— Тебе не обязательно со мной возиться — иди, смотри, — попросил он. — Потом расскажешь.

— Нет, — мягко и уверенно сказал Джеймс, отвечая прямым взглядом. Глаза у него сейчас казались особенно глубокими. — Я посмотрю вместе с тобой. Как-нибудь потом.

— Ладно, — вздохнул Майкл. Сил, чтобы спорить, у него не было. — Питера спрошу. У него нет столько мусора в голове. Отзывы почитаю.

— Это не мусор, — сказал Джеймс, смахивая пальцами что-то невидимое у него со лба. — Когда ты вложил столько сил, бояться увидеть результат — это естественно.

Майкл уткнулся головой ему в плечо, постоял так, держа Джеймса в руках и слушая тонкий свежий одеколон с его шеи. Потом выпрямился.

— Тут недалеко есть паб, — сказал он. — Посидим там?

— Посидим, — отозвался Джеймс.

В пабе было немноголюдно. Майкл взял им по Гиннессу, они устроились подальше от входа. Густой вкус темного пива показался Майклу неприятно сладким. Он вздохнул, отодвинул стакан.

— Не понимаю, почему со мной так, — обреченно сказал он. — Я же так хотел увидеть, что получилось. Чувствую себя, будто сбежал с собственной вечеринки. Просто не могу видеть себя на экране. Мне все время кажется, что это какая-то подстава. Что я попал сюда по ошибке. По-моему, я превращаюсь, знаешь, в капризную звезду с заебами. Такого никогда не бывает, когда я на площадке. Когда я работаю — я знаю, что я на своем месте. А в зрительном зале… просто не могу.

Джеймс смотрел на него, подперев щеку ладонью.

— Как мы здесь оказались? — спросил Майкл. — Ты женат. На афишах мое лицо. Мне все время кажется, что это какой-то сон. Что не может такого быть, чтобы все так сложилось.

Джеймс протянул руку, погладил его по ладони. У него на пальце мягко сидело неширокое золотое кольцо. Майкл смотрел на него, будто оно его гипнотизировало.

— У тебя получилось, — просто сказал Джеймс. — Все, о чем ты мне рассказывал — ты сумел. Покорил Голливуд. Стал знаменитостью.

— И остался без тебя.

Джеймс вздохнул, погладил его по пальцам. Потом подцепил мизинцем, перевернул. Майкл вздрогнул, отдернул руку. Но не убрал — накрыл ладонь Джеймса своей. У него сейчас было все, что он хотел бы ему предложить. Все, к чему он стремился. Но для самого Джеймса места в его жизни не было.

— Знаешь, я думал, у тебя не хватит смелости тогда взять меня за руку, — сказал Джеймс. — Всегда хотел спросить, почему ты все же решился.

— Потому что хотел, — невесело сказал Майкл. — Потому что ты мне нравился. Не так, как другие. Ты был необычным. Мне хотелось узнать, как это бывает… если с парнем. С тобой.

— Ты меня тогда, можно сказать, потряс, — задумчиво сказал Джеймс, поглаживая его кисть большим пальцем. — Я представить не мог, что ты на такое способен. Ты вообще только и делал, что разрушал мои стереотипы. Я уже тогда понял, что ты способен на многое. Не удивляюсь, что ты столького смог добиться.

— Я снял номер в отеле, — невпопад сказал Майкл. — Пойдем со мной.

Джеймс слегка вздрогнул, отнял руку.

— Нет, я не могу.

— Можешь, — без нажима возразил Майкл. — Винсент сказал мне, у вас открытые отношения. Что он не возражает, если ты спишь с другими.

— Когда он тебе это сказал? — у Джеймса расширились глаза.

— Какая разница? — Майкл пожал плечами. — Это же правда?

— Правда.

— И как это сочетается с тем, что ты не выносишь полигамность? — невесело усмехнулся Майкл.

Джеймс положил локти на стол, сгорбился над стаканом Гиннесса. Покрутил его по столу, отпил.

— Мы договорились об этом много лет назад, — сказал он. — Я тогда был на тяжелых антидепрессантах. С сексом все было… сложно. Я не мог отвечать ему так, как он бы хотел. Мне вообще ничего не хотелось. Он ни на что не жаловался, но я видел, что иногда ему не хватает возможности расслабиться. Я сам предложил ему, — со вздохом сказал Джеймс. — Сказал, что если он будет находить себе кого-то… без обязательств, без отношений, просто секс — и если я ничего не буду знать об этом… То я буду не против. Он был благодарен. Сказал, что не будет пользоваться этим правом слишком часто — только иногда, для разрядки. Что он понимает, что я не всегда могу дать ему то, что он хочет. И что я, конечно, всегда буду у него в приоритете. Но если я устал или не в настроении… Хотя это он мягко выразился, я тогда вечно был «не в настроении». В общем, мы договорились. Он сказал, что я могу рассчитывать на такое же понимание с его стороны.

Майкл слушал, едва не открыв рот.

— Серьезно? — изумленно переспросил он. — Вы вот так позволяете друг другу трахаться на стороне?

— В наших отношениях секс — не главное, — сказал Джеймс. — Но он есть, если это тебя интересует.

— Не очень, — признался Майкл. — Скорее меня интересует то, что ты ничем не связан.

— Предлагаешь себя на роль любовника? — грустно усмехнулся Джеймс.

Майкл покачал головой.

— У меня нет сил с тобой спорить, — сказал он. — Просто побудь со мной. Ты мне нужен.

У Джеймса дрогнуло что-то во взгляде.

— Не могу отказать, когда ты так просишь, — тихо сказал он.

Джеймс умел быть нежным. Он умел быть бездонным, принимающим, утоляющим боль. Он умел растворять в себе, растворять боль, как крупинки соли в воде, и вода становилась соленой… морской. Горькой. Майкл пил его, как эту воду, тонул в ней, падал — а океан расступался под его весом, и дна — не было. Джеймс принимал в себя все. Без остатка. Шептал что-то нежное на ухо. Ласково. Держал на себе — бережно. Не вздрагивая, как не вздрагивает океанская глубь, какой бы шторм не бушевал на поверхности. Он был тихим. Затягивал в себя, поглощал. Кроме него, ничего больше не было. Майкл дышал им. Его шепотом. Его руками, прижимая ладонь к губам, почти плача в нее. А может быть, не почти. Джеймс брал все. Он почти не двигался, обнимал Майкла за спину, за сведенные судорогой лопатки. За напряженную шею. Целовал, снимая губами капли пота с висков. Это было жутко — вначале, когда Джеймс потянул его на себя с темным взглядом. Словно падение, будто Майкл проваливался куда-то, летел, а дна все не было, не было… Он замирал в ужасе от ожидания удара о камни, который разобьет его, расплескает брызгами, но камней не было, удара не было, он падал и падал, проваливался в зыбкую синюю мглу, а потом… ощутил покой. Выворачивающий наизнанку. Вынимающий из него все — все, что влезло под кожу, застряло там, как крошки в простыне, как иглы, занозы, как мусор. Покой безбрежный и ласковый. И он вдохнул. Задышал. Этой прохладой и мглой. И не мог надышаться. Джеймс держал его. Такой сильный в своей необъятности. Такой огромный в своем принятии, что по сравнению с ним Майкл чувствовал себя…. мелким. Беспомощным. Это пугало настолько, что Майкл стремился сильнее прильнуть к нему, войти глубже, чтобы ощутить берега… а берегов не было. Никаких. Только покой. Ни страха, ни горя. Никакого другого мира. Джеймс смотрел на него, не отворачивался — видел все. И его не пугало. Он был рядом, потому что был нужен. Потому что Майкл просил — быть.

Когда его вынесло, обессиленного, Джеймсу на грудь, как волной на песок, тот держал его, гладил по волосам, говорил, что все хорошо. Майкл слушал его голос, закрыв глаза. Сил поднять веки не было. Он мог только слушать. Стук сердца. Шепот. Свое дыхание — тяжелое, рваное. Чувствовал тяжесть своего тела. Жар Джеймса под ним. Каплю пота, щекотно скользившую вдоль носа. Он заворочался, попытавшись подняться, но Джеймс удержал, не позволил встать и откатиться в сторону. Майкл так и остался лежать на нем, между его ног, обнимающих его коленями. Только хрипло спросил, когда смог:

— А ты?..

— Я в порядке, — спокойным шепотом отозвался Джеймс, ероша ему волосы. — Все хорошо. Лежи.

— Нет, я… я хочу, — отозвался Майкл, едва ворочая языком. — Пожалуйста. Для меня.

Он опустил руку, погладил его по ягодицам, по влажной промежности. Два пальца вошли легко. Джеймс тихо вздохнул и протянул руку к своему члену. Майкл ласкал его, не открывая глаз, лежа головой у него под сердцем. Слушая быстрый стук. Прижимаясь губами к соленой коже. Джеймс кончил почти беззвучно, только сильнее сжал колени. Они лежали, не двигаясь. И только потом, спустя годы, кажется, Майкл отстранился. И первым отпустил Джеймса в душ.