Она замерла. Ничего не делает же, дрянная девчонка. Пальцы дрожат на резинке трусов этих. А меня раздирает на части похотью. Дико бесит, что она на меня так влияет. Как будто дьявол её вытесал так, чтобы одним видом меня в кипяток похотливый концом окунать. Он аж гореть начинает от желания подолбиться.

— Можешь надеть трусы. И майку, — разрешаю.

Рядом ложусь. Одеваться не собираюсь. Нравится мне ощущать тепло её тела кожей своей. Я его хорошо чую даже на расстоянии. Чем-то сладким от неё веет. Как тёплым ветром и солнцем. Можно даже глаза закрыть и представить, как её волосы лицо щекочут. Паутинкой невесомой.

— Щель ещё кровоточит?

Она смущается и, быстро натянув майку, ныряет под одеяло. Старается дистанцию держать. Умница деваха. Сечёт, что меня злить не надо. Только держаться дальше для меня не вариант, оказывается. Я ближе к ней передвигаюсь. Перекатываю Малую на предплечье правой руки, вынуждая улечься головой на плечо. Её пальцы на мгновение груди касаются. Потом ладонь отдёргивает.

— Извини.

— За что?

— Тут рана. Тебе больно, наверно.

— Больно? Ты же меня видела. Ну? Думаешь, вот это больно? Можешь пальцы засунуть, поковырять. Херня…

Отрицательно качает головой. Дышит едва заметно. Тихо-тихо так. Замирает, выжидая. Как полевой зверёк. Чуть что — удрать готова. И надо бы глаза закрыть и поспать. Ей в первую очередь. Но меня тянет языком почесать и хоть что-то от неё добиться. Другое. Не затравленное это выражение, не заикающийся голос. Гонор хочу её увидеть. Стержень обнажённый. Какая она? Пугливая? Возможно. Но хрен сломается. И вроде не прогибается. Хер поймёшь, что у неё за душой и есть ли что вообще.

— Ты не ответила!

Левой ладонью живот её накрываю. Впалый, мягкий. Как перина белоснежная.

Пупок как точка в конце предложения. Кругленький, аккуратный.

Всё в ней такое мягкое и успокаивающее, что ли. Но похотью раздирает жёстко. Только вздрочнул, а дурная кровь опять к концу болта приливает. Каменный становится. Опухший.

Вот как можно быть такой? Ни хрена не делать, но заставлять при этом конец смазкой течь… Как будто слюни, блять, на неё пускаю.

— Щель сильно кровоточит?

Малая глаза прикрывает, но отвечает почти сразу же. Краснеет. Не привыкшая дела свои бабские со мной обсуждать. Да и меня бы её течка, прокладки и прочая дребедень бы не волновали, не будь она для меня нужной.

— Немного.

— Немного это сколько?

Пальцами резинку трусов её цепляю. Немного внутрь.

— Я не замеряла. Есть ещё выделения, — быстро тараторит она. — Есть. Нельзя меня трогать. Нельзя…

— Я твою щель трогать не стану. Но потопом ты кровать не заливаешь, значит, можно немного позабавиться, — ухмыляюсь. — Тебе понравится…

— Нет. Мне не может нравиться то, что ты делаешь. Это против моей воли.

— Кончать будешь, я сказал.

Прижимаюсь к ней теснее. Давлю её своим телом стальным. А она по мне — теплом, как горячий шёлк. Впечатления смазываются, мысли растекаются. Хочется её всю раскатать и держать. Голой.

— Дай пальцы свои!

Подношу её пальцы к своему рту и всасываю их, старательно смачивая слюной.

— Теперь руку в трусы опусти.

— Не надо…

— Я обещал десерт. Ты его получишь. Давай, Малая, или будешь конец мой сосать, как леденец.

Она смешно зажмуривается и всё-таки медлит. Забавная кроха. Краснее так, что аж уши полыхают.

— Можно свет выключить? — просит. — Пожалуйста.

— Я тебе не стол заказов.

— Пожалуйста… Я лучше в темноте. Мне не так стыдно будет.

— Дурная, — фыркаю. Но верхний свет выключаю. Только ночник светить остаётся. Приглушённо. Мягко. — Этот не выключу. Не проси!

Малая кивает. Я наблюдаю, как её пальцы крадутся к запретному. По сантиметру сдвигаются. Нетерпение меня на корню подсекает. Я едва держусь, чтобы не ускорить. Но хочу увидеть, как она свою кнопку тронет и теребить начнёт. Начинает дышать чуть чаще. Я своими пальцами внутрь ныряю. Трусы по швам трещат. Толкаю пальцы девчонки ниже.

— Вот здесь, Малая. Погладь себя…

Нажимаю на её пальцы, задавая темп движениям. Она бёдра свести пытается и так ускользнуть забавно, что хочется смеяться. Движение вперёд. Дрожь. Потом назад. Она уже чувствует, чем это грозит и пытается удержаться.

— Не зажимайся. Иначе всю ночь упражняться будешь. В разном…

Губы прикусывает. Маковые. Пышные. Дурные. Сумасшедшие. И жемчуг зубов сверкает. Острой усмешкой. Тихо выдох отпускает. Пытается его спокойным сделать. Но он всё равно резковатый и короткий выходит.

— Чё, думаешь, пар сдержать? — ухмыляюсь, надавливая. — Бесполезно. Спускай пар, иначе потом рванёт и башню снесёт. Дрочи, Малая…

— Гадко звучит.

— Да? — удивляюсь. Хватку пальцев ослабляю, но пока поверх её держу. Чтобы чувствовать — она это делает. Ускоряется. Незаметно для себя бедро в сторону отодвигает и делает это чаще. Пальцы у неё влажные, скользкие. Кнопку чётко теребят. Пробуют на вкус.

— Чем тебе не нравится слово дрочить? Какое хочешь взамен?

— Ни…ка… кое!

Слова уже раздельно. По слогам.

— Быстрее делай. Нравится?

Она не отвечает. Но стон изумлённый выдаёт её.

— Нравится. Кнопка у тебя умная, сама подскажет, как ей нравится. Ещё…

Двигает быстро-быстро. Потом она вдруг обороты сбавляет.

— Не могу… — тоненько так говорит, почти пищит, как мышь. Руку из трусов вынимает и пальцы в кулак сжимает. — Не надо больше. Хватит.

Трогаю её сам. Кнопка раскочегаренная так, что стала большой. Крупная, как пуговица. Горячая. Разнеженная. Бьётся и пульсирует. Едва пальцами по ней веду. Малая дёргается, как от удара током.

— Раздраконила себя, Малая. Доведи дело до конца. Или грош тебе цена… Нехер на полпути спотыкаться. Делай это… — обратно её руку в трусы сую. — Не щади. Она не сотрётся. В следующий раз уже знать будешь, где нажать и как потереть. Чтобы улететь от кайфа… Нравится же тебе делать это? Неужели раньше себя не мяла в трусах, а? Не пробовала? Совала пальцы в щель на пробу?

— Нет! — выдыхает.

— Значит, обучайся. Мужику в кайф смотреть на бабу, делающую себя приятно…

Я всё-таки хочу на это смотреть. Не просто угадывать, как она пальцами по кнопке елозит и теребит свою пуговку. Видеть хочу. Всё. Сожрать. Выпить до капли.

Осторожно руку вынимаю из-под её головы. Как сапёр, блять, на минном поле. Двигаюсь, словно боюсь, что мне вот-вот взрывом ногу отхреначит.

Трусы стягиваю по её стройным ногам.

— Зверь… Не надо.

— Дёргай кнопку быстрее, кому сказал.

Трусы мягкие и немного влажные. Приятно их в кулаке мять. Горячие и как будто живые.

В сторону их откладываю и на колени нажимаю. Развожу бёдра её в стороны. Как створки раздвигаю. Рай там конкретный прячется. И не надо сорок девственниц в раю, обещанных Аллахом. Одна лежит передо мной. Уже продырявленная. Но меньше её хотеть от этого не стал. Наоборот только голод раздразнил. А с голода пухнут. Болт так точно разнесло в толщину. Готов плескать семенем. Заливать её дырку. Накачивать.

Колени её под пальцами дрожат. Круглые. Белые. Кожа мягкая. Как будто масло сливочное под ладонями. Горячая. Тает. Тает же? Перед глазами её пальцы тонкие. Аккуратные короткие ногти без лака. Нежно трогает себя. Реально пробует. Как впервые? Ох, Малая… Выдрать бы тебя!

— Быстрее!

Она начинает порхать пальцами. Как колибри. Я жадно смотрю на её складки розовые. Лепестки нежные звезду обрамляют. И неясно, сбрехала она, что до сих пор щель кровью течёт или нет.

Пальцы сами тянутся. Поверх её ложатся. Показываю, как надо делать это быстрее. Сам жадным и голодным зверем возле её ног сижу. Напряжение в каждой клетке. Болт дёргается. Нестерпимо хочется трахаться. Ебаться жёстко и грязно.

Одной рукой помогаю ей нужный темп поймать. Искру высекаю у неё между ног. Скоро там адов пожар начнётся, а потом потоп. Второй рукой ствол обхватываю и по всей длине пальцами. Снова и снова. Быстрее. Жадно дышу, со свистом воздух выпускаю. По позвоночнику будто кипяток течёт. Оргазм к самому концу болта подкрадывается и заставляет ожесточённо дёргать. Как одержимый.