– Понять? Что ж, попытаюсь, – чуть слышно хмыкнув, сказал Марк. – Расскажи хоть кто он, мой соперник? Где находится?

Она тихо, но глубоко вздохнула, всё так же не опуская рук. И правда – где же он? Жив ли?

– Я не знаю, где он. Может быть, он… давно уже мёртв. Погиб где‑то, и некому похоронить его тело. Может, его похоронили и оплакали друзья. А может, он всё ещё жив и бьётся, проливает кровь за идеалы, в которые искренне верит… Он не такой, как мы с тобой. Он не слабак, как я, и не умудрённый жизнью, умеющий мастерски лавировать среди интриг, как ты. Он отстаивает свои принципы с оружием в руках, честно, открыто. Не то, что я.

Марк молчал, уткнувшись губами и носом в её теплое, шелковистое и приятно пахнущее плечо. Она попыталась представить о чём он думает, но это была бесполезная затея.

– Я должна подождать ещё немного, – продолжила Аня, не зная, хватило ли Марку такой аргументации. – Если он мёртв, то хотя бы из уважения к нему. Мне кажется, что это последнее, что я могу для него сделать – дать ему время и верить.

Гауфман молчал, одолеваемый злостью и ревностью. Ему не верилось, что женщина, которая стала для него столь дорогой и которая уже была в его руках, вдруг вырывается из них.

‒ И давно вы не виделись? – глухо спросил он.

‒ Больше четырех месяцев.

‒ Это недолго…

‒ Да, ‒ горячо перебила его Аня, ‒ но я готова руку дать на отсечение, что если он жив, то находится сейчас где‑то на фронте, а ты сам знаешь, что там происходит. Так что… не знаю или мы ещё увидимся.

‒ Так если ты и сама в этом не уверена ‒ зачем тогда всё это? Просто оставайся со мной? Можешь вообще никуда не уезжать ‒ свяжемся с твоим отцом…

Он забылся. Совершенно выпустил из головы, что происходит. Не стоит подставлять Аню. Лучше ей уехать и доложить, что она не смогла ничего выяснить, а он тут и сам разберётся.

– Хотя нет, о чём это я. Лучше всё‑таки тебе пока уехать, – всё так же глухо сказал Марк, не желая отрывать губ от её шелковистого плеча, а затем спросил. – Сколько же ты намерена ждать его возвращения?

Это был очень трудный вопрос. Она понимала, что они с Андреем были, как два атома в бескрайней вселенной, полной всяческих опасностей, которые вечно могут искать друг друга и никогда не найти. Здравый смысл говорил ей – не глупи, вы уже не встретитесь, оставайся с Марком и он сделает тебя счастливой. А чувства, сердце, наоборот – требовали верить и стремиться.

– Он не вернётся, Марк. Никогда, – дрогнувшим голосом сказала Аня, когда одна из этих сил взяла верх. – Даже если он жив ‒ он просто не сможет меня найти, не знает, где искать. А ещё мне кажется, что он один из принципиальных врагов моего отца. Не знаю почему, но есть у меня такое чувство. А ты же знаешь, что его враги обречены.

– Понятно.

– Поэтому через полгода или год, когда всё закончится ‒ война и… всё остальное – найди меня. Или я сама найду тебя. И тогда мы будем вместе.

Марк закрыл глаза, пытаясь подавить разбушевавшуюся в груди бурю. Выходило так себе, но ему было не восемнадцать, поэтому, даже не сумев подавить её, он всё равно говорил сдержанно.

– Хорошо. Так и поступим, – нехотя согласился он, отрываясь, наконец, от её плеча, и горячо зашептал на ухо. – Но знай – я никому тебя не отдам. Никому не уступлю. Потому что теперь ты – моя путеводная звезда. И я найду тебя где угодно. Только позови – и я примчусь за тобой хоть на край света.

Аня повернулась к нему, прильнула и поцеловала, обхватив его шею руками. Нежно, мягко, по‑настоящему. Это было её подписью и печатью под заключённым с ним договором. Короткой, но объясняющей всё.

Оторвавшись от его губ, она прислонилась к ним лбом, а затем мягко соскользнула на плечо, не выпуская Марка из объятий. Расстегнутый бюстгальтер сполз, обнажив большие, округлые груди, но она не обратила на это внимания, даже не стала стыдливо прикрываться. Пусть Марк получит хотя бы это удовольствие – пусть полюбуется ею, ведь в следующий раз они могут встретиться очень не скоро. Если встретятся вообще.

Он тоже обнимал её, одной рукой нежно поглаживая спину. Как бы ни было ей хорошо, как бы ни хотелось остаться – она уже приняла решение, что уйдёт и должна была это сделать.

– Спасибо тебе, Марк. За всё. А до того дня, когда мы снова встретимся, сделай мне самый лучший подарок – останься жив, – попросила она.

– В этом теперь можешь не сомневаться, – решительно заверил он.

С момента встречи с украинцами дела «анархистов» заметно пошли в гору. Во‑первых, они заполучили ещё немного провианта, чем выиграли себе ещё пару дней времени. Во‑вторых, Андрей, наконец, смог связаться с Родионовым. Тот, радостно матерясь, принялся костерить пропавшего без спросу Романова, а затем сообщил где они находятся, и когда Иван прикинул всё по карте и своей богатой на всякое памяти, то повод радостно материться появился уже у Андрея ‒ их разделяло примерно пятнадцать километров, которые при должной мотивации, коей у них было хоть отбавляй, можно было пройти за каких‑то восемь часов, а то и быстрее. Но главное ‒ силы Альянса уже второй день стояли на месте! А значит, возможность догнать их была более чем реальной.

Включив самую высокую передачу, взвод на всех парах помчался на встречу долгожданным союзникам. Корнеев с отрядом разведчиков, как обычно шёл в авангарде, благо рации работали, и теперь не было необходимости часто останавливаться и постоянно следить, не покажутся ли бегущие со всех ног со срочными новостями от Лёши бойцы.

Иван помогал, чем мог, в основном подсказывая оптимальные маршруты. Он хорошо ориентировался на местности, знал расположение деревень и советовал, как лучше, быстрее и безопаснее всего их обойти. Благодаря этому на марше они сэкономили добрых полтора‑два часа, без сна шли всю ночь, но всё равно на своих вышли только к позднему утру.

Звёздное небо ещё часа в четыре затянуло тучами, и утро встретило «анархистов» намёком на дождь. Родионов предупредил подразделения союзников, в полосу которых вероятнее всего могли выйти «анархисты», так что по идее здесь всё должно было пройти гладко.

‒ Полкилометра до наших, готов установить контакт. Приём, ‒ сообщил по рации Корнеев.

‒ Понял тебя, действуй. Конец.

Ответив это, Андрей продублировал команду командирам отделений и повернулся к Ивану, который как‑то немного неуверенно переминался рядом с ним с ноги на ногу.

‒ Ну что, пан Иван, похоже, пора прощаться, ‒ первым заговорил Андрей.

‒ Та да, похоже на то, ‒ согласился тот и почему‑то замялся.

Вскоре стало понятно почему.

‒ Я вот что подумал, ‒ неуверенно начал он, сделал короткую паузу и продолжил уже наоборот ‒ очень уверенно. ‒ Если бы я захотел остаться с вами… Примете меня?

Не в силах сдержать удивления, Андрей округлил глаза и некоторое время так и стоял.

‒ Чего? А как же «маскаляки», «запроданцы» и вообще русская речь? Не то, чтобы я был против, но свои потом не засмеют?

Украинец улыбнулся своей фирменной, тёплой улыбкой, в которой не хватало одного переднего зуба. Андрей уже успел насмотреться на эту улыбку за вчерашний день, но всё равно, видя её, сам начинал улыбаться.

‒ Отбрешусь потом как‑то. Если вернусь.

‒ Оптимизм заметен, но так себе, ‒ поделился своими наблюдениями подошедший Кот. ‒ Оценка ‒ три. Что обсуждаете? От чего будете отбрехиваться?

‒ Да вот, дядя Ваня хочет к нам, ‒ сообщил Андрей. ‒ Что скажешь?

‒ Я? А я что? Если дядя Ваня не шпиён, и сможет потом выдержать попойку с Толей, когда тот вернётся, то я не против. Дядя Ваня, ты ж не шпиён?

‒ Голова ты дубова, ‒ по‑украински сказал Иван, улыбнулся и продолжил уже на русском. ‒ Не шпион я. Да и для кого мне шпионить? Для кустарного партизанского отряда?