Я хочу её дико и одержимо. Выдрать. Низвести. Стереть. Оставить. На колени поставить. Сохранить. Использовать. Отстранить. Грязной сделать. Собой запачкать.

Это всё по кругу. Противоречиво. Без конца. Тошно. Больно до одури. И оторваться нет сил. Как поводок на шее. Взгляд её яркий ад обещает или блядский рай.

Замирает от моей близости. Дышит часто. Боится? Меня это дико бесит и заводит.

— Вторую руку опусти. Погладь себя. Пальцами. Как я тебя трогал… — почти хриплю.

Приходится притормозить. Потому что член на низком старте — готов похотью хлестать, спермой вязкой.

До искр из глаз её выдрать. Выдолбить так, чтобы запомнила. Чтоб от одной мысли стенки щели в судороге сводило.

— Я не делаю так, — сопротивляется.

Нарочно дразнит Зверя. Блаженная. У меня рамок нет. Сделаю, что захочу. Могу и в задницу выдрать — заживёт. Но в голове утро встаёт. Как она соками своими прямо мне на пальцы текла. От кнопки завелась. Красивой в тот момент показалась. Она и так зачётная по всем фронтам, но в те минуты нереальной показалась. Как мираж. Солнечной насквозь. Сочной. Как груша спелая.

— Сама не сделаешь — пожалеешь…

Я мигом возле кровати оказываюсь.

— Хочешь научиться глоткой брать?

— Нет…

— Тогда подрочи при мне.

— Я не знаю, как! — выкрикивает и резко в комок сжимается. Вся. Целиком. В клубок сворачивается. Как котёнок бездомный. Всхлипывает. Трясётся.

Столбенею на месте. Бабские слёзы давно мне душу не дерут. Ничего внутри не трогают. Как можно черноту водой прозрачной затронуть? Никак. Но сейчас как кислотой плещет. По пищеводу. И внутри разливается. Аж до изжоги. Ебанина какая-то…

В дверь стучат. Сначала осторожно. Потом настойчивее.

— Зверь!

Голос Ризвана. Выматерившись, накрываю кроху простынёй. Ткань на кожу легко ложится, а Малая вздрагивает, как будто током её ударили. Что за хрень с ней творится?

Не бил, блять, не трахал насухую. Что ревёт, а? Нервы в клочья. Сучка… Стерва. Все жилы вытягивает плачем.

Обмотав полотенце вокруг бёдер, открываю дверь. Но перед этим пистолет беру и за полотенце за спиной прячу. Мало ли…

Дверь приоткрываю. Ризван.

— Чё?

— Тахир на связь вышел. Говорит, на дно залёг. Пока шумно. Патрули ищут. Нашли тачки брошенные. Злые, как волки, что нам удалось улизнуть. Может, дальше двинем? — предлагает Ризван. — Здесь мы как на ладони.

— Двинем. Обязательно. Надо передохнуть с дороги. Двинем прочь до рассвета. Часа в три-три с половиной.

— Лады, — соглашается Ризван.

В этот миг кроха всхлипывает снова. Ризван хмурится и зачем-то за мою спину заглядывает. Лицо друга каменеет. Губы странно дёргаются.

— Что-то ещё сказать хочешь? — спрашиваю.

— Нет, — качает головой. Отходит на пару шагов. Потом резко разворачивается. — Да, блять, хочу. Дверь закрой.

— Ты чё, басить [1] со мной вздумал? — удивляюсь.

Но дверь закрываю плотно и в коридор выхожу.

— Отдохнуть мелкой дашь или затрахать до смерти решил? — спрашивает Ризван тихим голосом.

— А тебе какое дело? Упал на неё [2], что ли? — спрашиваю.

У самого едва зубы не сводит от судороги.

— Не падал и не собираюсь. Жена у меня есть, — спокойно возражает Ризван.

— Так какое тебе дело до этой шлюпки [3]?

— Шлюпку ты возле бани драл, а потом, как кусок мяса, псам помойным кинул, — возражает Ризван, кивает в сторону номера. — Мелкая она совсем. Задолбишь. Не выдержит.

— Выдержит. Не выдержит — её проблемы. Жизнь и не таких пережёвывает, выплёвывая.

— Ты не думал, что она своему папаше на хер не упала, если в той дыре жила?

— Думал. А ещё думал, что не зря нас гоняют. За своей дочуркой Порох всё-таки приглядывает. Чую. Чуйка меня редко подводит. Так что… воду не баламуть, Ризван. Не по-братски это.

— Мне плевать! — говорит Ризван. Но чувствую, что не от чистого сердца говорит. — Ты на ней всю ночь ездить будешь, а жарко станет — драпанёшь со всех ног. Тебе не привыкать сутками без сна мотать. А ей тяжело придётся. И что, опять Арину мне кинешь на схрон?

— Назад сдаёшь? — удивляюсь.

— Я — нет. А вот тебе в отношении Арины не помешало бы это сделать, — говорит Ризван.

Зря он эту тему раздувает. Другой бы уже в хлеборезку получил. Но Ризвана я как брата люблю. Другой семьи у меня теперь нет. Поэтому пальцы сжимаю и разжимаю медленно. Злость перекачиваю. Уничтожить на корню пытаюсь.

— Без твоих советов разберусь. Иди сам отдохни, — стараюсь говорить без злобы. — Или под дверью моей уши греть будешь?

— Мне похуй, что ты с девчонкой делать будешь, — грубо отвечает Ризван. — Только потом мне её не передавай, ага? Сам сопли подтирай.

После разговора с Ризваном какая-то муть внутри поднимается. Вроде ничего особенного не обсудили. Но чувствую себя погано. В номер возвращаюсь, слушая затихающие всхлипы девчонки.

Лежит точно так же, как когда я вышел из номера. Ни на миллиметр не сдвинулась. Жесть какая-то. И член уже не дёргается, как ошалелый. Ближе к девчонке подбираюсь и за плечо её трогаю.

Напрягается. Замирает. Как струна натянутая на колки. До предела. Чуть дальше двинешь — сорвётся. Я в ней это хорошо ощущаю. Так же хорошо, как то, что по-другому с ней не получится. Не хочется. Не заслужила.

— Иди лицо умой. Вытри сопли. Ну же!

Малая садится и простыню к груди подтягивает. Глаза ещё больше из-за слёз кажутся.

— Умойся. Спать надо…

Разваливаюсь на кровати во весь рост, откинув полотенце. Всё-таки вкусная эта Малая. Пахнет здоровски. Как подарок сладкий. Простыни мотеля смердят дешёвым порошком, но здесь, где она лежала, пахнет иначе совсем. Болт опять напрягаться начинает. Как кобель, свою суку почуявший, встаёт по стойке смирно.

Она долго в ванной плещется. Нарочно долго. Всё, что угодно, лишь бы рядом не появляться. Я за это время передёрнуть успеваю. Быстро. В голове перематываю, как кроха пальцами по болту скользила. Потом как кончила от того, что кнопку её чутка примял, как надо. Скручивает судорогой. На пальцы свои выплёскиваюсь спермой горячей.

Вот чего мне надо. Сжатий её щели. Вокруг члена. Не просто привсунуть и подолбиться, но чтобы Малая кончала вокруг моего раздутого от похоти ствола. Текла и кончала. Впитывала сперму, как губка.

Сладости её влажной хочется. Соков тёплых. Тесноты завораживающей. Тумана в зелёных глазах. Они у неё другими стали, после того, как кончила.

Хорошо ей было. Аж на ногах еле стояла.

Давно не чувствовал, чтобы бабы кончали так. Не с визгами, а расплываясь мякотью горячей. Становясь лёгкой и воздушной. Недосягаемой. Ей там хорошо было. Одной. За туманом оргазма.

Внезапно головой трясу. Дурь. Блажь… Кто мне башку этими мыслями засрал?

Встаю и стучу по двери ванной.

— Малая, харе воду тратить! Выходи.

Вода тот час же шуметь перестаёт. Дверь открывается. Глаза у крохи воспалённые, покрасневшие. Но лиц уже сухое и руки тоже. Говорю же, просто так воду включила.

— На кровать иди.

Крошка успевает на мои пальцы посмотреть, спермой заляпанные. Словно спотыкается и тут же торопится на постель забраться.

— Ложись, — командую. — Отдохнуть тебе надо.

Быстро водой сперму ополаскиваю. Возвращаюсь, видя, как Малая под одеялом копошится. В голове дурной не те мысли вспыхивают. Порочные. Шальные. Думается, вдруг она себя трогает, а? Вдруг услужить хочет.

Едва сдёргиваю одеяло, как понимаю. Хрен там, а не услужить. Малая на себя одежду напяливает. Причём прячась от меня. Заметив взгляд мой, останавливается. Одеяло в сторону убираю. Трусики она так и не натянула до конца. Белые. Хлопковые. Обычные такие, млять. До середины бёдер натянуты. И бёдра её сливочные крепко стиснуты. Но я уже знаю, какое сокровище мягкое между них припрятано. Зачётное развлечение. Новая игрушка, которую я ещё не распробовал, как следует.