— Челябинск? — выдохнул генерал-майор.

— Я больше ничего не скажу.

Борщ расстегнул кобуру и вынул табельно оружие.

— Вы не посмеете! — возмутилась Анна, вырываясь из хватки полковника. — Толя, хватит! Прекрати это!

Ее тут же схватили солдаты.

— НЕТ! ОТПУСТИТЕ! Не смейте стрелять. Генерал-майор. НЕТ! — кричала она, пока ее оттаскивали.

Борщ, развернулся и посмотрел на Анну. Его глаза отдавали тревогой, и одновременно в них была пустота. Ей на мгновенье показалось что-то, что-то влажного блекнул в его глазах. Но то, как он смотрел на нее, явно отдавало безразличием. А после он перевел взгляд на Анатолия. Все новые и новые солдаты продолжали кричать, падая на пол.

— Последний шанс. Прекрати все это, — со скорченным лицом сказал Борщ. — Тебе дадут лучшее седативное и обезболивающее! Мы поможем.

— Нет, — улыбался раненый. — Я хочу свободы! Их жизни не стоят моей, уверен, Вы так и думаете. Но я не прекращу. Я не хочу больше так жить, — тяжело дыша. — Я хочу свободы.

— Анатолий, прекращай это безумие!

— Я видел! Я видел истинных чудовищ! — голос раненого дрожал. — Минуты промедления могут раскрыть меня. Я не хочу туда. Я хочу смерти!

— Успокойся!

— Вербовщики не уговаривают тебя работать, они делают тебя рабом. Их формы ужасны. Они подсаживают тебя на свой яд!

— О чем ты?

— Щупальца, они проникают тебе в мозг. Их щупальца, их много. Очень много! Радуйтесь, что их нет здесь! Уже нет, но там есть!

Анна и еще несколько солдат стояли в коридоре и слышали весь разговор.

— Они всегда под землей, они никогда не выходят на поверхность. Им дали эти земли. Им нужны минералы! Мы работаем на поверхности!

— НЕТ! Отпустите меня, — возмущалась Анна. — Ему нужна помощь!

— Я не понимаю, о чем ты, — с растерянным выражением лица, стоял главный. — Какие рабы? Какие щупальца? Чудовища? О чем ты, Анатолий? Ты, как сотрудник Корпорации, должен вернуться в лабораторию.

— Ага, вот, что они Вам сказали. Глупцы!

— Анатолий!

— Я знаю больше, чем достаточно, — тяжело дышал бритоголовый. — Потому я им интересен. Потому они прислали вас! Все эти войска! Они знают, что я такое.

— Кто-то из вас в 2004 году сделал подобное. Так ведь?

— Увы, я не в курсе. Но в курсе они! Они, я уверен, и не думали, что мы сможем открыть проход. Но мы это смогли! А теперь им интересно, как мы это сделали и что там. Что там по ту сторону прохода.

— О чем ты? Ты опять со мной играешь? Кто? О ком ты? Почему ты им нужен живым? Кто ты на самом деле?

— Сейчас я более чем серьезен. Забудьте про это, — выдыхая, сказал раненый. — Ваше руководство врет вам всем! Корпорация — враг! Прошу убейте меня! Ваши солдаты долго не протянут.

— О ком ты? Кто и о чем врет мне?

— Вы не видели их! Вы не знаешь, кто они!

— Анатолий!

— Благо тебе и твоему окружению! Благо, ибо ты еще не сломился. Благо сломленному — смерть! — бормотал бритоголовый, будто что-то цитировал. — Благо, благо, благо! — сквозь кашель.

— Что ты несешь? Прекращай! Немедленно!

— Забудьте, слышите, забудьте, а то и Вас уберут. Благо быть в неведении!

— Анатолий! Прекрати это! Хватит калечить моих людей. Просто сдайся! Прекрати это!

— Вы знаете ответ, — улыбался раненый. — Ответ на вопрос, как прекратить все это. ЗНАЕТЕ! — что есть сил, прокричал раненый. — Ты знаешь! — переходя на шепот. — ТЫ! ТЫ! ТЫ! — оскалившись!

— Генерал-майор Борщ, — забежал полковник. — Нашим становится все хуже и хуже. Половина взвода полегло уже!

— Тех, что вынесли на улицу, вновь начало трясти, — продолжал полковник. — Они вопят, как сумасшедшие. Становится все хуже и хуже! Что делать не знаю! Несколько машин с гражданскими остановились у больницы. Сейчас такой огласке все предастся, что секретной операцией это назвать будет уже нельзя.

— Что? — обернулся Борщ. — Без паники! Гражданских не пускать!

— Так точно! У некоторых носовое кровотечение началось, — продолжал полковник Олещук. — А у других обострилась боль. Вы слышите, как они кричат?

Из коридора продолжали раздаваться крики. Ужасные вопли, отражаясь от голого потолка и кафельного пола, многократно усиливались. Становилось невыносимо. Главный начинал нервничать.

— Что будем делать генерал-майор?

— Полковник, займитесь солдатами! Я пока думаю… — вновь развернувшись к бритоголовому.

Из разбитых окон доносились стоны военных. Ужасные крики наполняли двор ужасом. Главный замер в размышлениях, последний раз взвешивая все происходящее. Он хотел все это остановить, он прекрасно понимал, что выход был только один. Но, следовать ему Борщ не хотел. Он пытался найти альтернативу, но у него ничего не получалось. И это злило его.

— Видит Бог, мы не хотели жертв, — наконец сказал главный, приставив дуло пистолета ко лбу Анатолия. — Ты дурак!

Раненный улыбался.

— Вы хороши человек, генерал-майор Борщ, но служите не тем людям.

— Я служу государство.

— Уже нет, они используют Вас, генерал-майор Борщ.

— Что?

— Давай! Иначе они все погинут!

— Ты хочешь смерти? — сказал мужчина с пистолетом. — Ты действительно этого хочешь? Ты настолько глуп?

— Хочу, — выдыхая. — Да, возможно глуп. Нажимайте! — дыхание было неравномерным, Анатолия переполнял страх.

— Черт! — оскалился военный. — Я не хочу этого! Я не хочу это делать! Приказ был взять тебя живьем! Мы работаем без жертв.

— Все меняется, генерал-майор Борщ.

— Ты ведь боишься смерти.

— Боюсь, но не отступлю! ДАВАЙ! — что есть сил, прокричал он. — ДЕЛАЙ СВОЕ ДЕЛО! ДЕЛАЙ ЭТО! — зажмурившись.

— Черт меня дери! — оскалился главный, нажимая на курок.

Прозвучал выстрел, и кровь окропила стену. Мужчина упал бездыханно в лужу своей собственной крови, с улыбкой на лице.

— Черт тебя подери, дурак! — выдохнул военный. — Черт тебя подери, Анатолий!

На улице стало тихо. Из разбитых окон стало доноситься вечернее пение цикад с комариным писком.

Анна в ужасе наблюдала за происходящим. Она хотела подбежать, но ее держали. Она ничего не могла сказать. По лицу бежали новые слезы. Дрожь по всему телу гуляла волнами, чередуясь с учащенным сердцебиением. Голова становилась ватной.

Комната стала светлеть, черный туман полностью рассеялся. Из небольшой комнаты вышел главный.

— Анна Николаевна, — обратился генерал-майор.

— Ч… что? — дернулась она. — Что еще? — вытирая слезы.

— Отпустите ее, — сказал Борщ. — Запомните, здесь никто не умирал на самом деле.

Анна вспоминала тот день, прокручивая каждое слово, каждый миг, каждую секунду в своей голове. Слезы заливали ее лицо и все рабочее место.

Профессор вновь поднялась со стула и подошла к шкафу. Потянув носом, она выдвинула ящик достала документ с жирным заголовком „О неразглашении государственной тайны“. Ее взгляд пал на последние строки документа: „…подвергнется тюремному заключению.“.

— Кто они такие? — вздыхая. — Компания миротворцев, — сказала женщина, рассматривая печать КМ.

Оскалившись, она с ненавистью швырнула документ обратно в шкаф и села за рабочий стол. Николаевна перевела свой взор обратно к дисплею. В окне входящих сообщений мелькало уже три сообщения от Владислава, периодичностью каждые пять минут: „Ты где?“, „Ты ушла?“, „Ты еще тут?“.

Она хотела рассказать Владиславу все, что было у нее на душе. Но этого сделать женщина никак не могла.

В тот момент в ее голове вертелись слова Анатолия, как заезженная пластинка: „до поры до времени“ и „скиталец синей птицы“.

— Фу! — вздохнула она.

Вскочив со стула, Черевко подошла к зеркалу.

— Да же не смей, что-то говорить! — сказала она сама себе в отражении. — Он хороший!

— Они все одинаковые, — оскалилось отражение. — Итог всегда один: горечь и слезы. Ты помнишь, как хотела напиться снотворного? Помнишь? Ты сама виновата!