Несмотря на хорошие взаимоотношения с Глюком, по-настоящему сблизиться с ним, как чуть позднее с Гайдном, Моцарт не сумел или не пожелал. Однако влияние Глюка продолжало ощущаться в операх Моцарта, в том числе в самых поздних — опере-сериа «Милосердие Тита» и зингшпиле «Волшебная флейта», написанных в 1791 году. В «Волшебной флейте» глюковские реминисценции можно уловить не только в возвышенной музыке жрецов и Зарастро, но и в арии Тамино с флейтой из первого акта, содержащей лёгкие отзвуки знаменитой арии Орфея «Потерял я Эвридику».

Возможно, отсутствие у Моцарта интереса к углублённому общению с Глюком было вызвано тем, что старший мастер уже ничего нового не создавал; все его великие свершения были в прошлом. Более того, Моцарт надеялся, что уход из жизни как минимум двух старых титулованных музыкантов откроет для него карьерные перспективы. В письмах отцу он выстраивал подобные диспозиции: после ожидаемой кончины первого придворного капельмейстера Джузеппе Бонно (1710–1788) его место должен был занять Сальери, а прежнее место Сальери — балетный композитор Йозеф Штарцер (однако тот умер раньше Бонно, в 1787 году). Втиснуться в эту строгую очередь Моцарт не сумел бы, но должность придворного композитора после смерти Глюка досталась именно ему, только с другим названием и с гораздо более низким жалованьем. 7 декабря Моцарт был назначен придворным композитором камерной музыки с окладом 800 флоринов в год (Глюку платили 2000). «Слишком много за то, что я делаю, и слишком мало за то, что я мог бы делать», — заметил Моцарт однажды, расписываясь в получении этих денег.

Художественный образ Антонио Сальери, созданный гениальным пером Пушкина, нисколько не соответствует своему историческому прототипу. Настоящий Сальери принадлежал к тому же поколению, что и Моцарт (он был всего на шесть лет старше), а основательное музыкальное и общее образование получил в Вене, куда его, талантливого сироту, в 1766 году привёз из Венеции австрийский композитор чешского происхождения Флориан Леопольд Гассман (1729–1774), фактически усыновивший своего ученика и протеже. Другим покровителем молодого итальянца стал император Иосиф, который любил на досуге музицировать с Гассманом, а потом и с Сальери. В отличие от ироничного, ершистого и склонного к ребячески-дерзким выходкам Моцарта, Сальери был лёгок и приятен в общении, что было немаловажно для завоевания симпатий окружающих. Но не только хорошее отношение императора обусловило ранний карьерный взлёт Сальери: к моменту смерти учителя он был уже автором десяти опер, с успехом поставленных в театрах Вены, Венеции и даже Петербурга. В основном это были весёлые оперы-буффа, но важное исключение составляла «Армида» (1771), весьма серьёзная по жанру и тонкая по музыкальному письму. Поэтому не стоит удивляться тому, что в 24 года Сальери занял пост капельмейстера итальянской оперной труппы в Вене и должность придворного композитора камерной музыки (ту самую, которая в 1787 году досталась Моцарту).

Гассман также познакомил своего ученика с Глюком, который навсегда стал кумиром Сальери. Это тоже кое-что говорит о его неординарных вкусах и опровергает расхожие представления о том, что Сальери признавал лишь итальянскую оперу. Ведь ни в Италии, ни в Вене реформаторские оперы Глюка вплоть до 1780-х годов не встречали должного понимания. Только победы, одержанные Глюком в Париже, заставили соотечественников увидеть весь масштаб его гения. Но к этому времени Глюка воспринимали как немецкого композитора, и он сам утвердился в своём германском патриотизме.

Сальери стал учеником Глюка — разумеется, не в школьном смысле, поскольку основами композиторского ремесла он уже владел безупречно. Но он считал для себя большой честью иметь возможность показывать свои новые сочинения Глюку, выслушивать его советы и всячески помогать ему как в творчестве, беря на себя черновую работу, так и в бытовых делах.

Глюк, в свою очередь, имел потребность в наставничестве, хотя вряд ли мог бы преподавать систематически, да и никогда этим не занимался. Он обладал огромным практическим опытом и мог наглядно объяснить, почему в тех или иных случаях он прибегал к определённым приёмам и каких эффектов с их помощью достигал. Много ценного Глюк мог рассказать и о работе над французскими текстами, где требовалось знание живого языка со всеми особенностями его произношения, просодии, интонации, смысловых оттенков слов.

Тесное общение Глюка и Сальери привело к появлению знаменитой мистификации, устроенной ими по обоюдному согласию.

В 1782 году, после триумфальных венских спектаклей глюковских опер, к композитору продолжали поступать из Парижа предложения положить на музыку различные тексты. Одному из авторов присланных либретто Глюк со всей откровенностью отвечал 17 апреля 1782 года: «В прошлом году я перенёс апоплексический удар и уже несколько месяцев болею. Голова моя ослабла, а правая рука парализована. Я ни в малейшей мере неспособен к последовательной работе; мне не разрешают, да я и сам не в состоянии приложить тут какие-либо усилия». Тем не менее к лету он почувствовал себя лучше и намеревался осенью прибыть в Париж, чтобы повидаться с друзьями, и отправиться дальше, в Лондон, для руководства предполагаемой постановкой своих опер, — об этом он сообщил 4 августа Францу Крутхоферу. Из планов этой поездки ничего не вышло, но дирекция парижской Оперы решила заказать Глюку очередное произведение, и он ответил принципиальным согласием. Речь шла о музыкальной трагедии по драме Кальцабиджи «Гипермнестра, или Данаиды», написанной поэтом по просьбе Глюка ещё в 1770-х годах. Язык оригинала был итальянский, и давние парижские соавторы Глюка, Дю Рулле и барон Чуди, взялись за переделку «Данаид» на французский лад, не спросив разрешения у ревнивого и придирчивого Кальцабиджи.

В основе сюжета лежал древнегреческий миф о царе Данае и его дочерях, которых он был вынужден выдать замуж за сыновей своего врага, но потребовал у девушек, чтобы те в первую же брачную ночь закололи своих молодых мужей. Отцовского приказа не исполнила только одна из Данаид — Гипермнестра, успевшая полюбить доставшегося ей в мужья юного и прекрасного Линкея. В награду боги благословили этот брак, а все другие дочери Даная были осуждены на вечные мучения в Аиде. Либретто «Данаид» завершается сценой в загробном царстве, где демоны и фурии терзают преступниц. Хотя зло предстаёт наказанным и отомщённым, столь жестоких финалов в операх Глюка ещё не бывало; адская сцена в «Данаидах» перекликается разве что с финалом балета «Дон Жуан».

Сочинить эту оперу Глюк был уже не в силах. И фактически он передал заказ Сальери, работой которого руководил на каждом этапе. Создание «Данаид» началось уже осенью 1782 года. О том, как примерно протекала работа, свидетельствовал шведский композитор немецкого происхождения, Йозеф Мартин Краус, находившийся тогда в Вене и неоднократно посещавший дом Глюка: «Правая рука Глюка утратила прежнюю подвижность, и поэтому заносить «Данаид» на бумагу пришлось Сальери, но Глюк при этом нередко приходил в такое возбуждение, что врач опасался очередного апоплексического удара. Так что он отказался от этой оперы, и Сальери был вызван в Париж для её постановки вместо него. Глюк полагает, что музыка получится слишком близкой к его собственным идеям, с которыми Сальери, часто слушавший его музыку, хорошо знаком, и идей самого Сальери тут мало, и всё-таки он не совсем уверен в том, что дарование этого молодого человека позволит начертать на его музыке имя Глюка»[171].

Тем не менее никакого другого выхода не оставалось. С партитурой «Данаид» в Париж в 1783 году был послан Сальери, и слухи о том, что он-то и являлся автором музыки, опередили его приезд. Глюк прислал в дирекцию Оперы письмо, в котором не раскрыл интригу до конца, но косвенно дал понять, что с авторством «Данаид» дело обстоит не совсем чисто, поскольку самолично снизил требуемый гонорар с 20 тысяч ливров до 12 тысяч. На Глюка, не склонного разбрасываться деньгами, это было совсем не похоже. Дирекция в своём постановлении от 20 января 1783 года прагматично констатировала: «На основании указанного письма мы не можем сделать иного вывода, кроме того, что автором музыки «Данаид» является г-н Сальери, однако предполагаем, что г-н Глюк лично направил этого композитора на путь, который обессмертил его самого, что позволяет вынести благоприятное суждение о произведении».