В гостевой спальне была широкая кровать — прямо как на троих, — невольно подумал Майкл. Он сбросил обувь, сел на упругий матрас. Винсент кивнул Джеймсу туда же:

— Давай приляжем.

Джеймс опустил глаза, не решаясь спорить. По нему было видно, что ему все это неловко. Но Майклу тоже было неловко, и он объяснял себе это тем, что просто ситуация очень уж необычная, к ней надо еще приноровиться, приспособиться как-то. Он завалился набок, выжидательно глядя на Джеймса. Подгреб его ближе к себе, когда тот опустился рядом, развернул спиной к себе и обнял поперек живота. За Джеймсом лег Винсент. Положил руку на них обоих, поверх. Майкл лежал молча, постоянно проверяя себя — как ему с этим? Нормально? Вроде бы ничего? Вроде бы ничего, да. Хотя без Винсента было бы вообще идеально, но можно немного подвинуться, в конце концов. Он же не последний человек в жизни Джеймса, надо с этим считаться. И Майкл считался. Правда, от такого соседства спать расхотелось.

Он лежал, дышал теплом Джеймсу в затылок. Тот явно пригрелся, расслабился. Устроился поудобнее. Майклу показалось, он начинает этим всем как-то проникаться даже. Это было даже приятно — лежать, обниматься, молчать. Иногда касаться друг друга, поглаживать.

Он же никогда не имел ничего против секса хоть втроем, хоть вдесятером. Он всегда думал, что чем больше людей — тем веселее. Его увлекал не только процесс, но и комбинаторика. Конструктор из человеческих тел, где свободных отверстий всегда больше, чем участников, и выигрывает тот, кто сумеет занять собой максимум. Может, и здесь все как-нибудь сложится. Постепенно. Он пока, правда, совершенно не представлял себе — как. Но, наверное, что-нибудь они придумают.

Джеймс дышал ровно, спокойно. Его отпустило. Майкл тоже чувствовал, что ему легче дышать. Винсент скользнул рукой по Джеймсу вдоль тела, взял Майкла за руку. Недвусмысленно погладил по тыльной стороне ладони большим пальцем. Майкл раскрыл глаза, приподнялся на локте. Джеймс тоже проснулся, вопросительно глядя на Винсента.

— А мы не слишком торопим события? — спросил Майкл. Но руку отнимать не стал. Джеймс оглянулся на него, вновь посмотрел на Винсента распахнутыми глазами, будто ждал, что тот скажет ему, что делать.

— Ты точно этого хочешь? — тихо спросил он.

— Я хочу, чтобы вся эта чертова карусель прекратилась, — сказал тот, едва ли не впервые на памяти Майкла позволяя себе экспрессивное выражение. — Я хочу перестать видеть, как вы оба мучаетесь — и сам хочу перестать изводиться.

— Тебе не кажется, что это немного безумно?

Винсент усмехнулся — чуть нервно. И почти весело.

— Я почти всю жизнь был правильным и разумным. Немного безумия мне точно не повредит.

— Ты хоть как себе все это представляешь?.. — с сомнением спросил Майкл, которого здорово волновала техническая сторона вопроса.

— А мы попробуем — и узнаем, — с легкой бравадой сказал Винсент.

Он смотрел на Джеймса еще пару мгновений — а потом поцеловал. Джеймс ответил, прильнув к нему. Майкл смотрел на них, застыв, словно его ударили по голове. Ревности не было — был, кажется, только шок. Отчетливое осознание, что все это — на самом деле — сюрреалистичный бред. Дурной сон. Ему хотелось, чтобы этот сон поскорее закончился, он зажмурился, надеясь, что, когда он откроет глаза, Винсент исчезнет — и окажется, что они с Джеймсом вдвоем, и можно будет сказать ему, нервно смеясь, слушай, мне такой бред приснился — аж мурашки по всему телу.

Но Винсент не исчезал. Заставить его исчезнуть можно было, лишь отобрав у него Джеймса, а как раз этого Майкл сделать не мог. Потому что Джеймсу были нужны они оба, и он держал эту мысль в голове, не давая ей сорваться с поводка. Ему нужны оба. Они раздели Джеймса в четыре руки, сами выпутались из рукавов и штанин, и Майкл практически не волновался о том, как все пройдет — он знал, что на этом поле он точно сильнее, Винсент хорош в заботе, в ежедневной рутине, а он — он хорош в сексе, и мало кто может его превзойти. Уж точно не Винсент.

Джеймс льнул то к одному, то к другому, с беспомощными глазами, опять разрываясь, кого целовать, кого гладить. Майкл придерживал его, шептал, что все хорошо. И все было бы хорошо, если бы к ним обоим не тянул руки Винсент, привлекая к себе и отвлекая их друг от друга. Этот пазл никак не складывался, а сложить его привычным образом, трахнуть Джеймса с двух сторон, например, Майклу казалось кощунственным. Он не мог. Отпускал по его телу руки и губы, пальцы, но взять его, здесь, вот так — от одной мысли у него в паху все слабело. Винсент, заметив, даже попытался (по-дружески?) ему помочь, и минет, кстати, он делал неплохо, но Майкл был уверен, что для первого раза так далеко они заходить не будут. Ни он, ни Винсент.

Джеймс, перенервничав, тоже был не в самом боевом состоянии, из них троих стояло и не падало только у Винсента, Майкл удивлялся даже — вот выдержка у человека, это ж какие нервы надо иметь?..

Нервы у Винсента были — канаты, после Майкла он взял и у Джеймса, и они не сразу приноровились к единому ритму — рот Винсента, пальцы Майкла, напряженное тело Джеймса. Майкл никак не мог понять, почему же раньше все складывалось так легко, само собой, почему же теперь все так — неудобно, не так, не эдак, никак не прийти к согласию. Может, дело было в джетлаге, может быть — в кокаине. Может, Джеймс почему-то был чересчур напряженным, может, Винсент был слишком уж покровительственным, и у Майкла мелькала мысль, когда он жестко отвечал на опытный поцелуй, что надо просто трахнуть Винсента — вместо Джеймса — чтобы наконец перестал разыгрывать из себя умудренного жизнью отца психованного семейства.

Белый день заливал комнату ярким солнцем. За окном заливались птицы — так громко, что Майклу спросонок казалось — это будильник. Он нашарил свой телефон, попытался выключить звук — не получилось. Телефон молчал черным экраном. Птицы были живые, за окном.

Майкл приподнялся на локтях, огляделся. Вокруг была настоящая пастораль — картинки на стенах, деревянный пол, белый потолок с темными балками. Французская сказка. Хотелось пить. И выпить. Майкл помнил, что вчера они чуть-чуть приложились к местному вину, прежде чем подняться сюда. Майкл был бы очень не против повторить. В смысле вина. Оно наверняка так и стояло там, на кухне, оставленное на всю ночь.

На второй стороне кровати виднелась темноволосая голова, закопанная в подушки. Судя по широким плечам с россыпью родинок — это был Винсент. Майкл кашлянул, прочищая сухое горло, и тот поднял голову, взглянул на него. Выглядел он помятым.

— Утро, — сказал Майкл. Он не был уверен, на какой стадии близости они сейчас находятся с Винсентом, так что решил на всякий случай дистанцию держать нейтральной.

— Да. Доброе утро, — отозвался тот. Приподнявшись, поискал глазами Джеймса. Его самого и его одежды в комнате не было — наверняка ушел умываться или, там, курить за чашкой кофе, решив никого не будить.

— Как думаешь, как все прошло?.. — спросил Майкл.

Винсент неопределенно пожал плечами, сел. Потер руками лицо. Встряхнул головой, начал что-то говорить по-французски, но спохватился и перевел:

— Мне кажется, для начала неплохо. Нам еще надо будет притереться друг к другу, но в целом…

— Да, — согласился Майкл. — Кажется, ничего так.

Винсент, странным образом, бесить его перестал. Наверное, давно надо было так сделать. Майкл не горел желанием повторять в ближайшее время вчерашний опыт, но результат его более чем устраивал. Винсент, в сущности, оказался не такой уж плохой мужик. С ним можно общаться. С ним можно будет дружить. А что еще нужно?..

Майкл встал, начал одеваться. Натянув трусы и накинув рубашку, заметил на старинном трюмо в углу белый лист бумаги, сложенный, как записка. Вчера его вроде не было. Он подошел. Развернул.

«Дорогой Винсент,

я должен попросить у тебя прощения, хотя понимаю, что простить это будет трудно даже такому человеку, как ты. Все зашло слишком далеко. Туда, куда я никогда не хотел заходить. Я поддался слабости, вашей настойчивости, но прежде всего — своей слабости. Я согласился, и сейчас одновременно жалею об этом — и благодарен тебе за то, что ты дал мне повод. Настолько веский повод. Любой другой не побудил бы меня сделать то, что я собираюсь.