Гонор появляется. Стержень оттачивается. Как бы он против меня потом не обернулся…
Всё блажь. Пустое. Сейчас другими делами нужно заняться. Звоню Пятому.
— Ты на месте?
— Как штык, — усмехается и сразу сообщает. — Пидар в клубе, уже девок лапает.
— Хорошо, — киваю. — Немец тоже там?
— Да. Пасёт неподалёку. Комар не проскочит.
— Хорошо, — усмехаюсь. — Скоро буду.
Пора тряхануть одного из людей Пороха. Шалава настучала своему хозяину, что тот кусок говна о Порохе обмолвился…
Вовремя. Очень вовремя. Если гниду прижать, он растреплет о схроне Пороха. Тогда с Порохом можно будет разделаться, не прибегая к помощи хитрожопых друзей…
Только сейчас я о таком варианте всерьёз думать начинаю. Ризван может быть засланным Порохом. Он может шпионить для моего отца. Потому и оберегает?
— Ты работаешь на моего отца? — прямо спрашиваю.
Кавказец в ответ матерится. Долго и грязно. Вижу, что вывела его на эмоции. Он их сдержать пытается, но брешь уже найдена. Вернуться к исходному положению малоразговорчивого истукана не получится
— Будь это так, от Зверя бы уже ничего не осталось. Поверь, — негромко говорит Ризван. — Ты только две стороны видишь. В мире их гораздо больше.
— И с какой же ты стороны, Ризван? Если не от Пороха… Но и не от Зверя с самого начала, так? Так кто же ты?
— Зараза приставучая! Клоп — и то меньше хлопот доставляет, чем ты, Порохова! — почти выплёвывает мою фамилию Ризван.
— Скажи, в чём дело — отстану, — упрямлюсь я. Потом внезапно для себя с просьбой в голосе говорю. — Пожалуйста. Я же чувствую, что ты ко мне хорошо относишься. Иначе. Почему?
— Не успокоишься, пока душу не вытрясешь? — спрашивает Ризван, хмурясь. — Как твоя мать…
Слова Ризвана звучат словно гром посреди ясного неба. Я о многом думала, разные варианты в голове прокручивала. Но ни в одном из них не предположила, что Ризван мог знать мою мать.
— Ты знал её?
— Да.
— Говори. Немедленно! — требую.
Кавказец начинает ходить беспокойно по комнате. Потом осматривает окна и выходы все проверяет. Резко возле меня замирает.
— Сядь, — приказывает, показываю рукой на кресло. — Хорошо. Скажу. Но пообещай. Что на рожон лезть не станешь и бросишь выкидывать вот эти фокусы с понтами. Не доросла ещё. Зубы не отрастила…
— Обещаю. Честно! — выпаливаю поспешно, не давая себе задуматься и взвесить всё. Иначе струшу тайну узнать.
— Твою мать звали Анастасия. Я знал её давно. Со школы. Моя семья тогда только перебралась сюда с Кавказа, там очень неспокойно в наших краях было. Я учился в школе. Вместе с Настей. Плохо язык русский знал, да и не любили нас тогда. Настя мне помогала, с учёбой… — по губам Ризвана скользит светлая улыбка. — Я ей помогал от лишнего внимания уходить.
— От какого лишнего внимания? — недоумеваю.
— Ну, ты глупая, — добродушно усмехается мужчина. — Себя в зеркало видела же? Красивая ты, очень. Только глаза у тебя отцовские, от Пороха. Но всё остальное — от матери. Заглядывались на неё многие, район не самый благополучный.
— Вы дружили?
— Дружили в школе, — усмехается Ризван. — Не самый желанный гость в доме Насти. Я бы даже сказал, нежеланный от слова совсем. Семья хоть такая же небогатая, но в друзьях дочери хотели видеть своих.
— Где моя мать сейчас? У меня есть дедушка и бабушка? — требовательно спрашиваю.
— Тише. Всё по порядку. Деда с бабкой у тебя нет. Даже я их не застал. Настя говорила, что они погорели в доме от угарного газа, а она в это время у тётки в гостях была с ночёвкой. Тётка её и воспитывать взяла.
— И?
— Что и? Школа кончилась, меня в армию забрали. Настя поступать хотела в школу искусств. Поступила. Первое время ещё были письма, потом на нет всё сошло. Само собой. Новая жизнь — её талант разглядели, танцевала на сцене театра, стала известной… Я на службе остался… Жизнь раскидала по разным сторонам. Вот и всё.
— Не может быть, чтобы это было всё, — упрямо говорю. — Есть ещё что-то! Говори до конца…
— Ты сейчас, так же, как она, требуешь своего, — усмехается Ризван. — Как будто плёнка жизни назад отматывается. Чудно…
— Как моя мама встретила Пороха? — недоумеваю я. — Он же бандит…
— Настя была довольно известной. У неё были деньги, слава, много поклонников. Самых разных. Видимо, Порох среди них каким-то чудом затесался… Я их историю не знаю, — нехотя говорит Ризван.
Почему-то мне кажется, что он что-то упускает нарочно. Но сейчас главное — общую картину увидеть, а потом можно уже за детали цепляться.
— Где она сейчас?
— Погибла. Порезали в переулке, — немного помолчав, отвечает Ризван. — Говорят, случайное разбойное нападение.
— Как?
— Арина, я всего не знаю. Говорю, жизнь раскидала нас. Не общались мы долгое время. Я об этом только по служебным каналам узнал, и позднее участие принял в облаве на Пороха по приказу начальства.
— Погоди, — перебиваю. — Ты из полиции, что ли?
— Был, — нехотя сплёвывает Ризван. — После армии и военных действий только туда и воткнуться можно было. Или в криминал. Поначалу решил, что на белой стороне лучше. Долго не пробыл. Хрень это, а не белая сторона. Есть только серый цвет. Вот и весь рассказ! — пытается отвертеться кавказец.
— Нет, не весь! — злюсь, что он говорит А и не говорит Б. — Это не рассказ, это кость, брошенная собаке помойной!
— Ха! Ладно. Сама напросилась, — усмехается он. — Я тогда едва заступил. Мы Пороха гнали в составе патруля… Операция была несанкционированная в верхах. Просто мой начальник то ли выслужиться решил, то ли отмутить бабки Пороха. Его тогда обложили со всех сторон — и менты, и враги из-за резни, устроенной в доме Алиевых. Теснили отовсюду. Мой шеф нас по следу погнал. Как собак бешеных. Полный карт-бланш. Режь без разбору, стреляй всех. Но батю твоего — живьём взять… И погнали. Долго. Борзая или дичь — кто кого? Так думали. Только не учли, что в тот раз не было дичи, только борзые. На выживание. На выносливость. На хитрость. На смекалку. На количество людей. Почти догнали. В глуши несусветной. Но людей уже мало осталось, ведь у Пороха ублюдки, как на подбор, один другого изворотливее. Непогода. Буран. Шли по наводке тех, из кого удалось сведения выколотить. Один сказал, мол, Порох дальше двинул. И груз скинул, чтобы идти быстрее. Что за груз, хрен его знает. Ничего не сказал, как бы мы ни пытались выбить. Я за старшего среди троих нас остался. Принял решение по следам Пороха дальше идти. Место, куда, по словам подельника, Порох груз кинул, себе в голове пометил. Потом вернуться можно. Всегда можно вернуться, если живым остаться.
Я застываю. Как капля воды на морозе, льдинкой становлюсь. Рассказывать Ризван умеет. Ничего особенного. Но штрихи и голос баюкающий картины рисует. Или у меня воображение слишком яркое?
Вижу всё, как будто перед глазами стоит. Живое. Яркое. Ослепляющее. Жестокое. Живое. Резью по сердцу. Гул в голове стоит. Дыхание рваное и частое.
— Догнали? — спрашиваю.
— Почти, — усмехается. — Одного из нас насмерть подстрелили, но он успел Пороха ранить. Так что дальше вдвоём погнали. Загнали в угол. Почти. Рукой можно было достать. Но он гранату швырнул, я был впереди. Мне осколком едва полголовы не снесло, — дотрагивается до левой стороны головы, волосы густые пальцами ероша. Только сейчас замечаю, что у него верхняя часть уха как будто срезана. — И всё…
— Что значит всё? А дальше что было?
— Я вырубился. Без сознания долго провалялся. Третий остался. Ему удалось Пороха повязать и даже доложить. Но только ему это не помогло. Порох сумел вывернуться. Нас ни с чем оставить. Дорога трупами устлана была, но он сумел вывернуться. Всё-таки.
Я сравниваю слова Ризвана с тем, что он раньше мне как-то рассказывал.
— Тот… Ты говорил однажды про мента, который Пороха заковал и думал о повышении. Это третий, оставшийся в живых?
— Скорее, в мёртвых, — поправляет меня Ризван. — Да, это он.
