Ликана по привычке ворвалась в овин, не предупредив хоть голосом, что идёт, и застала Тасора в одних штанах. Он, обернувшись через плечо, рассматривал свою спину в отражении в старом тазу и что-то тёр там руками. Смущённо пискнув, девушка зажмурилась, но всё же успела рассмотреть узкий торс и широкие плечи, отмеченные шрамами. Хотя она его и лечила, и перевязывала, но тогда Тасор был просто больным, которому требовалась помощь, а сейчас он вдруг превратился в живого и очень даже привлекательного парня. Да и каждый его шрам Ликана уже успела выучить, оттого и смущалась.

— Ликана, — улыбнулся краем рта быстро одевшийся Тасор. — Думал, уж никто и не придёт. Не жалуют у вас в деревне чужаков?

— Нигде не жалуют, — смущённо ответила девушка, раскладывая своё угощение на чистой тряпице, которую постелила на перевёрнутый короб. — А тебя вообще в лесу нашли. Там же одни перевёртыши да лешие обитают.

— Перевёртыши — это кто? — примериваясь к крынке с молоком, спросил парень.

— Это те, кто из людей в других созданий превращаются. В волков там или в медведей. Говорят, — она понизила голос, — что они людей жрут, а кого не пожрут, в таких же перевёртышей превращают, чтобы потом щенков завести.

Тасор поперхнулся молоком, но промолчал. А Ликана между тем продолжала:

— Вот, рассказывают, на юг отсюда есть селение, в котором только перевёртыши и живут. И правит ими волк о двух головах, а верные его слуги могут орлами оборачиваться и недругов в когтях своему повелителю приносить, а лисы всякие да белки — его шпионы. И ещё рассказывали, что если приглянется кому девка, сразу её в лес лисы заманят, орлы в когти схватят и своему королю двухголовому отнесут. И уж кто в его лапы попал, никогда уже домой не вернётся.

— И ты в это веришь? — удивлённо спросил Тасор.

Чудо, что он не подавился и не рассмеялся, слушая выдумку деревенских. Но Ликана так старательно округляла глаза, так таинственно понижала голос, что было бы просто стыдно подтрунивать над нею.

— Нет, — легко отмахнулась Ликана. — Но жутко, правда? Ты поел, Тасор? Давай-ка я твои раны посмотрю да повязки поменяю.

И куда только подевалось стеснение, когда ласковые пальчики порхали над затянувшимися ранами, едва касаясь кожи? Зато Тасору пришлось сжать пальцы в кулаки, чтобы не ответить на эту неосознанную ласку. Такая милая и непосредственная девочка! Ни в коем случае нельзя её было напугать.

Так и повелось между ними. Ликана навещала раненого утром и вечером, приносила еду, лечила и рассказывала местные страшилки, или истории, или просто о жизни в лесной деревушке. Тасор в ответ понемногу говорил о своих родных местах — бескрайних степях, по которым так здорово мчаться наперегонки с ветром. И Ликана представляла себе тонконого коня, которого видела раз у проезжего купца — тот вёз красавца царю на продажу. Наверное, конь Тасора был таким же и мчался быстрее ветра, так что движения ног даже не видно.

Понемногу Тасор стал выходить из овина, подолгу сидеть на солнышке, потом бродить по пыльным улочкам, пугая своим изрезанным лицом девиц и привлекая ребятню, охочую до новых людей. И Ликана каждый раз обижалась на подруг когда те задавались вопросом: и как ей не боязно с таким уродом рядом быть?

Пришёл к Тасору как-то раз староста, долго его расспрашивал: кто он, откуда, как оказался в здешних краях один, без оружия и спутников. Тогда-то стало ясно, что Тасор — круглый сирота, которого ноги понесли искать счастья в чужом краю. О нападении зверя он продолжал уклончиво отвечать, что спал крепко и очнулся от боли. Ударил ножом наугад и, наверное, попал. Но зверь ушёл, унеся с собой нож, а парень, истекая кровью, пополз в другую сторону и закатился в яму, где его и нашла Ликана.

Посовещавшись, решили — Тасору верить, но провести все положенные обряды, чтобы убедиться, что не злого духа и не коварного перевёртыша в своём доме привечают. Местная ведунья принесла к овину охапки можжевеловых ветвей, полынные веники и сушёную крапиву. Она заставила парня несколько раз пройти через едкий смолистый дым, всюду разложила в овине травы и заявила:

— Если три дня продержится, значит, человек.

Тасор три дня продержался. Правда, криво усмехался, рассматривая пахучие травы, и исколол все ладони о крапиву, которую ведунья разложила вокруг его лежанки. А Ликана никому не стала рассказывать, что каждое утро гость продолжал пытаться нащупать что-то у себя на спине.

Сбор урожая шёл полным ходом, и лишние руки, пусть пока и не слишком способные к тяжёлой мужской работе, были кстати. Тасор ловко плёл корзины, в которые складывали яблоки, способные долежать до самых морозов. Под его присмотром детишки ловко дёргали из грядок морковь, а девицы, всё косясь на парня, плели силки и сети, готовясь к осенним охотам и рыбалкам.

— Как ловко у тебя получается, — заметила как-то раз Ликана, оставшаяся дома на хозяйстве. Быстро закончив со своими делами, она привычно уже прибежала к Тасору, который всегда встречал её улыбкой.

— Так я для другого дела пока не приспособлен, вот и наловчился, пока сижу, — шутливо ответил парень.

— А хочешь со мной в лес сходить? — неожиданно предложила девушка и смутилась.

— Хочу, если позовёшь, — спокойно ответил Тасор, но в глазах его мелькнуло что-то радостное.

На другой день они и впрямь пораньше, едва солнце встало, ушли в лес. Ликана привычно взяла корзину, в которую положила хлеба — для лесного хозяина и самим поесть. Но Тасор сразу же выхвати её из рук девушки и понёс сам.

Стоило только деревне скрыться из виду, как парень изменился. Шаг его стал лёгким и упругим, движения приобрели плавность, свойственную только хищникам. Тасор улыбался и шутил, и Ликане было приятно видеть его таким радостным.

Грибником, однако, Тасор оказался не самым внимательным, и девушка то и дело подшучивала над ним, что грибам да ягодам он кланяться не обучен. Парень не обижался, шёл, куда звали, и держал корзину, быстро наполнявшуюся добычей.

На несколько мгновений Тасор замер перед старой елью. Он погладил ладонью колючие ветки и, ничего не говоря, отломил кусочек хлеба и положил у самого ствола.

— Это доброе дерево дало мне приют, — непонятно объяснил он, но Ликана не стала расспрашивать — захочет, расскажет сам.

Устав, они присели на берегу говорливого ручейка.

— Тебе лучше стало в лесу, — заметила девушка.

— Я вообще больше люблю одиночество, чем толпу, — чуть виновато пояснил Тасор. — Но ты рядом мне совершенно не мешаешь.

— Кто ты? — спросила Ликана, и по ответу поняла — откровениям еще не время:

— Случайный прохожий.

Девушка обиделась, ведь она столько всего сделала для Тасора: нашла его, выходила, заставила деревенских принять. Назад шла торопливо, не глядя по сторонам, за что и поплатилась. Пригибаясь, чтобы пройти под очередной веткой, Ликана не заметила корня, который хитрое дерево выпустило наверх, и споткнулась об него.

В мыслях смешались досада, что порвёт платье, облегчение, потому что корзину с грибами нёс Тасор, и испуг, ведь упасть-то можно по-разному! Но земли она даже не коснулась. Сильные руки крепко держали её, а желтоватые глаза внимательно осматривали растерянное лицо.

— Не сердись на меня, — что-то решив, сказал Тасор. — В своё время я всё тебе расскажу.

И Ликане пришлось согласно кивнуть, потому что глупо ругаться с парнем, когда он стоит к тебе близко-близко, и смотрит так, что в его глазах видно собственное отражение. А ещё она порадовалась, что рядом никого не было, не то ходили бы потом слухи по всей деревне.

Время шло, осень отвоёвывала своё место в лесах и полях. Уже никто и не пугался чужеземного узкоскулого лица, наискось перечёркнутого четырьмя белыми полосами — следами когтей неведомого зверя. Только никого, кроме Ликаны, Тасор так и не подпустил к себе. Он улыбался, коротко отвечал на вопросы, когда его спрашивали, но лишь появлялась возможность, садился рядом со своей спасительницей. И пусть не было у неё синих, как летнее небо, глаз или золотистых волос, подобных лучам утреннего солнца, изо всех деревенских красавиц он отмечал её одну.