Ее взгляд переходит на мой член, и она тянется между нами, ее пальцы крепко сжимаются вокруг него, пока она гладит меня, ложась на спину, прикусив губу, переходя от моего члена к моему лицу.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ощущением ее маленьких пальчиков вокруг меня.

Я никогда не думал… все эти гребаные годы… я никогда не думал, что мы будем здесь.

— Джей, — говорит она снова, вгоняя меня быстрее, — Я хочу тебя.

Я открываю глаза, смотрю вниз на ее раздвинутые ноги, мышцы ее бедер напрягаются на коже от того, насколько они открыты.

Она тянется другой рукой к своей киске, но я отбиваю ее руку, хватаю ее за горло. Ее удары по моему члену прекращаются, и она замирает подо мной.

— Только я могу прикасаться к тебе, детка, — говорю я ей. — Ты понимаешь?

Она медленно кивает, хныча при этом.

Затем, когда она притягивает меня ближе, мой член оказывается на одной линии с ее входом.

Моя грудь напрягается, кровь становится горячей.

Я снова смотрю вниз, на свое имя на ее коже. Действительно ли она моя? Это просто секс? Я знаю, как ей нравится им пользоваться.

Я знаю, что многие мужчины были здесь до меня.

Я знаю, что для нее это может ничего не значить.

Это может быть ничем для нее. Ебаное ничто. Она может забыть меня, сбежать, так же быстро, как и с ним.

И думать о нем…

Трахать его.

Я вонзаюсь в ее тугую, влажную киску, ее руки тянутся к моей спине, сгребая меня ногтями, когда она задыхается, ее спина выгибается вверх, ее глаза закрываются.

Я крепче сжимаю пальцы вокруг ее горла, а другой рукой беру ее руку, отводя ее назад, от меня, над ее головой. Я ненадолго отпускаю ее горло, хватаю ее за другую руку, затем прижимаю оба запястья к холодному полу кухни, ее тело вытягивается подо мной, ее позвоночник ударяется о каменную плитку каждый раз, когда я снова вхожу в нее.

Она стонет мое имя, ее глаза возвращаются ко мне, когда моя рука снова оказывается на ее горле. Она чувствует себя так чертовски хорошо.

Лучше, чем я мог себе представить.

Тугая, влажная и вся для меня.

Мои бедра врезаются в ее, кровь из ее живота прилипает к моей коже там, где мы встречаемся.

Я так крепко сжимаю ее запястья над головой, что понимаю, это должно быть больно, но я тону в ощущении ее киски, и мне, блядь, все равно.

Даже когда ее лицо розовеет под моими пальцами, когда я наклоняюсь к ней вплотную, мой рот оказывается прямо над ее ртом, когда она задыхается, мне все равно.

Ей не нужно дышать.

Ей нужен только я.

Я всегда был ей нужен.

Мой рот накрывает ее рот, и ее губы раздвигаются, пока я продолжаю входить в нее, ее ноги плотно обхватывают меня. Я ослабляю хватку на ее горле, чтобы чувствовать, как она стонет в мой рот, чувствовать, как ей это нравится.

Любит меня.

Она выгибает спину еще больше, ее сиськи прижимаются к моей груди, а ее язык сталкивается с моим.

— Ты любишь меня? — спрашиваю я, обращаясь к ее рту, прежде чем прикусить ее нижнюю губу. Я чувствую вкус железа, и я не знаю, от чего это — от прикуса ее губ, или от нашей крови, которая соединилась в нашей Клятве Смерти.

Единственной, которая имеет значение. Единственной, которая, блядь, имеет значение.

Мне похуй на традиции. Ритуалы. Тайные общества.

Единственное, на что мне есть дело — это девушка, которую я трахаю прямо в этот момент.

— Ты любишь меня, детка? — спрашиваю я ее снова, отстраняясь, даже когда она пытается прижать свои пухлые губы к моим. Я вколачиваюсь в нее, уже мягче, но настолько, что ее сиськи все еще покачиваются, а тело вытягивается подо мной. Боже, как она чертовски хороша. — Ты любишь своего брата?

Ее губы приоткрыты, глаза почти стеклянные от вожделения. Наслаждение?

Любовь?

— Да, — наконец говорит она, пока я ввожу свой член так глубоко, как только могу, держа наши бедра слитыми вместе. Ее глаза переходят на мой рот, и я не могу скрыть улыбку, глядя на то, как она облизывает свои губы, измазанные кровью, как она хочет, чтобы мой рот снова был на ее, так чертовски сильно.

— Да? — спрашиваю я, чувствуя, как моя грудь становится полной. Чуть не лопается, когда я выхожу из ее тугой киски, медленно вхожу обратно и чувствую, как она сжимается вокруг меня, ее глаза на секунду закрываются, прежде чем она устремляет на меня свой прекрасный серый взгляд.

— Да, — повторяет она, не отрываясь от меня. — Я люблю тебя, Джей, — шепчет она.

Я снова ныряю вниз, мои губы на ее губах. Она открывает мне дверь, впускает меня внутрь.

— Правда? — спрашиваю я, говоря ей в рот, моя хватка на ее запястьях такая чертовски крепкая, что мне больно пальцам, но я не могу отпустить ее.

Я не могу отпустить ее.

Но я ослабляю свою хватку на ее горле, провожу большим пальцем по ее дыхательному горлу, когда она говорит: — Да, я люблю тебя. Я люблю тебя, Джей.

Я отступаю назад, становлюсь на колени, закидываю одну из ее ног себе на плечо, одна рука лежит на внутренней стороне ее бедра, другая проводит по моему кровоточащему имени на ее животе, пока мой большой палец не обводит ее красивый розовый клитор.

Ее руки все еще над головой, хотя я отпустил ее, как будто она не хочет ничего, кроме как подчиниться мне.

Отдать мне все.

— Не смей, блядь, бросать меня, — говорю я ей, смотрю, как ее тяжелые глаза пытаются удержать мои, пока она пыхтит, а я продолжаю кружить по ее набухшему клитору. У нее идеальная киска. — Не смей уходить, детка, потому что никто не будет любить тебя так, как я. Никто не спасет тебя так, как я.

Я смотрю вниз на нас, на мой член, входящий в нее. Я вижу, как она растягивается вокруг меня, такая чертовски тугая.

— Ты видишь это? — спрашиваю я, дергая подбородком, хватая ее за бедро так сильно, что останутся синяки, когда я закончу с ней.

Она смотрит вниз между нами, ее тело удлинилось, ее сиськи так чертовски полны.

— Да, — шепчет она, — да.

— Это все, чего я когда-либо хотел. Если я потеряю это, если я потеряю тебя… — я так близок, и думаю, что она тоже: она так крепко сжимает меня, ее спина отрывается от пола, голова откинута назад, глаза закрыты. Я продолжаю кружить вокруг ее клитора, продолжаю водить бедрами по ней, и я почти у цели…

— Если я, блядь, потеряю тебя, — говорю я ей, все мое тело пылает жаром. Я смотрю вниз на нее, потерянную в ее собственном удовольствии, потерянную в моем. Я вижу нож рядом с нами и отпускаю ее бедро, моя рука начинает дрожать от того, как сильно я все делал с ней.

Я подхватываю нож, наклоняюсь ближе, когда ее колено приближается к груди, растягивая ее. Я прижимаю лезвие к ее горлу, когда она вскидывает подбородок, ее глаза расширены от удивления.

Но не страха.

Нет.

Она знает, что я не смогу жить без нее.

Именно это я, блядь, и говорю ей, когда вхожу в нее, опустошаясь в нее.

— Если бы я, блядь, потерял тебя… — мой голос хриплый, я едва могу произнести это, но мне нужно, чтобы она знала. Я прижимаюсь лбом к ее лбу, нож все еще у ее горла, когда я стону ее имя: — Черт, Сид.

Когда я заканчиваю, и я знаю, что она тоже, выкрикивает мое имя, ее руки обвивают мою спину, мы оба покрыты кровью, и она продолжает шептать мое имя, снова и снова, как гребаную молитву. Как будто я Бог.

— Если я потеряю тебя, — начинаю я снова, мой лоб все еще прижат к ее лбу, нож все еще у ее горла, а она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, — я найду тебя снова. И я бы убил тебя, детка, потому что я не могу… — я зажимаю ее нижнюю губу между зубами, раскатываю ее, пока не отпускаю. — Я не могу жить без тебя. Я никогда не смогу жить без тебя.

Она тянется между нами, ее рука лежит на рукоятке, пальцы обхватывают мои. Но она не пытается убрать нож. Она просто смотрит на меня, одна рука все еще лежит на моей спине.

— Ты не должен, — шепчет она, ее голос хриплый, но сильный. — Ты не должен, Джей.