— Ты сказал, что я всё увидела? Больше ничего не было? Ты знаешь?

Неосознанно цепляюсь за плечо парня. Сухое и угловатое. Если под горячей кожей Зверя литые мускулы волнами перекатываются, то у Тахира под кожей канаты из жил.

— Что было дальше?

Парень вздыхает и отводит лицо в сторону. Осторожно пальцы мои разжимает, задержав на мгновение в сухой ладони.

— Я не должен говорить. Мне и так перепало за оплошность. Пятый меня недолюбливает… — отодвигается к псине, гладя по голове. — Из-за той ситуации с Саньком. Он для твоего папаши под моим носом шпионил, а я не видел. Когда заметил, уже поздно было… — оглядывается, смотря прямо в глаза. — Ты за меня заступилась. Меня вроде как оправдали. Но Пятому насрать. Он всех кругом в измене подозревает… Косится на меня постоянно. Поэтому если я тебе расскажу, со мной церемониться не станут. Извини, — со вздохом сожаления отводит взгляд в сторону. — Я бы хотел, но…

— Но своя шкура ближе к телу. Ладно, забудь.

— Я забуду, — легко пожимает плечами. — А ты? Сможешь?

Слова Тахира бьют прямиком в больное место. Забуду ли? Навряд ли. Эта картина въелась мне под кожу, на сетчатке выжглась. Стоит только перестать мысли контролировать, как перед глазами увиденное повторяется. Раз за разом. До мельчайших подробностей. Зверь говорил что будет верен, повторяю себе.

Внезапно за мысль цепляюсь, что снова его чаще про себя Зверем называю. После увиденного. Даже если ничего не было, то к чему это всё? К чему распластанная на столе и голая Мадина? Зачем он её трогал? Внутри поднимается вихрь возмущения.

Ризвана, своего друга, Зверь подстрелил за разговор со мной, за пару жестов заботливых… Единственного человека, которого я могла другом назвать, отстранил. Прогнал.

Но сам баб на столе раскладывает. Подлых. Двуличных сук за задницы щупает. Ревность разум глушит. Если бы я могла сделать хоть что-то, как бы поступила? Будь у меня власть и возможность решать? Не знаю…

Рация на поясе парня потрескивает. Доносятся голоса начальников охраны. Тахир отзывается, потом подскакивает, как ошпаренный, пообещав, что скоро будет на месте.

— Бля, я уже на пост опаздываю! — острый кадык на горле дёргается вверх и вниз. По лицу разливается досада, смешанная с другими эмоциями. — С тобой время летит незаметно, Арина. Извини, но придётся поторопиться. Время прогулки вышло. Пора птичке в клетку, — бросает мимоходом.

Я поднимаюсь со своего места, с неудовольствием думая, что время моих прогулок строго регламентировано. Пока ещё тепло. Что будет, когда настанет сырая осень? Меня в доме окончательно закроют? Или позволят на балконе прогуливаться?

Тахир идёт быстрым шагом, но немного замедляется, чтобы я поспевала за его длинным, размашистым ходом. Вулкан трусит сбоку, вывалив язык.

— Если я могу помочь чем-нибудь, скажи, — снова предлагает Тахир.

Он смотрит на меня украдкой, как вор. Желваки на скулах резко обозначаются.

— Ничем ты мне не поможешь… Сбежать как-то хотела попытаться, ты сам не позволил, — поддразниваю.

— Здесь — тем более не выйдет. Бастион, мля… — вздыхает парень. — Если только за пределы территории выбраться…

Взметнувшимся ветром до меня запах вишни доносит. Во рту мгновенно разливается слюна, а во всём теле появляется нужда. Хочу вишни. В каждой клеточке тела, в каждом токе крови где-то внутри меня. Хочу вишни. Хоть тресни.

Но на территории Зверя вишня не растёт. Откуда тогда запах? Ветер снова дразнит запахом. Он слева приходит. Там, где Тахир идёт.

— От тебя вишней пахнет…

Впереди уже маячит грозный массив дома. По территории прогуливаются охранники.

— Вишней? Да… — криво усмехается. — Я с Вулканом бегаю. За территорией дома. Кусты огромные. Спелая вроде, но язык вяжет. Вишни хочется? Кажется, в доме на кухне черешня есть.

— Черешня — это не то… — морщусь. — Она сладкая, магазинная. Я хочу вишни. Обычной… У деда во дворе было много вишнёвых кустов. Она кислая, но потом, если засушить…

Слова в горле застревают. Я ведь так и не была у дедушки на могиле после похорон. Дом стоит заброшенным. Огород и кустарники ягоды, наверное, уже сорняками покрылись. Жалко мне становится и грустно так, что слёзы закипают.

— Ты чё, из-за вишни расстроилась? Я могу принести. Хочешь? — спрашивает Тахир.

Парень останавливается. На него и так уже начальник охраны косится и нетерпеливо пальцами по рации постукивает.

— Ладно, я пошёл, будет тебе вишня, — срывается с места, обещая.

Поднимаюсь в дом Зверя. Какое-то время назад он мне нравился. Уютным казался. Но сейчас стены и комнаты, полные роскоши, мне в лицо ухмыляются.

Я здесь пленница. В золотой клетке. Падаю на кровать, смачивая подушку слезами. Ткань пахнет мускусом Зверя, мужчины, похитившего меня, присвоившего целиком. Запах его тела — пряный и желанный. Но сейчас от него только ещё горше на душе становится.

В дверь комнаты стучат. Прислуга говорит, что меня кто-то из преподавателей ждёт. Я знаю расписание, но сейчас всё из головы вылетает.

Плен и муштра… Вот такая моя нынешняя жизнь. А я бы хотела оказаться в старом домике дедушки. На кухне, у раскрытого окна. Оттуда был виден небольшой аккуратный цветник, кусты вишни и малины, ещё совсем тоненькое деревце рябины, посаженное дедом.

На столе бы стояла керамическая чашка, полная сочной, кисловатой вишни, чтоб её… Хочется до слёз!

На занятиях Асии Бекхановны я не появляюсь. Пусть кому-то другому нанятый Рустамом преподавателем рассказывает о том, как принято гостей встречать, где встать, кому какое место выделить. Не моё это всё. Гостей в доме Зверя не бывает. Кругом только охрана, прислуга и мёртвая тишина.

До самого позднего вечера нахожусь в комнате, лёжа на постели. Снова стучат. Зовут в столовую к ужину. Горький ком к горлу подкатывается. Я хорошо могу представить просторную столовую, в которой буду ужинать одна за длинным столом. Потом снова тенью по дому слоняться.

Зверь появится. Но поздно ночью. Или под утро завалится. Привычно своё возьмёт так, как можно. Осторожно потрогает меня, словно я сломаться могу от его напора. Доведёт до умопомрачения и отстранится сыто. Своё добро готов выплёскивать. Мне нельзя… Ничего нельзя. Я скоро с ума сойду в этом доме.

И это видео…

Пятый наотрез говорить отказался. Промолвил лишь, что Мадину Зверь проучил. Кислота внутри разливается. Проучил? Как? В бандитском жаргоне я не сильна, а эти слова всё, что угодно означать могут. От грубого траха до избиения или другого унижения. Они же все изверги. Убийцы. Вспоминаю, как Зверь мне о своих планах в самом начале рассказывал, как потом Кристина по рукам всей банды кочевала… Дурно становится. Я не хочу сомневаться. Но сомневаюсь.

Вынужденное одиночество лишь сильнее клубок нервов разматывает и натягивает до предела.

Кажется, я всё-таки засыпаю. В слезах. Настойчивый стук в сон врывается. Я сажусь на кровати, с трудом разлепляю зарёванные и заспанные глаза. За окном начинает смеркаться.

— Чё, ломать дверь? — слышатся приглушённые голоса.

— А вдруг переодевается? Зверь потом твою рожу на очко натянет… — слышится голос Булата. — Ещё постучи. Вдруг уснула просто.

— А вдруг ей хуёво стало и в мою смену?

— Уже не твоя. Пересменка прошла… — возражает Булат. Стучит по двери. — Арина!

Я вздрагиваю и просыпаюсь окончательно. Встаю с кровати, оправив одежду. Платок остаётся валяться на кровати. Пусть валяется, думаю с раздражением. Зверь мне своё навязывает, не спрашивая.

Несколько часов назад я всё была готова принять, но сейчас внутри зреет бунт. Пусть ответит, думаю с яростью. Что и почему он делал с Мадиной. Когда это было? Там, экране, и дата была. Но мне ревностью всё затмило. На дату не догадалась посмотреть. Когда это происходило? Или происходит?

— Всё в порядке. Сейчас открою, — говорю возле двери, открывая.