— Я не стану его искать, Лали, — голос прозвучал жёстко, хотя папа по-прежнему продолжал гладить меня по спине. — Сейчас он сам себе мешает. И я не отдам ему свою дочь, пока не пойму, что могу ему доверять. Пока не буду знать, что ты нужна ему.

— Пап, — внезапная догадка больно кольнула, — он же не из-за тебя уехал? Ты что-то сказал ему?

— Лали, мы много о чём говорили. Но если бы Романа было так легко испугать, я бы сразу попросил тебя забыть о нём. Поверь, маленькая, я желаю тебе только счастья.

Я чувствую, что папа чего-то не договаривает, но у меня нет причин ему не верить. Мой папочка всегда со мной честен. И он бы ни за что не стал… Ведь не стал бы? Он же хочет для меня счастья…

— А себе, пап? Себе ты желаешь счастья? Только не говори сейчас, что твоё счастье в моём благополучии. Скажи, тебе хорошо с Ангелиной? Ты любишь её?

Папа молчал долго, и я уже не надеялась, что он ответит.

— Она тебе не слишком нравится, да, малышка? — папочка улыбается, но глаза его остаются серьёзными.

— Ну-у, она красивая, — привела я единственный имеющийся у меня аргумент в её пользу. — Пап, это ведь тебе с ней жить! И я не собираюсь тебе мешать, женись ты хоть на крокодилице. Но… ты любишь Ангелину?

— Я её защищаю, Лали.

Он её защищает. От кого? Это осталось под завесой тайны. Я думаю об этом уже три часа. И о Ромке. И снова об этом. А может, Ангелине нужна защита от самого Богдана? Ну а что — видок у него очень даже опасный. Это я с горя забыла бояться, а при других обстоятельствах ни за что не осталась бы с ним, почти голым, в закрытой комнате.

— Баева, ты совсем с дуба рухнула?

Котя, вся яркая и красивая, ворвалась ко мне в спальню и сердито тряхнула белокурыми локонами.

— Ты что, ещё не готова? Или ты в этом ехать собираешься? — она смерила меня скептическим взглядом. — Ты выглядишь, как выпускница закрытой школы Святого Иосифа.

— А это ещё кто такой?

— Неважно, кто он, а вот ты — дочь Тим Бертыча, а выглядишь, как девственная малолетка.

— А это плохо? — я взглянула на себя в зеркало.

Мне всё нравится — умеренный макияж, волосы забраны в высокий хвост, тёмно-синее короткое платье, серебристые босоножки. Уверена, что папе тоже понравится. И Ромке понравилось бы. Наверное…

Все дальнейшие Котины возмущения по поводу моего внешнего вида были мной бесцеремонно и грубо подавлены. Пусть своему массажисту Григорию мозги вправляет, раз у них там всё серьёзно. Котя призналась, что Гриша действительно делал ей массаж. Но при этом подруга так восхваляла его крепкие руки и имела такой томный вид, что у меня не осталось сомнений — она готова к более глубоким процедурам. Готов ли к ним Гриша?

Диана так и не объявилась. Оказалось, что она приедет сразу в ресторан. Папа попросил никого не опаздывать и уехал вместе с Серёгой и Марком ещё днём — работа прежде всего. Надеюсь, он сам не забудет о празднике. А Львовна, как сквозняк, пролетела — ворвалась в дом, втиснула себя в ярко-красную провокационную тряпочку и вся ослепительно прекрасная умчалась с водителем. Бедный Ян не знал, куда глаза деть от её роскошных выпуклостей.

— Грузимся! — скомандовал Гриша мне, Коте и Василисе.

— Ева, — окликнул меня Львович, который, как я предполагала, должен был уехать с папой.

— Марк, а ты разве… Я думала, что ты оставил машину и…

— Я ждал тебя, — он широко улыбнулся. — И теперь вижу, что ждал не зря. Выглядишь просто отпадно!

Его ожидания меня никак не впечатлили, но комплимент был приятен. Вот — мужчина в восторге, а Котя говорила, что кроме Святого Иосифа, никто не оценит.

— Ты не будешь против, если я сам тебя отвезу? — в голосе Марка послышались просительные нотки.

А с чего мне быть против? Машина красивая, парень — тоже ничего. Просит, к тому же…

Гриша нахмурился и попытался спорить, но Котя его быстро успокоила, и мы расселись по машинам.

По нашим владениям мы ехали молча. И лишь когда выбрались за пределы Баевской стены, Львович с чувством произнёс:

— Спасибо, что согласилась поехать со мной, Ева.

Я посмотрела на него с удивлением — да мне не жалко, нам всё равно по пути.

Через пару минут после того, как мы покинули Лучезарное, Марк неожиданно сбросил газ и съехал на обочину.

Странные существа эти мужчины. Они могут быть такими разными — грубыми завоевателями, галантными кавалерами или полными придурками, плывущими по течению. Но все они уверены в своей власти над женщинами. Почему? Так заложено природой или это мы, женщины, делаем их такими? Об этом недавно, с такой невыносимой тоской, рассуждала Василиса. Она провела глубокий анализ и распределила всех знакомых мужчин по психотипам. Очень странным психотипам, надо сказать, — названия Вася сама придумала. Папа, конечно, тигр. Ну-у, ладно — согласна. Серёга — шакал! — тоже в яблочко. А вот Маркуша поверг Васю в смятение. Предположение, что он дракон, я отмела сразу, да и нет в природе такого животного. В итоге мы метались между котом и козлом, но так и не пришли к компромиссу. Зато повеселились и разогнали Васину грусть.

Однако мутный тип этот козлокот. Он без предупреждения съехал на обочину, заглушил двигатель и развернулся ко мне всем корпусом. И глаза, как у побитой собаки. Пугаться я даже и не думала. Если Марк в отношении меня задумал что-то недоброе, то его ведь потом только харакири спасёт от Тимура Баева.

— Ева… я уже неделю не могу нормально спать, — голосом умирающего больного пробормотал Марк.

— А что так — энурез или нечистая совесть?

— Да-да, ещё совсем недавно мне и самому это показалось бы смешным, — он печально улыбнулся. — А ведь я сначала не воспринял тебя всерьёз, увидел избалованную маленькую девочку, папину дочку. Да я и подумать не мог, что так вляпаюсь.

У меня страшно зудел язык обсудить, во что же вляпался Львович и чем это почистить. Но я проглотила рвущийся наружу язвительный комментарий и теперь ощущала себя очень неуютно. Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что Марк пытается облечь в слова свои чувства ко мне. Вот именно это мне и не нравится. Я совершенно не хочу об этом слышать, потому что не представляю, как надо реагировать. А свести его признания к очередной издевательской шутке будет очень жестоко.

— А может, мы уже поедем? — мой притихший голос произвёл какой-то неправильный эффект. Марк придвинулся ещё ближе, притянул меня к себе и наклонился для поцелуя. О, нет!

Я упёрлась руками в его грудь и резко отвернула лицо, отчего губы Марка скользнули по щеке. В этот же момент раздались сигнал клаксона и визг шин. С пассажирского сиденья притормозившего рядом внедорожника мне строила рожи довольная Котя, а смущённый Григорий прокомментировал:

— У Вас, Марк Львович, очень быстрый автомобиль, вот я и удивился, что Вы нас не обогнали. Подумал — вдруг что-то случилось… ну, и вернулся.

— Молодец, — зло процедил Марк и, запустив двигатель, резво сиганул с обочины на дорогу и втопил так, что меня едва не размазало по кожаной обивке сиденья. Псих какой-то.

— Извини, Ева, — произнёс нервный козлокот и за следующие полчаса не проронил ни слова.

Молчание давило мне на нервы, но это всё же лучше признаний в… А в чём, собственно? Я легко могу предположить, что молодой организм Марка терзают самые низменные потребности. А что — я девушка симпатичная и знаю, что мужчин можно очаровать не только выдающимися грудями. Не скажу, что мне очень льстит его интерес, но и не пугает. Вполне естественные мужские потребности, да и Марк — симпатяга.

Я бросила на него быстрый взгляд, убедившись, что — да — всё ещё симпатяга. Кажется, Марк только и ждал моего внимания.

— Ева, я… люблю тебя, — прозвучали слова, которых я предпочла бы никогда не слышать от нелюбимого мужчины.

Что я могу ему ответить? Как мне себя вести?

Эй, Марик, я тоже очень люблю!.. Но увы — не тебя. Добро пожаловать в общество разбитых сердец! Я здесь давно, и ты со временем привыкнешь.