Говорит Алекс, – звучал из трубки записанный голос. – Некоторое время я буду отсутствовать: я уехал туда, где была совершена одна смертельная ошибка. Перезвоните часов через пять-шесть. Сейчас полдесятого утра по восточному стандартному времени. Конец записи, Джуно.

Оглушенный, Борн повесил трубку и уставился на Мари.

– Что-то случилось, и я должен понять, что именно. Его последние слова были – «Конец записи, Джуно».

– Джуно? – Мари зажмурилась, потом открыла глаза и посмотрела на мужа. – Альфа, Браво, – начала она тихо и добавила: – Альтернативные военные алфавиты? – Она затараторила: – Фокстрот, Голд… Индия, Джуно! Джуно означает «Джей», то есть «Джейсон»!.. Что еще он записал?

– Он уехал куда-то…

– Давай-ка пройдемся, – перебила Мари его, заметив любопытствующие лица двоих мужчин, ждущих, пока освободится телефон. Она схватила его за руку и потащила в сторону от кабинки. – Он не мог более понятно выразиться? – спросила Мари, когда они примкнули к толпе.

– Это была запись. «…где была совершена одна смертельная ошибка».

– Что-что?

– Он сказал перезвонить ему через пять-шесть часов, потому что он уехал туда, где была совершена одна смертельная ошибка… Смертельная? Боже, это же Рамбулье!

– Кладбище?..

– Где он пытался убить меня тринадцать лет назад. Точно, Рамбулье!

– Только не через пять или шесть часов, – возразила Мари. – Когда бы он ни оставил это сообщение, он не мог долететь до Парижа и потом доехать до Рамбулье за пять часов. Он же был в Вашингтоне.