Эту арию исполняет молодой герой, царевич Тимант, сын фракийского царя Демофоонта. Тимант тайно от отца вступил в брак с Дирцеей, дочерью вельможи Матусия. Но именно на Дирцею выпал страшный жребий: по древнему обычаю её должны принести в жертву богам. Признание царевича в брачном союзе с Дирцеей лишь запутывает ситуацию: Демофоонт обнаруживает письмо, объявляющее Дирцею его собственной дочерью. Жертвоприношение отменено, но молодая пара в ужасе от кровосмешения, совершённого по неведению. В конце, однако, появляется ещё один документ, согласно которому в младенчестве Дирцею и Тиманта случайно поменяли в колыбелях, так что Тимант на самом деле — сын Матусия, а Дирцея — царская дочь, но не его сестра. Демофоонт скрепляет их союз своим благословением и объявляет Тиманта наследником трона; тем самым исполняется древнее пророчество о том, что боги перестанут требовать кровавую жертву, когда объявится «невинный узурпатор».

Несмотря на очевидную для нас ходульность многих поворотов этого мелодраматического сюжета с мнимым инцестом и подменёнными разнополыми младенцами, в XVIII веке «Демофоонт» стал очень популярен. Либретто Метастазио было положено на музыку более семидесяти раз. Видимо, публику того времени привлекали сильные страсти, а мотивы душевных терзаний героев были понятны молодым людям, которые, отстаивая своё право наличное счастье, порой восставали против воли монархов или деспотических родителей.

Первую оперу на либретто «Демофоонта» создал Антонио Кальдара; она была поставлена в Вене в 1733 году. Нет сведений о том, знал ли это произведение Глюк. Затем последовали ещё 14 опер, предшествовавшие премьере глюковского «Демофоонта». Некоторые из них ставились в Италии, а также распространялись в рукописных копиях, и потому, возможно, Глюк мог познакомиться с музыкой своих предшественников хотя бы по фрагментам. В 1741 году в Неаполе был поставлен «Демофоонт» Леонардо Лео — одна из лучших опер на этот текст. Партию Тиманта в неаполитанском спектакле пел знаменитый и очень амбициозный кастрат-сопранист Гаэтано Майорано, известный как Каффарелли.

При сравнении арий Лео и Глюка создаётся впечатление, что Глюк во многом следовал примеру своего предшественника. В тексте арии заложен контраст мягко-задумчивого начала (две первые строки) и бурного продолжения (третья и четвёртая строки). Средняя часть предполагает погружение в мрачное и смятенное состояние. При повторении Da Capo душевное смятение героя должно обогатиться новыми красками, выбор которых зависит от певца. Все эти контрасты присутствуют в ариях Лео и Глюка, и каждый волен отдать предпочтение опытному итальянскому мастеру, который делает акцент на драматизме ситуации, или гениальному «богемцу», для которого важнее всего — внезапные перепады мыслей и чувств, обуревающих героя. Ария Лео написана более твёрдой рукой, точно знающей, как собрать воедино эту пестроватую форму. Музыка Глюка вдохновеннее и эмоциональнее, но форма не столько развивается, сколько складывается (или не складывается) из рискованно контрастных кусков. По степени же вокальной эффектности обе арии стоят друг друга, поскольку Карестини и Каффарелли были звёздами равной величины.

Интересно, что Вивальди также обращался к этому тексту, хотя неясно, положил ли он на музыку всё либретто «Демофоонта». Но его вариант арии Тиманта — совсем иной, нежели у Лео и Глюка; он более единый по характеру и не содержит таких резких контрастов. В 1748 году своего «Демофоонта» представил Хассе. Ария Тиманта здесь также насыщена контрастами, и Хассе, видимо, уже знал оперу Глюка. Позднее к либретто «Демофоонта» неоднократно присматривался Моцарт, который между 1770 и 1780 годами положил на музыку ряд арий (процитированную арию Тиманта — около 1780 года). Однако в музыке Моцарта мы не найдём внезапных противопоставлений образов покоя и бури; в то время поэтика барокко с её тягой к живописным контрастам сменилась более уравновешенным классическим стилем.

Из сказанного может сложиться впечатление, будто Глюка в Италии принимали исключительно восторженно. Действительно, нет никаких свидетельств о пережитых им в этот период неудачах или о каких-то выпадах против него со стороны критиков и соперников. Но известное предубеждение против пришельцев с севера в Италии сохранялось, о чём свидетельствует занятный рассказ Карла Диттерсдорфа, который позднее сопровождал Глюка в Болонью, где в 1763 году состоялась премьера его оперы «Триумф Клелии». Диттерсдорф, блестящий скрипач и талантливый композитор, дал в Болонье концерт, выступив как солист-виртуоз. Один из слушателей, сидевший недалеко от Глюка, сказал вслух своему приятелю: «Надо же! Парнишка играет как ангел!» Тот ответил: «Кто бы мог подумать, что немецкая черепаха достигнет таких высот!» По свидетельству Диттерсдорфа, в этот диалог властно вмешался Глюк, заявивший по-итальянски: «Синьор, позвольте! Я тоже немецкая черепаха, и, несмотря на это, именно мне доверена честь написать новую оперу к открытию заново отстроенного театра!»[21]

Признание в Италии любой талантливый и амбициозный музыкант XVIII века счёл бы венцом своей карьеры. Но для самых великих — Генделя, Глюка, Моцарта — этого было мало. Судьба готовила их к другим свершениям, о которых они сами до нужного времени не догадывались. Глюк в середине 1740-х годов совершенно не помышлял ни о каких реформах музыкального театра. Но для того чтобы в конце концов прийти к этим идеям, он должен был очень многое испытать, увидеть и осмыслить.

Сделав себе имя в Италии, Глюк, протеже князей Лоб-ковиц, мог бы рассчитывать на хороший приём в Вене, но в начале 1740-х годов ситуация там складывалась настолько неблагоприятно для музыкантов, что об имперской столице не стоило даже думать.

Страстно любивший музыку и театр император Карл VI умер 20 октября 1740 года. Не имея потомков мужского пола, он заранее позаботился о том, чтобы заручиться согласием князей, избиравших императора Священной Римской империи, на предстоящее наследование престола его старшей дочерью — Марией Терезией (1717–1780). Ещё в 1713 году Карл предусмотрительно издал Прагматическую санкцию, предусматривавшую передачу императорской власти по женской линии, но добиться одобрения этого решения князьями и главами союзнических держав смог лишь в 1730-е годы. Однако вскоре после смерти императора 23-летняя Мария Терезия оказалась в кольце врагов: началась Война за австрийское наследство, ставкой в которой был императорский титул. Прагматическая санкция была откровенно попрана либо истолкована превратным образом. Обозначенный Карлом VI принцип возможного наследования трона по женской линии позволил некоторым королям и князьям, состоявшим в родстве с принцессами из рода Габсбургов, заявить о своих правах на престол. В частности, саксонский курфюрст Фридрих Август II был женат на дочери предыдущего императора, Иосифа I, Марии Йозефе, а баварский курфюрст Карл Альбрехт (1697–1745) из династии Виттельсбахов был мужем её сестры Марии Амалии. Поскольку Иосиф I был старшим братом Карла VI, то эти принцессы должны были иметь приоритет в наследовании трона перед Марией Терезией.

Самым решительным из претендентов оказался Карл Альбрехт. В1741 году он вступил с союз с Францией и Испанией, давно мечтавшими «отыграться» за уступку Карлу VI своих итальянских владений. Осенью того же года он захватил Верхнюю Австрию, в городе Линце принял титул австрийского эрцгерцога, а в ноябре взял Прагу, где вынудил представителей местных сословий признать себя королём Чехии. Тут, правда, имелись свои нюансы: священной короной святого Вацлава его так и не короновали, и клятву верности принесло не абсолютное большинство чешской знати, как полагалось бы по закону. Некоторые местные аристократы сохранили верность Марии Терезии, уже провозглашённой чешской королевой, другая часть демонстративно отсутствовала, а кто-то прислал вместо себя по доверенности вторых лиц, чтобы сделать присягу заведомо недействительной. Князь Георг Кристиан Лобковиц в то время командовал австрийской армией в Чехии, но противостоять французско-баварскому войску не смог и отступил на юг. После этого в 1742 году баварский претендент был провозглашён императором Карлом VII; коронация, как полагалось, состоялась во Франкфурте-на-Майне. Но к тому времени многое в раскладе сил успело измениться.