Она сильнее нажала на газ, и взлетела на холм. Через мгновение она поняла, что гонит уже восемьдесят. Слишком быстро. Ее желудок сжался, когда грузовик поднялся в воздух. Они ударились о подножие холма с нервным звоном, и Иезекииль подпрыгнул на сидении.

— Я хочу вернуться! Увези меня обратно! Увези меня обратно!

— Успокойся. Твой уровень сахара в крови…

Он обвиняюще ткнул пальцем.

— Если ты не отвезешь меня обратно, то попадешь в ад, Агнес. Ты попадешь в ад, в ад, в ад!

Она поморщилась. Это не значит, что он не поблагодарит ее однажды.

Агнес машинально проверила, нет ли в зеркале заднего вида фар. Позади не было ничего, кроме темноты, и, несмотря на страхи, ее рациональный ум знал, что зеркало останется темным. Для Пророка один маленький мальчик и мятежная девочка не стоили таких хлопот — не теперь, когда Вознесение было близко.

Их снова занесло. Если она не возьмет себя в руки, то разобьется вдребезги, и если сегодня ночью она врежется на грузовике в дерево, никто не придет их спасать. Она уже видела такое однажды, когда один из сыновей Хирна катался на отцовском грузовике. Он ударился о дерево и повредил трахею. Люди слишком уповали на собственную веру, чтобы вызвать скорую помощь, но это, вероятно, не имело бы значения. Он умер в течение часа.

Она сбросила скорость, а затем и вовсе остановила грузовик на обочине дороги. Ей нужно было перевести дыхание и справиться с дрожью в руках. Иезекииль молотил пятками по сиденью, завывая, как адская бестия. Она не обращала на него внимания.

В кромешной тьме фонари на шоссе казались пустыми стеклянными глазами. Дэнни сказал, что электричество отключили уже несколько недель назад, но в Ред-Крике работали генераторы, и она не была готова к реальности настоящей ночи. В припаркованном грузовике ей было трудно сохранять бодрость духа. Работающий на холостом ходу двигатель тикал, как часы. Даже рядом с Иезекиилем она чувствовала себя очень одинокой. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Дэнни был сейчас с ней.

Она потянулась к телефону в кармане платья, желая убедиться, что он все еще там. Она вздохнула с облегчением, когда почувствовала его вес в своей руке. Иезекииль изучал черное устройство, крепко обхватив себя руками. Он больше не кричал. Просто раскачивался взад-вперед. За ветровым стеклом застыли звезды — серебряные игольчатые точки на черной ткани неба.

— Я хочу домой.

— Мы не можем вернуться, — ответила она. — Все уже внутри подземного бункера.

— Мы тоже должны быть там.

— Почему, Иезекииль?

Он посмотрел на нее как на умалишенную.

— Потому что этого хочет Господь.

— Нет. Этого хочет Пророк. И он не имеет никакого отношения к Господу.

Мальчик скривился.

— Ты врешь! Отвези меня обратно!

— Ты умрёшь, если мы вернёмся. А ты не хочешь умирать.

— Я хочу отправиться на небеса!

Это слово сорвалось с его губ и обожгло ее. О рае Агнес уже давно не вспоминала. Она была слишком занята, пытаясь спасти свою семью. Теперь сомнение кольнуло ее сердце. Была ли она абсолютно, на сто процентов уверена, что идет правильным путем? Что небеса не навсегда остались позади?

Пространство молитвы предупреждающе загудело, и она подняла глаза, чтобы увидеть оленя, переходящего дорогу. Его шерсть в свете фар казалась красной, а глаза — каменными и бесстрашными. Приближаясь, он замедлил ход.

— Видишь? Это демон, — прошептал Иезекииль.

Но Агнес видела все совсем другим. Она видела несчастное, больное создание, нюхавшее воздух, но затем решившее, что их грузовик всего лишь кусок металла, не стоящий его внимания.

Она вспомнила книгу Аввакума. После того, как дом Пророка сгорел дотла, его вера карабкалась вперед, как олень, находя опору даже в пустынных, опасных местах. Агнес молилась, чтобы и ее вера могла сделать то же самое.

Освещенный фарами, олень дернул алым хвостом и потрусил прочь. Каменные копыта эхом отдавались по асфальту. Пространство молитвы подождало, пока олень исчезнет, а затем затихло.

Нет, она не сомневалась в своем выборе. Как бы ни было темно, снаружи никогда не будет так мрачно, как та судьба, которую она оставила позади. Ей просто нужно было найти безопасное место, чтобы сориентироваться, вот и все.

Тут зазвонил телефон, и Агнес с Иезекиилем подскочили.

— Алло?

Треск.

— Агнес?

Она не могла в это поверить… Дэнни. Слава Богу.

— Дэнни, мы только что выехали из Ред-Крика, и теперь я не знаю, куда идти. Ты в больнице? Мы можем приехать к вам?

— Нет…

Он замолчал, и на ужасное мгновение, которое казалось свободным падением, он исчез. Растворился в воздухе.

… мама уже ушла, чтобы пойти за мной, очень опасно на улице…

— Кто это? — спросил Иезекииль, невольно испытывая любопытство.

Она поднесла палец к губам.

— Дэнни? Я тебя не слышу.

— … попасть в третью городскую библиотеку? Мы будем здесь в течение…

Внезапно в трубке раздался другой голос. Сильный. Властный. Даже радиоволны повиновались этому голосу, и треск исчез.

— Агнес? Это Матильда. У тебя есть дорожная карта? Ты найдешь на ней знак библиотеки Гила.

Агнес потянулась через Иезекииля, чтобы открыть бардачок. Крышка открылась, как рот, и она неловко зашуршала бумагами.

— Агнес, дорогая? Мы не можем оставаться на линии.

В глубине бардачка она обнаружила пожелтевший и потрёпанный дорожный атлас.

Какое облегчение.

— Да! У меня есть карта.

— Хорошо, — сказала Матильда. — Береги заряд телефона. Скоро увидимся.

Иезекииль успокоился, когда понял, что они собираются встретиться с Матильдой. Агнес не знала, как много он помнил о ней, но он, должно быть, чувствовал какую-то успокаивающую связь с женщиной, которая спасла ему жизнь.

Агнес сказала, что он должен быть её штурманом, и это помогло. При свете лампочки он прослеживал путь по переплетающимся дорогам — Агнес никогда бы не подумала, что в мире может быть так много путей — к городу под названием Гила.

— Мы скоро вернемся в Ред-Крик, — сказал Иезекииль тоном, которому она не осмелилась возразить. — Мы вернемся за Бет, Мэри, Фейт и Сэмом.

Библиотека Гила располагалась на окраине города, далеко за Холденом… или там, где она когда-либо мечтала оказаться. Агнес решила ехать всю ночь, потому что в машине она чувствовала себя в безопасности, а на ходу — еще в большей.

Деревья проносились мимо окна, темные тени расплывались. Она сосредоточилась на движении — тормозила у знаков «Стоп», всматривалась в горизонт.

Затем Иезекииль спросил:

— Где остальные машины?

И вот так же внезапно она снова запаниковала. Потому что Иезекииль был прав — дорога была слишком пуста. Чужаков, живущих в штате, миллионы, так разве не должен кто-то еще путешествовать, даже ночью?

«Миллионы уже заражены, — говорил ей Дэнни, — и многие бегут на побережье. Аризона пустеет».

— Вознесение, — пробормотал Иезекииль. — Вот именно. Бог наказывает их.

— Не все Чужаки заслуживают смерти. — Агнес хотелось, чтобы до него дошла эта мысль. — Многие из них — прекрасные люди.

Лицо Иезекииля помрачнело.

— Держу пари, что все «прекрасные» уже сидят в своих бункерах.

Она вздохнула.

— Ты не хотел спускаться в бункер. Ты стоял возле меня и цеплялся за платье. Помнишь, как там было темно?

Он фыркнул.

Агнес заговорила как можно мягче:

— Дело не в Вознесении. Я обещаю, что скоро мы найдем других людей.

Но этого не случилось. Ночь становилась все глубже, и она чувствовала жуткую, властную тишину, нависшую над ней, как стервятник. Ужас перешел в изнеможение, и ей захотелось забраться в какую-нибудь нору и проспать там целый год. Но она должна была продолжать ехать, несмотря на мучительный страх, что они уехали слишком поздно. Что мир, к которому она так стремилась, уже исчез.

Еще один флуоресцентный знак: