И я стала взрослой, рассудительной и терпеливой Евой. А ещё жизнерадостной умницей Лали, радующей папочку своими успехами в учебе. И только я знала, что под этими лживыми оболочками скрывается безнадёжно любящая, маленькая несчастная Лялька — преступница, нарушившая непреложный закон. И где-то за моей спиной осталась точка невозврата.

— Васенька, — я сложила ладони в молящем жесте, — Вась, милая, расскажи, что ты знаешь про Ромку!

Василиса сперва насупилась, а потом тяжело вздохнула.

— Ева, доченька, ну зачем? Столько лет прошло… — она вгляделась в мое лицо и всплеснула руками. — Неужели не отпустило?

— Давно отпустило, Вась, просто хочу знать, что с ним… — я беззаботно улыбнулась.

— Всё в порядке! — отрезала Василиса и перевела взгляд на горничную. — А ты что тут уши греешь, стервь?

Ох, как же я скучала по этому «стервь»!

— Так пыль вытираю, — пробормотала девушка.

— Ты уже дыру в этом столе протёрла! А ну, брысь отсюда! Ангелины на вас нет!

— А где она? — тут же подхватила я, радуясь перемене темы. Ничегошеньки я от Васи не добьюсь, пойду иным путём.

— Кто? — не поняла Василиса.

— Ну, эта — Львовна…

— Да если бы она мне докладывалась! — проворчала Вася и тут же мечтательно добавила: — Может, по лесу прогулялась, кабанчика встретила… Секача!

— Что — совсем крыса? — я сочувственно поморщилась.

— Не, хорошая женщина, хваткая, — с чувством произнесла Василиса. — Так, ну и что ты рот разинула? Пошли в новые хоромы заселяться.

Хоромы оказались царскими. Это уже не комната с небольшим закутком для ванной — это целые апартаменты. Здесь была маленькая уютная гостиная с красивой мебелью цвета спелой черешни и огромная кремовая спальня с гигантской кроватью и вместительной гардеробной. М-м-м, а ванная — волшебная мечта путешественницы!

Я нисколько не сомневаюсь, что в создании этой красотищи Вася принимала самое активное участие. А сколько новых шмоток у меня в гардеробе!

— Ва-ась, на себя примеряла? — я сдёрнула с полки короткие шортики и приложила к бёдрам.

— Да так, на глазок, — некстати застеснялась моя грозная домоправительница.

Василиса прибеднялась. Иногда она любила прикинуться старой перечницей, но на самом деле в свои сорок пять Вася была очень продвинутой девчонкой и запросто могла дать фору, не знаю как двадцати… но тридцатилетним — точно.

— Вась, а у нас тобой, похоже, теперь один размер, — я просканировала миниатюрную фигурку женщины, отметив про себя, что мне с моим первым размером груди до неё ещё далеко, но в остальном…

— Да что ты сравниваешь мои древние булки со своим упругим орешком?!

— Васечка, ты очень молодая и симпатичная. И ты лучшая! Спасибо тебе! — я порывисто обняла женщину.

— Да-да, поэтому ты неделями не выходила со мной на связь, — ворчит она, пытаясь незаметно утиреть слёзы.

— Прости засранку, — дурашливо хнычу.

А потом мы начинаем большой показ — меряем все мои обновки, фотографируемся, хохочем и сплетничаем.

Наш девичник прервался внезапно, когда со стороны распахнутого балкона послышалось рычание мощного двигателя.

— Папка? — я с надеждой выскочила на балкон, но уже вслед услышала недовольное:

— Ангелина Львовна.

Вася тоже вышла за мной, но отсюда мы смогли рассмотреть лишь задний бампер красной BMW, подъехавшей к парадному входу. Нехилая тачка у папиной… с-сердечной подруги.

— Ты её не любишь? — я обняла Васю за шею, располагая к доверию.

— А она не моя зарплата, чтобы я её любила, — Вася небрежно фыркнула, а потом, посмотрев на часы, скомандовала: — Так, обед через сорок пять минут, и без всяких опозданий. И никаких «не хочу»! Шамиль с раннего утра ради тебя старается, в кухню войти страшно.

«Вот! Надо ещё к Шамилю забежать», — подумала я, глядя, как Вася стремительно исчезает за дверью.

По поводу зарплаты Василиса лукавила. Мы все знаем, что папе она предана бегранично и останется рядом с ним даже на пепелище. Они оба выросли в одном детском доме, только папа на пять лет старше. Вася и сейчас метр шестьдесят в прыжке, а в детстве была совсем крошечная, и её часто обижали и притесняли.

Однажды папа стал свидетелем неприятного инцидента, связанного с маленькой Васей, и неожиданно для самого себя взялся её опекать. Постепенно он привязался к девочке и, за неимением родных, привык считать её сестрёнкой. После детского дома жизнь очень сильно закрутила моего папу. Сначала он регулярно навещал Васю, а потом на несколько лет покинул страну, и ниточка чуть не оборвалась… Вернувшись в Россию, папа вспомнил о сестрёнке Василисе и нашёл её… в тюрьме.

Его маленькая Васька нашалила не по мелочи и отбывала срок за убийство. Так бы ей, бедной, и сидеть, при всех смягчающих обстоятельствах, от звонка до звонка… Но папа нанял грамотного адвоката, который, изучив дело, добился пересмотра, и Василиса отделалась двухлетним сроком, который, собственно, уже отбыла.

Я, конечно, не судья и не Господь Бог, но по мне Вася — никакая не преступница, а самая что ни на есть жертва. Связалась, бедняжка, с каким-то упырём, а он только деньги с неё тянул и избивал нещадно. Конечно, можно сказать, что сама виновата — не того выбрала. Только много ли вариантов было у детдомовской сироты, которая отчаянно нуждалась в человеческой ласке? Ведь, кроме моего папы, она так ни с кем и не сблизилась, а его, единственного дорогого человека, в трудный момент рядом не оказалось.

После очередного жестокого избиения Вася надолго слегла в больницу и потеряла ребёнка. Последствия оказались трагичными — Васечка больше не смогла иметь детей. Конечно, она ушла от своего мучителя, а когда тот силой попытался Васю вернуть, она неласково приложила его горячим утюгом. Результат получился неудачным для обоих.

В общем, не мне её судить. А уж папе — тем более. Он и сам считал себя виновным и ответственным за судьбу Васи. И забрал названную сестрёнку к себе. Мамуля до сих пор мне напоминает, что «эта бандитская морда», то есть Вася, — главная разрушительница её семейного счастья.

Раньше я пыталась защищать Василису, но теперь даже не спорю на эту тему. Зачем расстраивать ранимую мамочку, которой для счастья жизненно необходимо знать, что кто-то его разрушил. Таких разрушителей было много, и Вася лишь одна из них, а иногда — даже главная.

Мобильник разразился хитом прошлого века в исполнении Мирей Матье. О, а вот и мамочка объявилась! Вероятно, я слишком громко о ней думала.

— Привет, мамуль!

— Солнышко, ты мне звонила сегодня. Что-то случилось? — в нежном голосе мамы слышно волнение. Это так приятно!

— Нет, всё отлично, мам, просто ты просила позвонить, когда…

— Да-да-да, милая, спасибо, что не забыла!.. Луи, этот галстук сюда совершенно не подходит! Неужели ты не видишь? Ну, как так можно, это же смокинг!

Пока мама отвлеклась на галстук в смокинге, я пытаюсь вспомнить имя её крайнего мужа (и уж наверняка не последнего). Однозначно — не Луи…

— Ох, прости, Ева, просто эти мужчины такие бестолковые! Ну да бог с ними! Что там у тебя, милая, как учёба?

Э-эм… Да уж! И с чего я взяла, что мама беспокоится о моём благополучном приземлении?

— Учёба закончилась, мамуль, а я вернулась домой, — бодро рапортую.

— Да ты что?! Бедненькая моя! Почему же ты сразу не сказала? Ну и как там Москва — совсем мраки? Кстати, твой папа ещё не уволил эту уголовницу?

— Мам!..

— Ну, рассказывай, ты уже познакомилась с кем-нибудь? Ева, надеюсь, ты ещё не планируешь сделать меня бабушкой? Детка, пожалуйста, не совершай моих ошибок и не забывай предохраняться! Ты ведь знаешь… Луи! Ну что это такое?! Здесь нужна другая рубашка! Это какие же нервы надо иметь!..

Мамин неидеальный французский мне хорошо понятен, а вот непонятливый дурачок Луи на заднем плане что-то совсем через губу не переплюнет. Тут и правда нервов не хватит. Я ещё какое-то время послушала, как мамуля отчитывает этого бездаря, а потом её голос удалился, и я поняла, что мамочка про меня забыла.