Потом Зверь останавливается и кивает мужчинам на прощание. Видимо, отец подзывает дочь к себе. Она послушно отправляется к мужчине, но на прощание едва заметно пальцами запястье Зверя цепляет.

Не знаю, какие у них порядки. Но видно, что другие. Нельзя у них с женщинами так, как он — со мной. Даже прикосновение пальцами — украдкой, чтобы не навлечь гнев строгого родителя.

Но со мной Зверь не церемонился. Брал насильно. Трахал. Слова похабные и предложения без цензуры.

Это всё по мне кипятком проносится, опаляя до мяса.

Со мной — можно иначе. Не разводить долгие разговоры. Не спрашивать даже.

В груди ноет так сильно, будто из неё вырвали сердце, но не залатали дыру.

Я пытаюсь отбиться руками от желания, раздирающего душу когтями. Мне хочется, чтобы Рустам со мной был. По-настоящему. Но это невозможно. Кровавое пятно долга родителя — это пропасть, через которую не перешагнуть, не запачкавшись.

Книги. Телевизор. Бесцельное брожение по огромной территории.

Время становится тянучкой и так до самого вечера. Ужинать меня приглашают в столовую. Просторная комната, огромный стол овальной формы. И я одна за ним. Зверь укатил следом за гостями. Его до сих пор нет.

Может быть, наносит ответный визит вежливости Мадине и её семье. Меня успокаивает лишь то, что у них женщин до свадьбы трогать нельзя. Но зная Зверя, я думаю, что это не станет преградой, если он решит иначе позабавиться где-нибудь в укромном местечке. На рот и на задницу замок с пломбой не поставишь.

Варюсь в этих мыслях, как в крутом кипятке. Что, если Зверь решит жениться? Кем тогда при нём буду я?

От мыслей тревожных почти не чувствую вкуса еды. Вернувшись в спальню, не нахожу себе места до позднего вечера. Комната кажется огромной и бездушной пустыней, трескотня телевизора раздражает. И даже сериал, который я смотрела раньше с интересом, кажется мне пустышкой. Как… как давно это было? Кажется, сотню жизней тому назад. Промучавшись до наступления темноты, осторожно выхожу на улицу.

По территории уже разгуливают охранники с собаками на поводке. Уйти далеко, в сад, я не решаюсь. Поэтому занимаю место на открытой террасе, дыша вечерней прохладой. Но замечаю, что с моего места виден подъезд к дому. Автоматически выбрала место или подсознательно само так вышло? Не знаю…

Лёгкая дрожь проносится по телу. Долго сижу, кожа покрывается мурашками от зябкой прохлады. Но Зверь не появляется. Подтянув платок на плечи повыше, встаю, направляясь обратно к дому.

Внезапно слышу вой. Жуткий. Утробный. Тоскливый. Зверина воет так, что кровь стынет в жилах. Пальцы стискиваются на платке намертво.

— Не бойся. Это Вулкан…

Я едва стою на ногах, но всё же разворачиваюсь. С улыбкой. Узнав в говорящем Ризвана. Сама не понимаю, но в груди тепло растекается. Приятное.

— Вулкан — волкодав, — продолжает Ризван как ни в чём не бывало. — Он чувствует, что свои приехали. Но его хозяина среди них нет. Тахир чуть позднее появится. Вулкает воет по хозяину…

— Ты приехал? Давно?

— Пару часов назад. Обход совершал. Проверял. По приказу, — говорит Ризван.

— По приказу Рустама? — уточняю я, хоть сама знаю ответ.

— Да. У него есть дела. Сегодня я на охране за главного, можешь спать спокойно.

— Дела? Кажется, я знаю, какие! — усмехаюсь, расцепляя пальцы. — Мадина Исаева?

— А-а-а… Уже знаешь, — глаза Ризвана вспыхивают. — Рано или поздно бы узнала.

— О том, что Рустам жениться собрался?

Едва не задыхаюсь от этих слов. Смотрю прямо перед собой, но в тёмных зрачках Ризвана всё растворяется. Передо мной, как будто плёнку проматывают.

Всё, что было между мной и Рустамом. Все его слова. О том, что других женщин рядом не будет, пока я для него — доступная и отзывчивая. Дурочка наивная, должно быть, что верю в слова Рустама.

Зверь. Он мне ничем не обязан. Абсолютно.

Но нутро бунтует. Душа кровью обливается, память упорно твердит своё — он говорил. Обещал. Мне. Одной. Не напоказ.

Почему? Неужели все его слова — это пыль на ветру?

Обида смешивается с клокочущей яростью и какой-то неистовой жаждой обладать. Как будто одержимая бесами. Но не бесами, а им, Зверем. Его энергетикой лютой, прикосновениями клеймящими, грубостью, за которой прячет заботу. Тёмный многогранник, полный острый углов, о которых можно порезаться. Со множеством загадок, от которых тянет болью потерь.

Неразгаданный. Желанный. Неистовый.

Внезапно оголенного плеча касаются горячие пальцы. Ризван. Платок сползший натягивает повыше, вытягивая из гибельных дум на поверхность реальности.

— Тебе не стоит стоять так долго. Уже прохладно… Иди в дом. Есть причины у Зверя отсутствовать. И это не разговоры о женитьбе.

— Да неужели?

— Не только они, — поправляет себя Ризван.

С трудом заставляю себя сосредоточиться на том, что он говорит. Но мне больно думать о том, что в этом доме появится другая женщина, хозяйка. Та, с которой Рустам будет спать… Та, что будет считаться его законной женой.

Почему вдруг его другая касаться должна, читая карту шрамов?

Чёрная волна душной ревности и ярости. Ничего не чувствую. Ничего. Жажда раздирает изнутри так, что утолить её может лишь тот, кого нет рядом.

— Ты сейчас жуть как на отца похожа. Взглядом бешеным, — Ризван лёгким движением дотрагивается до моей щеки. — Не надо так.

Он уводит меня в дом. Все остальные меня сторонятся, а он — нет. Даже дотрагивается едва ощутимо. Но пальцы снимать не торопится. Поддерживает за спину, заводя в просторный холл.

Он сказал, что я на отца взглядом похожа. Откуда ему столько известно? Я резко останавливаюсь, впечатываясь спиной в его большое тело. Развернувшись, цепляюсь за локоть мужчины.

— Откуда ты так много знаешь и почему ты за мной так приглядываешь, Ризван?

Кавказец взгляд вниз переводит на мои пальцы, лежащие на его локте. Хмурится немного, но мои пальцы ладонью накрывает горячей и сухой. Мозолистой. Привыкшей трудиться физически или ножом орудовать.

— Иди спать, Арина, — похлопывает по моей руке и медленно в сторону отходит. — Поздно уже слишком. У тебя был тяжёлый день. Подумай о ребёнке. Завтра станет лучше.

— Что будет завтра?

Ризван медленно отходит, а я так же медленно к нему иду.

— Не просто так ты за меня вступаешься и Зверя злишь. Ты же его одним только фактом заступничества из себя выводишь. Он… без тормозов. Тебя терпит. Но… — перевожу дыхание и произношу дальше. — Он меня собой заклеймил. Теперь только либо с ним, либо сдохнуть. И другим нельзя смотреть даже, а ты заступаешься. Под удар себя подставляешь. Почему?

— Без тормозов. Это ты верно заметила. Их у него много лет назад сорвало. Должен быть кто-то, чтобы его совсем под откос не унесло.

— Да. Но только ты не ради него стараешься, — хмурюсь.

Понять пытаюсь. Мотивы его. Причины поступков. Не получается.

Ризван заботится обо мне. Защищает. Но так… по-отечески, что ли? Или по-братски. Так родственники, должно быть, заботятся и вступаются грудью. Но он же не родня мне. Ни капли. Какой интерес?

— Арина. Всех секретов тебе не достать. И не надо. Спать проще будет и врагов меньше мерещиться станет, — устало говорит кавказец. Проводит по лицу ладонью широкой, словно омывается.

— Не пойду. Пока не скажешь.

— Ты опять гонор свой показываешь? — негромко, но с яростью спрашивает Ризван. — Ну, чего тебе, а? Жива, никто пальцем не трогает, а туда же. На рожон. Иди спать, Арина. Можешь не бояться воя волкодава, он тебя не тронет.

— Никто меня пальцем не трогает? Да неужели… — усмехаюсь. — Не про то речь сейчас идёт. Зверь хочет отомстить. Это понятно. Порох? Не знаю… Хоть анализ и показал, что я — дочь его. Но сомнительно мне, что я нужна ему. Такому проще убить помеху, чтобы соринкой в глазу не мешалась, чтобы Зверю нечем крыть было. Да и странная это месть, не находишь?