Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На той стороне была свобода. Лишь бы только удача от них не отвернулась…

Глава 2.2

2

Андрей очнулся в маленькой, грязной и вонючей комнате. Он лежал на спине на заплёванном, скользком полу, совершенно дезориентированный. Пытаясь осмотреться, парень приподнял голову, но её тут же пронзила сильная, острая боль, а ещё к ней внезапно присоединилась тошнота, мерзко выкручивавшая внутренности. Андрей издал лёгкий стон и опустил голову обратно на пол, с трудом борясь с требованием организма снова впасть в забытье.

– Оклемался таки, – услышал он хриплый, незнакомый голос откуда‑то со стороны. – Я уж думал ты уже всё.

Этот голос немного помог Андрею совладать с собственным телом. О том, чтобы снова попытаться поднять голову и посмотреть кто с ним разговаривает не могло быть и речи, но он мог хотя бы говорить. Парень собрался с силами и выдавил из себя несколько слов.

– Где я? – чуть слышно спросил он.

– В тюрьме для политических, – тут же раздался ответ.

«Что это значит?», – хотел спросить Андрей, но переоценил свои силы – сознание окончательно покинуло его.

Он снова провалился в забытье. Ему что‑то снилось, какие‑то тени, голоса, события, но он не мог разобрать, что именно. Голоса казались знакомыми, тени иногда обретали очертания то Олега Гронина, то матери, то ещё кого‑то, кого он когда‑то видел. И ничего конкретного – только бессмысленное, размытое марево воспалённого сознания.

Когда Андрей пришёл в себя в следующий раз, прошли почти сутки, но в камере это никак не ощущалось. Даже если бы он был в сознании, то всё равно не понял бы сколько времени прошло – через маленькое зарешечённое окно почти не пробивался свет. Даже самого окна Андрей не видел и не знал о его существовании. Поднять голову он по‑прежнему мог лишь с трудом. Общее состояние, как ему казалось, стало получше, но всё ещё оставалось отвратительным: тело трясло, словно в лихорадке, а спазмы и приступы тошноты периодически напоминали о себе, выкручивая внутренности.

Не видя и не слыша никакого движения в камере, Андрей решил попытаться выяснить есть ли здесь ещё кто‑нибудь или вчерашний голос был лишь плодом его воображения.

– Вы здесь? – тихо спросил он.

Где‑то в темноте раздалось шуршание, и вскоре послышался тот же самый хриплый голос.

– Да. Как самочувствие?

Андрей подвигал руками, пощупал себя: бушлат, флисовая кофта и штаны отсутствовали, обувь тоже сняли. Из одежды на нём оставалась только лёгкая футболка, тонкие нижние штаны, и носки. Стало ясно, почему ему так холодно.

– Так себе, – ответил парень, ощупав свою скромную одежду. – Кто вы? И где мы находимся?

– В тюрьме для политических заключённых, – ответил сосед. – Кто я… Можешь звать меня Дэн.

Андрей подумал немного, прежде чем задать следующий вопрос. Вообще мыслительная деятельность давалась ему нелегко, и это пугало.

– Давно мы здесь?

– Ты – с позавчера. А я… я чуть дольше, – хриплый голос Дэна дрогнул перед последними словами.

Андрей снова начал шарить руками вокруг себя и нащупал под руками солому. Вчера ему показалось, что он лежал на голом полу. Наверное, сосед переложил его. Парень был ему за это благодарен – без нормальной одежды на холодном полу за эти сутки он мог бы и околеть.

– Как я здесь оказался?

– Хех, – хмыкнул старик. – Как и все – привела охрана и бросила в камеру.

Андрей помолчал немного, медленно переваривая услышанное и прислушиваясь к своему организму. Он все никак не мог разобраться, почему же ему так плохо. Отчасти состояние было похоже на алкогольное отравление, как после случая у Тургенева, но только раз в пять хуже.

– И что дальше? Как отсюда выйти? И вообще – за что меня сюда посадили?

– За что – не знаю, но вряд ли ты сделал что‑то, что понравилось власти. А как выйти – это вопрос не ко мне, – прерывая слова кашлем, отвечал Дэн.

– Сами‑то за что сидите?

– За что… – Дэн выдержал паузу. – Хех… У меня терминальная стадия лишних знаний. За то и сижу.

– Это как?

– Как? Это когда и убить нельзя, и отпустить тоже.

Дальнейшая беседа мало что дала Андрею. Дэн сидел в этой камере достаточно давно и практически ничего не знал о том, что происходило на свободе. Он был не сильно разговорчив, да и Андрей не мог много говорить – голова снова начинала болеть, и он понемногу впадал в забытье, с трудом разбирая отдельные слова сокамерника. Последней мыслью было удивление, почему Дэн, проведя в камере столько времени, не хочет общаться? По идее должно быть наоборот.

Так прошло несколько дней. Сосед иногда подходил к нему: давал пить воду и поправлял рваное одеяло, которое сам же ему и отдал. От воды здорово воняло, но жажда была гораздо сильнее отвращения. Понемногу парню становилось лучше, он начал подниматься, и иногда сидел, упираясь в стену, и медленно, малюсенькими кусочками грыз сухари. По словам Дэна, имевшего уже немалый опыт и хорошо знавшего местные «обычаи», вскоре Андрея ждал допрос – за ним уже несколько раз приходили, но парень был без сознания и так плох, что его не стали трогать.

Со временем Дэн начал немного теплее относиться к парню, стал более разговорчивым и пробовал задавать Андрею разные вопросы: кто тот такой, откуда, что делал перед тем, как попал сюда. Вероятно, от скуки, но он пытался разобраться в причинах ареста своего молодого сокамерника, однако далеко в этом деле не продвинулся.

Вспоминая обстоятельства, предшествующие его заточению, Андрей пришёл к выводу, что его, скорее всего, принимают за шпиона. Также очевидно было, что вежливой беседой дело не обойдётся и, сдерживая нарастающий страх перед допросом, он пытался продумать линию поведения. Родионов во время учений уделил пару часов пленению и допросам. Что он там рассказывал про главные моменты, которые следует всегда помнить? Что‑то вроде того, что легенда должна быть продумана заранее, от неё ни за что и ни при каких обстоятельствах нельзя отступать, нужно внимательно следить за тем, что говоришь, не упускать деталей…

Легенда… по сути, он не сделал ничего, о чём стоило бы молчать. Да и мотивы у него вполне понятные, вот только удовлетворят ли они тех, кто будет его допрашивать?

После многочасовых раздумий Андрей выработал план действий и чувствовал, что готов к допросу. Теперь он даже жаждал его с тем нетерпением, которое охватывает студентов, знающих, что они готовы к трудному экзамену и желающих поскорее оставить его позади. Но иногда внутри с новой силой разрастался страх, и тогда Андрей начинал убеждать себя в том, что всё будет хорошо, что допрос – это не расстрел, что ничего страшного не произойдёт. Страх исчезал, но через какое‑то время возвращался и начиналась новая борьба.

В таких качелях Андрей провёл примерно сутки и уже начинал проклинать своих мучителей, так долго не приходивших за ним. А потом появились двое крепких ребят. Судя по их довольно миролюбивым репликам в сторону Дэна, они настолько привыкли к последнему, будто он жил тут лет десять. Бойцы, не церемонясь, взяли Андрея под руки, вытолкали из камеры и повели по коридору. Дэн лишь тяжело вздохнул вместо прощания.

Андрея вели по полутёмным коридорам, пока не вывели на улицу. Солнце, которого он так долго не видел, уже село и лишь сероватая дымка на западе указывала на то, что день закончился не так давно. От постоянных тычков конвоиров Андрей снова почувствовал головную боль, в глазах стало немного туманиться, и поэтому не могло быть и речи о том, чтобы попытаться разобраться, где именно он находится. Наконец, его ввели в небольшое помещение, плоховато освещённое висящей на длинном проводе лампой с абажуром, и посадили на стул. Спустя несколько минут появился пожилой мужчина в белом халате. Он провёл беглый осмотр, задал несколько коротких вопросов и сделал такой же короткий вывод, вероятно, предназначавшийся для охранников.

137
{"b":"709903","o":1}