Джеймс спрыгнул на деревянный настил со швартовочным концом в руках, закрепил его, махнул Майклу, что все в порядке. Потом развернулся, огляделся, поставив руки на пояс. Белые домики с голубыми, зелеными, красными крышами тянулись по обе стороны от залива. На вершинах холмов проглядывали снежные языки. Северный лес не добирался до них, толпился в изножье. Только трава и кустарники поднимались по склонам.

Город лежал и ждал, когда они пройдут по его улицам — поглазеют в витрины, возьмут по чашке кофе и посидят в открытом на лето кафе, жмуря глаза от ветра с воды и молча улыбаясь друг другу, думая об одном и том же. Заглянут в крошечную старую церковь и Джеймс посидит там на заднем ряду, но без фресок и витражей ему это быстро наскучит: тут не полюбуешься архитектурным изяществом сводов, стрельчатыми окнами и мраморными статуями святых, позолотой, бронзой, картинами, величественным органом. Это не католические кафедралы — это лютеранские церкви. Белые стены, тесные скамьи, алтарь — и ничего больше не нужно.

— А мне нравится, — скажет Майкл. — В соборах красиво, но тут ты словно приходишь не к Богу, а заглянул за советом к соседу. Ближе к людям, что ли.

И они затеют спор на полдня о христианстве, Боге, католицизме и архитектуре.

Джеймс воткнул в волосы солнечные очки, подождал, пока Майкл спустится к нему с главной палубы. Город лежал, предлагая поддаться мальчишескому любопытству и потеряться в нем. Потеряться, держась за руки, и найтись где-то в живописном закоулке — а в нем потеряться вновь.

Они были в пути уже много недель. Без цели и конкретного плана — просто плыли, куда глаза глядят. После того, как Майкл получил яхтенные права, мир открылся им всеми дорогами — по суше, по воздуху, по воде. Еще во время съемок и поиска того самого кита Майкл попросил у Саманты пару уроков — а потом, уже в Англии, отучился серьезно. И в середине лета привез Джеймса в Дувр, к маленькой двадцатиметровой яхте. И предложил: может, махнем куда-нибудь?..

Они махнули вдвоем, даже не зная, куда это их заведет. Сначала отправились посмотреть на Балтику, заглянули в Гданьск. Джеймс, с его опытом ведения благотворительных проектов, предложил Дакоте помощь с ее центром. Она согласилась, и теперь они постоянно созванивались, обсуждая свои совместные планы. Они навестили ее и Брана чтобы узнать, как идут дела. Потом бросили монетку: на север или на юг. Выпал север. Они обогнули половину Европы, сделали остановку в Северной Ирландии, чтобы проведать Шеймуса. Тот во всех смыслах встал на ноги: оставил инвалидную коляску, выкупил у Элис половину отцовской фермы, вернулся к своим обожаемым лошадям. Они провели с ним два дня, прежде чем податься дальше на север. Из Норвегии им захотелось в Исландию — и они решили ни в чем себе не отказывать.

— Остановимся тут? — спросил Майкл, протянув Джеймсу легкую куртку. Ветер был свежим, пах льдом и океаном. — Возьмем машину, покатаемся вокруг.

— Ближайший прокат машин отсюда в пятидесяти километрах, — сказал Джеймс, влезая в рукава. — Предлагаешь прогуляться туда пешком?

— Нет, спасибо. Я лучше потерплю до Рейкъявика. Прокат велосипедов тут точно должен быть. На крайний случай — велосипедный магазин.

— А роликовые коньки не хочешь? — ехидно спросил Джеймс.

— По этим каменюкам? — Майкл кивнул на холмы. — Неа.

Джеймс шутливо толкнул его плечом.

Поднял руку с телефоном, развернулся лицом к нежаркому солнцу, сделал селфи. Отправил. Секундой спустя его телефон тренькнул входящим сообщением.

— Он там еще не умер от зависти? — спросил Майкл.

— Питер-то? — спросил Джеймс, улыбаясь и двумя руками быстро набивая сообщение. — Вот прямо сейчас умирает.

— Скажи ему, чтобы умирал побыстрее и завязывал тебя отвлекать, — ревниво сказал Майкл. Джеймс, ухмыляясь, отправил еще несколько фраз и спрятал телефон в карман.

Питер писал, что скучает по ним обоим, но сильно скучать у него не было времени: он был занят. Роль мальчика с китом принесла ему давно заслуженную награду, и теперь он был нарасхват. Стоя на сцене с золотой статуэткой в руках — за главную мужскую роль — он был настолько ошеломлен, что даже если у него и имелась какая-то речь, он забыл ее. Майкл был счастлив, глядя на него из зала. По-настоящему счастлив.

— Я хочу сказать спасибо, — сказал Питер, взволнованно перехватывая статуэтку в ладонях, — конечно же, киноакадемии за эту честь… Своим родителям, моей девушке, которая всегда в меня верила. И человеку, который был моим другом и моим учителем, без которого я не стоял бы сейчас на этой сцене. Без него этот фильм вообще никогда не был бы создан. Майкл — это и твоя награда тоже. Пожалуйста — раздели ее со мной.

Майкл помедлил, улыбаясь и хлопая вместе со всеми. Он прилетел в Лос-Анджелес всего на несколько дней, появиться на церемонии, и не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Но Питер, кажется, говорил серьезно. Он улыбался и ждал.

Майкл выбрался в проход, взбежал по ступенькам к сцене, встал рядом с Питером. Тот сунул ему статуэтку, Майкл взялся за нее одной рукой. Посмотрел в зал.

Там сидели сотни людей, смотрели на него. А ему вдруг показалось — ни одного. Показалось, зал был тихим и маленьким, как тот, пустой, в Бирмингеме.

«Смотри, — сказал себе Майкл, обращаясь во времени назад на тринадцать лет. — Смотри, куда мы с тобой забрались. С ума сойти».

Если бы он мог хоть на минуту вернуться туда, он встал бы рядом, положил себе руки на плечи, сказал — никогда не бойся мечтать. Ничего не бойся. Будет трудно, но ты со всем справишься. Верь в себя. Не смотри на других. Неважно — поверят они, не поверят… ты сам верь. Рискни. И однажды окажешься здесь.

— Хорошо, ладно, — засмеялся Майкл. Голова у него немного кружилась. — Лучшая мужская роль в этом фильме, конечно, принадлежит Питеру. Но это правда, я тоже в нем немного сыграл. Только это было за кадром. Я играл роль сценариста, когда писал сценарий. Я играл роль режиссера, пока шли съемки. Я имею в виду — это не образное выражение, я сыграл эти роли, потому что по-настоящему считать себя сценаристом или режиссером мне было бы слишком страшно. Так что я выбрал себе легкий путь.

Зал засмеялся. Майкл выпустил «Оскара» из рук, обнял Питера. Они вместе спустились со сцены.

Майкл ничуть не жалел, что ему не досталось самой главной награды. Главная награда ждала его дома — в Лондоне.

На плоское бледное небо наползали лохматые облака, серым брюхом садились на вершины холмов.

— Кофе! — воскликнул Джеймс, указывая на вывеску впереди. — Будешь?

— Возьми нам что-нибудь, — согласился Майкл. — Я подожду, мне надо позвонить.

Джеймс скрылся за дверями кафе. Майкл смотрел сквозь витрину, как тот встроился в хвост очереди, задрал голову, разглядывая меню на грифельных досках.

— Привет. Слушай, — сказал Майкл, когда на вызов ответили.

— Слушаю, — отозвался Винсент. — Привет! Как вы? Где вы сейчас?

— В Исландии. Попроси этого папарацци прислать фото — у него их уже миллион.

— Обязательно попрошу, — засмеялся Винсент.

— Да, — сказал Майкл. — Слушай. Помнишь, ты говорил как-то, что хотел бы дать мне самый кошмарный сценарий в мире?..

— Помню, — удивленно ответил Винсент.

— Я тут подумал… — сказал Майкл. — А напиши-ка его. Напиши мне самый говенный сценарий, какой только сможешь. А я сделаю фильм.

— Я… — растерянно отозвался Винсент. — Я даже не знаю, что и сказать…

— Не говори, — велел Майкл. — Возьми ручку и напиши — или чем там тебе удобнее. Только постарайся, ладно? Я хочу, чтобы вышло как можно ужаснее. Так, чтоб без слез не взглянешь.

Винсент молчал. Слышно было только дыхание.

— Ты вечно для всех стараешься быть хорошим, — сказал Майкл. — Дай себе радость немножко побыть плохим. Хотя бы плохим сценаристом. Для меня. Сможешь?..

— Майкл, я… — растерянно ответил Винсент. — Я не знаю. Я не знаю, получится ли… Целый сценарий…

— Мне не нужно, чтобы у тебя получилось, — с нажимом сказал Майкл. — Наоборот. Дай себе волю, пусть не получится. По отличному-то сценарию каждый дурак сыграет.