Но больше всего воображение поражало последнее помещение квадратов на двадцать‑двадцать пять, с толстой металлической дверью, как в холодильнике, находившееся рядом с дверями в центральный холл. Здесь наверняка был оборудован морг, в этом не усомнился никто из троицы. Андрей увидел несколько тел, лежащих на передвижных столах. Конечности у всех отсутствовали выше локтя и выше колена. Кроме тел в углах на полу были сброшены в кучу те самые недостающие ноги и руки, но в количестве несколько большем, чем было самих тел, из чего можно было сделать вывод, что и тел ранее было куда больше. Превозмогая страх, отвращение и мерзкий запах разложения, Катя после беглого осмотра заявила, что все конечности были отсечены хирургическим путем.

Эта ужасная, шокирующая находка привела Андрея в замешательство. Направив фонарь на кучу конечностей, сваленную в углу, он «завис», глядя на них. Его скудный жизненный опыт не давал ответа ни на то, чем здесь занимались, ни зачем это было нужно. Леша же был куда более искушен в таких вещах и догадался, что под названием «экспериментальной лаборатории» скрывается операционная, где проводили хирургические или медицинские эксперименты над живыми людьми, вероятнее даже, что и те, и другие сразу. Оставался только один вопрос: «какова цель?». Но ответ на него вряд ли можно было найти здесь.

Заметив, что Андрей, не мигая, смотрит на останки, Леша дотронулся до его плеча. Романов дернулся, будто его ударило током, и бросил на него пустой, заторможенный взгляд.

– Больше тут делать нечего, – медленно проговорил Леша. – Пошли отсюда.

Андрей долго переваривал услышанное и так, наверное, до конца и не понял, что сказал ему Корнеев, потому что сдвинулся с места только тогда, когда Леша схватил его за руку, словно маленького ребенка, и потянул за собой. Катя на удивление сохраняла куда больше самообладания, хоть душа у неё и пребывала где‑то в пятках. Сама она по‑прежнему держалась за Андрея, и все трое вот так, цепочкой, двинулись к выходу.

Романов шел по коридорам, будто робот, не издавая ни звука, и теперь был точно в таком же состоянии, как его бойцы, осматривавшие «экспериментальную лабораторию» до него. В голове с трудом умещалось, что люди, умные люди, ученые, просто обязанные обладать достаточным интеллектом для понимания и следования понятию гуманности, могли разделывать себе подобных, как на бойне, а потом просто сбрасывать их останки в холодильник. Он не мог придумать ни малейшей мотивации для объяснения таких поступков. И это пугало ещё больше.

Но его психика все‑таки оказалась сильнее, как он и надеялся в начале. Шок понемногу проходил, мыслительный процесс ускорялся, и теперь Андрей начинал больше задумываться над тем, что испытывали люди, которых постигла такая незавидная участь. Ведь они понимали, что их товарищи, которых забирали раньше, умирали там, куда их уводили, потому что никто из них уже не возвращался. Как, должно быть, страдали эти бедолаги, ожидая своей участи.

И вот, наконец, они достигли заветного выхода. Корнеев вытолкал Андрея и цепляющуюся за него Катю на свежий воздух и усадил обоих на бетонную ступеньку перед входом, а сам присел перед ними и поочерёдно заглянул в глаза. Потрясение, пережитое внизу, все ещё не отпускало их. Оно и не удивительно – не каждый день приходится видеть кипы человеческих останков, по‑хозяйски сброшенные в углу морозильника, и лишенные конечностей тела. И нельзя спокойно принять, что кто‑то деловито резал этих людей, преследуя какие‑то туманные цели, потому что подобное мясничество для непосвященного человека просто не способно иметь очевидные и практичные цели.

Особенно трудно давалось понимание, что все это делалось безжалостно, методично и организованно, целой структурой, наверняка с ведома большой группы людей. И главное – на месте несчастных, обреченных на удовлетворение чужих извращенных научных интересов, мог оказаться любой. Даже ты сам.

О группировке под названием «Чаян» Гронин и Родионов уже слышали не раз. Они были соседями, но только географически, поскольку реально между ними были сотни километров лесистой и гористой местности, малопривлекательной для кого бы то ни было. Однако теперь, когда крымчаки сами проявили интерес к переговорам, Павел с Максом с нетерпением ожидали встречи с их представителями.

«Чаян» являлся сильной организаций, контролировавшей весь Крымский полуостров и значительную часть южной Украины, а также большие территории в Краснодарском крае. Как и «Новый порядок», они находились в очень натянутых отношениях с гильдией из‑за целого ряда конфликтов, последний из которых имел место несколько лет назад, когда «Чаян» решил вторгнуться в Ростовскую область. Конфликт был коротким, стороны обменялись несколькими ударами, каждая прощупала потенциал и решимость противника и на том боевые действия окончились, но авторитет гильдии несколько пошатнулся, чего последняя никак не могла простить.

После «выселения» «Степных волков» крымчаки не спешили устанавливать контакт со своим новым номинальным соседом. В основном потому, что в «Чаяне» намеревались сначала понять, что на самом деле представляет из себя их сосед, а после уже предпринимать какие‑то действия.

Их представителем оказался седой мужчина лет шестидесяти, с хитрым, проницательным взглядом и морщинистым лицом. Несмотря на выдававшую возраст внешность, в нем чувствовалась немалая жизненная энергия и уверенность в себе, присущая старым, мудрым людям. Впрочем, его мудрость ещё предстояло проверить, ведь, как известно, мудрость приходит со старостью, но чаще всего старость приходит одна.

Немного странным был тот факт, что старец пришел один. Хоть ему и разрешили взять с собой сопровождающих, в своем выборе он ограничился лишь одним из бойцов Подлесного в качестве проводника.

Эмиссар «Чаяна» энергичной походкой вошел в комнату. Гронин и Родионов, до этого негромко обсуждавшие возможные перспективы этой, безусловно, важной встречи, прекратили разговор и поднялись со своих мест, взглядами оценивая старика. Тот нес в руках что‑то увесистое, завернутое в тонкую бумагу. Сержант, шедший за ним, заметил настороженность во взглядах своего руководства и жестом показал, что все нормально и поводов для беспокойства нет.

– Ассаляму алейкум! – первым начал старик и поставил сверток на стол.

Нечто, что пряталось под бумагой, издало глухой, тяжелый звук. Родионов покосился на сверток, в то время как Павел не отводил взгляда от старика.

– Алейкум ассалям, – ответил Гронин, кивая, и Родионов тут же повторил за ним.

Старик удовлетворительно скривил сухие тонкие губы в легкой улыбке, а Гронин протянул руку для приветствия, представился сам, и представил Родионова. Рукопожатие у крымчака оказалось крепким, даже слишком для его тщедушного вида. Покончив с этикетом, Павел указал гостю рукой на стул. Когда все уселись, старик вновь заговорил первым, но начал не со своего имени, которого до сих пор ещё не назвал.

– Вы исповедуете ислам?

– Нет. Просто знаю некоторые традиции, – ответил Паша.

Старик кивнул.

– Негоже приходить в гости без приглашения, да ещё и с пустыми руками, но так сложились обстоятельства, – продолжал он, разворачивая сверток.

В нем оказалась большая красивая глиняная амфора с узором в виде виноградной лозы. У Паши невольно закралась мысль, что встреча закончится положительным результатом.

– К нашему стыду, мы не подготовились должным образом… – начал оправдываться он, но старик жестом остановил его.

– Это лишнее.

Он сделал короткую паузу, разглядывая своих собеседников, затем продолжил.

– Вы тут теперь вместо «Степных волков» и я знаю вас всего пару минут, но вы уже нравитесь мне больше, чем они за год знакомства. Что ж, давайте начнем. Как зовут вас – я уже наслышан. Меня же зовут Заман. Как вы знаете, я представляю эмират «Чаян». У вас…