Краткое, звонкое, лёгкое имя «Глюк», созвучное немецкому слову «счастье» (Glück), оказалось действительно счастливым для человека, родившегося в глухой баварской деревне, но заставившего к середине XVIII века говорить о себе всю просвещённую Европу. Орден Золотой шпоры, полученный от имени папы римского, дал ему право называть себя «кавалер Глюк» (или «рыцарь Глюк»), и окружающие, даже зная о простонародном происхождении композитора, нисколько не сомневались в справедливости его притязаний на принадлежность если не к аристократии крови, то к аристократии ума и духа.

Кристоф Виллибальд Глюк (1714–1787) — один из гениев, определивших пути развития искусства второй половины XVIII века. Он принадлежал к тому же поколению, что Жан Жак Руссо, Дени Дидро, Михайло Ломоносов. Формирование его личности происходило на фоне расцвета великого искусства Баха, Генделя и Рамо, а в последние годы жизни Глюк общался с Моцартом и Сальери, для которых он сам был уже заслуженным патриархом.

Правда, в отличие от своего старшего современника, Генделя, и от младшего, Моцарта, Глюк не претендовал на творческую универсальность. В его наследии очень немного инструментальных и церковных сочинений, и если бы сохранились только они, вряд ли мы бы сейчас говорили о Глюке как о великом композиторе.

Имя Глюка прославили прежде всего оперы. Ему удалось не только сказать своё слово в этом весьма популярном тогда жанре, но и открыть новую страницу в его истории. Оперное искусство второй половины XVIII века делится на период до Глюка и после Глюка. Даже те современники, которые критически относились к его идеям, не могли их игнорировать, особенно после того, как в 1770-х годах реформа Глюка восторжествовала в Париже, где эту реформу называли не иначе как революцией.

Эпоха Просвещения, проникнутая наступательным духом прогресса, вообще очень благоприятствовала дерзаниям и экспериментам всякого рода. Опера, как и театр в целом, собирала тогда вокруг себя самые блистательные таланты. Здесь находился эпицентр бурлящей творческой энергии, здесь создавались и рушились карьеры, здесь велись ожесточённые схватки за влияние на сердца и помыслы современников, будь то короли и вельможи или прямодушная публика с галёрки. Театр был срезом общества, а музыка — его душой.

Судьба Глюка в этом отношении очень показательна. Сын княжеского егеря и лесника, он мог бы стать преуспевающим бюргером, заняв предписанную ему социальную нишу и мирно скоротав свои дни в полном согласии с ожиданиями семьи, как это сделали его многочисленные братья и сёстры. Но ему с детства и юности были тесны существующие сословные и духовные рамки. Его тянуло к нарушению запретов, к выходу за предначертанные границы, к чему-то великому, новому и неизвестному. Уже само неудержимое влечение к музыке ознаменовало разрыв Глюка с привычным жизненным укладом, но и став музыкантом вопреки всем препятствиям, он никогда не довольствовался достигнутым, а неуклонно двигался вперёд, охватывая новые для себя сферы деятельности и создавая внутри них собственные законы и правила. Именно этот трудный и рискованный путь в итоге привёл его к блестящему успеху. Музыке Глюка рукоплескали Милан, Венеция, Рим, Лондон, Дрезден, Вена, Париж, Петербург…

Его влияние на современников было огромным и охватывало все слои общества. Глюк пользовался покровительством императрицы Марии Терезии, он был учителем и любимым композитором её дочери — эрцгерцогини, а затем королевы Марии Антуанетты. Однако операми Глюка восхищались и те, кто, желая или не желая того, идейно готовил будущую французскую революцию: Вольтер, Руссо, Д’Аламбер.

При том что Глюк был действительно великим музыкантом, значение его личности, взглядов и творчества выходит далеко за узкие профессиональные рамки. В книге о Глюке, написанной Сергеем Александровичем Рыцаревым, очень точно сказано по этому поводу: «Глюк и энциклопедисты. Глюк и Декарт. Глюк и немецкая поэзия. Глюк и опера. Глюк и проблема интернационального. Глюк и классицизм. Глюк и будущее. Глюк и реформа. Глюк и Вагнер. Таков сегодня масштаб измерения глюковского гения»[1]. Правда, исследователь сетует на то, что собственно музыкальный язык Глюка изучен недостаточно, а его творчество представлено в исполнительской практике весьма ограниченно и однобоко: только реформаторскими операми, да и те звучат очень выборочно (лидирует, безусловно, «Орфей») и чаще всего в неавторских обработках.

Действительно, в XX веке многим стало казаться, будто творчество Глюка сохранило исключительно историческую ценность, а в художественном отношении уже утратило свою актуальность. Однако истинная классика поистине бессмертна. В конце XX и в начале XXI века интерес к Глюку в музыкальном и театральном мире заметно оживился. Немецкое издательство «Bärenreiter» продолжает научную публикацию нового Полного собрания сочинений Глюка; появляются аудиозаписи его малоизвестных ранних опер; в театрах разных стран ставятся самые знаменитые шедевры, и всякий раз в них открываются новые смыслы.

Постоянно пополняется и литература о Глюке. Она не столь бесконечно обширна, как литература о Моцарте или Бетховене, но также весьма богата. На смену трудам авторитетных исследователей первой половины XX века (Альфреда Эйнштейна, Жака Габриэля Продомма и др.) пришли книги и статьи Джулиана Раштона, Патриции Ховард, Клауса Хорчанского, Герхарда и Ренаты Кроль. Под редакцией Ховард в 2015 году было издано, а в 2016 году переиздано обширное собрание наиболее важных статей музыковедов разных стран, представляющих всю панораму современного глюковедения.

К сожалению, на русском языке это богатство сводится к нескольким старым переводным очеркам (статьи Гектора Берлиоза, эссе Ромена Роллана), словарным статьям, разделам в учебниках по истории музыки и всего двум относительно свежим монографиям. Упоминавшаяся здесь содержательная и глубокая книга С. А. Рыцарева (1987) рассчитана в основном на специалистов, уже хорошо знакомых с творчеством композитора. Моя книга «Реформаторские оперы Глюка» (2006) содержит анализ произведений, связанных с двумя этапами глюковской реформы, и также адресована прежде всего музыкантам. Биографический очерк И. И. Белецкого (1971), имеющий подзаголовок «Книжка для юношества», носит популярно-просветительский характер. Исследования же сугубо научного плана (диссертации, статьи в специализированных музыковедческих журналах) обычно не претендуют на создание целостного портрета Глюка и поэтапного анализа его творческого пути.