– Это мы знаем. И что же?

– Как же ты не понимаешь, Алекс? Подумай, Брюссель был началом конца, и в конце Дэвид воспользовался этим ложным обвинением, чтобы дать Мари знать, что он все еще жив, чтобы сказать Питеру Холланду, что он еще жив. Карта, на которой Андерлехт был обведен красным.

– Он дал надежду, и только. Я не очень доверяю надежде, Мо.

– Он сделал больше, чем просто дал надежду. Это послание заставило Холланда подготовить каждый наш пост в Европе к приему Джейсона Борна, киллера, и пойти на все, чтобы вернуть его.

– Это сработало. Иногда такое бывает.

– Это сработало, потому что несколько недель назад человек по имени Джейсон Борн знал, что, для того чтобы поймать Карлоса, должна установиться связь между ним и Шакалом, давно забытая связь, которую надо было поднять на поверхность. И он это сделал, вы это сделали!

– Только очень извращенным способом, – допустил Конклин. – Нам это удалось, не больше того. Возможности, вероятности, абстракции – это все, с чем нам приходилось работать.

– Абстракции? – тихо повторил Панов. – Это очень ошибочно-пассивный термин. Ты хоть представляешь, какие бури в голове провоцируют абстракции?

– Даже не представляю, о чем ты говоришь.

– О тех самых серых клетках, Алекс. Они становятся безумными, крутятся на месте, словно микроскопические мячики для пинг-понга, пытаясь найти крохотные тоннели, чтобы прорваться через них, гонимые собственными врожденными силами.

– Я не понял ни слова.

– Ты же сам сказал: злая ирония судьбы. Но я бы сформулировал это по-другому – магнит зла. Вот что вы с Дэвидом создали, и внутри этого магнитного поля оказалась «Медуза».

Конклин развернулся в коляске и покатил себя к балкону и опускавшемуся оранжевому сиянию на горизонте за темно-зелеными внешними островами Монтсеррата.

– Хотел бы я, чтобы все было так же просто, как ты говоришь, Мо, – произнес он быстро. – Но, боюсь, это не так.

– Поясни, пожалуйста.

– Крупкин погиб.

– Что?

– Я оплакиваю его как друга и чертовски хорошего врага. Он сделал все возможное для нас, и когда все закончилось, он сделал то, что было правильно, а не то, что было приказано. Он оставил Дэвида в живых – и теперь поплатится за это.

– Что с ним случилось?

– По словам Холланда, он исчез из больницы в Москве пять дней назад – просто забрал свою одежду и вышел. Никто не знает, как он это сделал и куда пошел, но час спустя за ним пришли люди КГБ, чтобы арестовать и отправить на Лубянку.

– Значит, они его не поймали…

– Поймают. Когда Кремль поднимает «черную тревогу», все дороги, железнодорожные станции, аэропорты и переезды на границах оказываются под микроскопом. Мотивация безотказная: любой, кто выпустит его, проведет следующие лет десять в ГУЛАГе. Это всего лишь вопрос времени. Будь оно все проклято.

Раздался стук в дверь, и Панов откликнулся:

– Открыто, потому что так проще! Заходите.

В дверь вкатился столик на колесиках, а за ним вошел безупречно одетый помощник менеджера, мистер Причард, который мог толкать этот столик, не нагибаясь. Он широко улыбнулся и объявил о своем присутствии и о своей цели:

– Бакингем Причард к вашим услугам, джентльмены. Я привез кое-какие морские деликатесы для вашей коллегиальной дегустации перед вечерним ужином, к которому я лично приложил руку рядом с шефом, ибо тот склонен к ошибкам без экспертного руководства, каковое я ему с удовольствием предоставил.

– Коллегиальной? – изумился Алекс. – Я окончил колледж уже почти тридцать пять лет назад.

– Очевидно, этого не хватило, чтобы улавливать нюансы английского языка, – буркнул Моррис Панов. – Скажите мне, мистер Причард, как вам не жарко в этой одежде? Я бы уже истек потом, как свинья.

– Нет здесь никаких нюансов, только неоправданное клише, – буркнул в ответ Конклин.

– Я не страдаю излишней перспирацией, сэр, – ответил помощник менеджера.

– Готов поспорить, вы все-таки «вспотели», когда мистер Сен-Жак вернулся из Вашингтона, – предположил Алекс. – Подумать только, Джонни – «террорист»!

– Этот инцидент уже в прошлом, сэр, – стоически произнес Причард. – Мистер Сент-Джей и сэр Генри поняли, что мой великолепный дядя и я заботились всем сердцем только о детях.

– Умно, очень умно, – похвалил Конклин.

– Я приготовлю канапе, джентльмены, и проверю лед. Остальные скоро подойдут.

– Очень мило с вашей стороны, – поблагодарил Панов.

Дэвид Вебб прислонился к арке, ведущей на балкон, наблюдая за женой, которая дочитывала последние страницы детской книжки их сыну. Миссис Купер дремала в кресле, покачивая симпатичной черной головой над полной грудью, будто ожидая услышать голосок Элисон из-за полуприкрытой двери в двух шагах от ее кресла. Интонации тихого голоса Мари соответствовали словам сказки, что подтверждали широко раскрытые глаза и приоткрытые губы Джеми. «Если бы не аналитический склад ума, улавливающий музыкальную гармонию в цифрах, его жена могла бы быть актрисой, – подумал Дэвид. – У нее есть все внешние атрибуты этой изменчивой профессии: яркая внешность, властный вид, заставлявший и мужчин, и женщин затихать и мечтательно провожать ее взглядом, когда она шла по улице или входила в помещение».

– А ты почитаешь мне завтра, папа!

Сказка закончилась, о чем свидетельствовали соскочивший с кровати сын и раскрывшиеся глаза миссис Купер.

– Я как раз хотел почитать тебе сказку сегодня, – оправдываясь, сказал Вебб, отходя от арки.

– Фу, ты все еще воняешь, – сказал мальчик, поморщившись.

– Твой папа не воняет, Джеми, – объяснила Мари, улыбаясь. – Я же говорила тебе, это лекарство, которым доктор велел ему промывать раны после аварии.

– Он все равно воняет.

– Нельзя ведь спорить с аналитическим умом, когда он прав, верно? – спросил Дэвид.

– Мама, еще слишком рано идти спать! Я могу разбудить Элисон, и она снова начнет плакать.

– Я знаю, дорогой, но мы с папой должны пойти навестить всех твоих дядей…

– И моего нового дедушку! – возбужденно воскликнул ребенок. – Дедушка Брендан сказал, что научит меня когда-нибудь быть судьей.

– Боже упаси, – возразила миссис Купер. – Этот человек одевается, как павлин в брачный период.

– Можешь пойти в нашу комнату и посмотреть телевизор, – быстро перевела Мари тему. – Но только на полчаса…

– Ну-у!

– Хорошо, может быть, час, но каналы будет выбирать миссис Купер.

– Спасибо, мамочка! – воскликнул ребенок, побежав в родительскую комнату. Миссис Купер поднялась из кресла и пошла за ним.

– О, я могла бы и сама включить ему, – сказала Мари, вставая с кровати.

– Нет, миссис Мари, – возразила миссис Купер. – Оставайтесь с вашим мужем. Он страдает, хотя и никогда не признается в этом. – Она скрылась в спальне.

– Это правда, милый? – спросила Мари, подойдя к Дэвиду. – Тебе больно?

– Мне не хотелось бы опровергать миф о несравненных способностях великой леди, но она ошибается.

– Почему ты всегда используешь дюжину слов, когда достаточно одного?

– Потому что я вроде как ученый. Мы, академики, никогда не идем прямым путем, потому что он не оставляет нам никаких оправданий на случай, если мы ошибаемся. А ты что, антиинтеллектуалка?

– Нет, – ответила Мари. – Видишь, это простая, однословная констатация.

– Что такое констатация? – спросил Вебб, обняв жену и поцеловав ее, их губы слились, столь значимо для них обоих, так возбуждающе.

– Это короткий путь к истине, – пояснила Мари, откинув назад голову и глядя на него. – Никаких оправданий, никакой неопределенности – только факт. Как пять плюс пять равно десять – не девять или одиннадцать, а именно десять.

– Ты – десятка.

– Это банально, но я приму это… Ты понемногу расслабляешься, я снова тебя чувствую. Джейсон Борн уходит из тебя, верно?

– Вроде того. Пока ты была с Элисон, мне позвонил Эд Мак-Алистер из Агентства национальной безопасности. Мать Бенджамина на пути в Москву.