Дефне затихла, но не отстранялась от него, он также не делал попытки отодвинуться, хотя прекрасно понимал, как это выглядит со стороны. Было очевидно, что сейчас явно не место и не время для таких объятий, но радость от того, что она, наконец, так близко, и он чувствует тепло её худенького тела, отключала доводы рассудка. Бельгин застыла, не зная, как поступить: потихоньку уйти или остаться, ожидая окончания этих нежных прикосновений, становившихся все более чувственными, ведь даже она, несмотря на свой небольшой опыт общения с мужчинами, видела, какой характер они принимали. Но прекратило их совсем другое лицо.

— Как мило… — с иронией пропел женский голос. — Непробиваемый господин Ипликчи утирает слёзы девочке, нянча её детские обиды. В тебе заговорил отцовский инстинкт? — Гюпсе остановилась метрах в пяти и, склонив голову набок, насмешливо разглядывала их. Дефне тот час же отскочила в сторону, вызвав смех женщины. — Не стоит смущаться, девочка! Уж я-то знаю, как легко забываются горести в объятиях этого мужчины.

Его лицо словно затвердело, когда он обернулся к ней.

— Гюпсе, ты перешла все возможные черты. Не в моей привычке говорить женщинам неприятные вещи, но тебе напомню: имей хоть немного женского достоинства.

Не обращая внимания на молчаливо стоявших рядом девушек, а может быть, используя их присутствие, чтобы сильнее уязвить его, она парировала:

— Жаль, что ты вспомнил о нём только сейчас, а не тогда, когда бросил, воспользовавшись мной.

Омер метнул взгляд в сторону Дефне.

— Не переворачивай ситуацию с ног на голову и прекрати излагать свои болезненные фантазии в присутствии лиц, не имеющих к этому никакого отношения. — подошел к ней, взял за локоть и, развернув, подтолкнул вперед, прочь от подруг.

Но Гюпсе не собиралась уходить, не сказав последнее слово девушке, которую застала в объятиях своего бывшего любовника.

— Ты молодая, глупая, наивная девочка… Он очарует тебя и уложит к себе в постель, сначала насытится тобой, а потом начнет отстраняться, сказав, что всё произошло слишком поспешно, и вам лучше остаться друзьями. Господин Омер, так нежно обнимавший тебя, станет вдруг холодным, как айсберг, и выстроит между вами такую стену отчуждения, какую ты при всей твоей очаровательной молодости и свежести преодолеть не сможешь. — последние слова Гюпсе выкрикнула ей, неестественно повернув голову назад, потому что Омер, отбросив всякие церемонии, быстро тащил её за собой.

Раздавленные произошедшим, девушки машинально вернулись к скамье и сидели там в молчании несколько минут. Переживая за подругу, Бельгин не сводила с неё глаз, безвольно положив руки на колени, та смотрела в одну точку, её лицо пылало, а на щеках виднелись дорожки потекшей от слёз туши. «Белая рубашка Омера, наверняка, тоже испачкана», — невпопад подумала девушка. Но вот Дефне встала и, глядя пустыми, невидящими глазами, спокойно произнесла:

— Думаю, нам давно пора домой.

Не согласиться с ней было трудно, чтобы не встречаться с гостями, они, не сговариваясь, обошли здание с обратной стороны и направились к стоянке.

Едва они отошли на приличное расстояние от ошеломленных её ярким выступлением девушек, как Омер отпустил локоть женщины и, не говоря ни слова и даже не взглянув на неё, пошёл вперед. Ускорив шаг, она схватила его за рубашку на спине.

— Куда же ты? Так ничего мне и не скажешь?

Если бы кто-то увидел сейчас мужчину, то просто не узнал бы в нём всегда уравновешенного Омера Ипликчи, единственное чувство читалось на его лице, вытеснив все остальные ‒ ярость. Не оборачиваясь на голос женщины, с которой был когда-то так неосмотрительно близок, он пытался совладать с собой и не показать, насколько её удары достигли цели.

— Гюпсе, прошло столько времени… Что ты хочешь от меня? — его голос звучал необычно глухо.

— Справедливости. — моментально отреагировала она.

Он повернулся к ней, спокойный, как всегда, и удивлённо переспросил:

— Прости, я не ослышался? О какой справедливости идёт речь, и о чём вообще ты толкуешь? — его лицо выражало полное недоумение. — Только зрителей здесь нет, поэтому не мели чушь, выставляя себя жертвой.

— Зачем тогда ты всё испортил? Нам же было хорошо, и мы прекрасно подходили друг другу. — каждый раз Гюпсе начинала разговор с одних и тех же вопросов.

Он глубоко вздохнул, делая над собой явное усилие оставаться в рамках приличия, насколько это казалось возможным.

— Я говорю с тобой на эту тему в последний раз. Поверь, твоя зацикленность на наших прошлых отношениях выглядит не просто странной, но уже совершенно патологической. — Омер внимательно смотрел на женщину, которая, в свою очередь, не спускала с него глаз. — Да, ты права, какое-то время мы хорошо ладили, ты мне нравилась, и я до сих пор, несмотря на все твои выпады в мою сторону, хорошо к тебе отношусь и уважаю тебя. Но… — он прервался, оценивая её состояние, потому что собирался сказать слова, которые она до сих пор упорно отказывалась принимать. — … Но, я быстро понял, что у нас нет будущего. Твой властный характер тяготил меня и убил на корню росток того чувства, которое, возможно, могло бы развиться. Тебе нужен другой мужчина. — Гюпсе сделала шаг к нему, но он тут же отступил назад, выставив вперёд ладонь, словно пытался удержать женщину на месте этим жестом. — Пойми, я не люблю тебя… Ты ничего не добьёшься, провоцирую меня подобным образом, ничего хорошего, хочу сказать. Пожалуйста, прекрати преследовать меня! Не теряй остатки своего достоинства… — Омер следил за выражением её глаз, пытаясь понять, услышала ли она его слова, или, как случалось раньше, они служили просто голосовым фоном для её собственных мыслей.

— Ты влюблен в эту девочку… — вырвавшаяся у неё фраза прозвучала не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

Омер взглянул на гостей, некоторые с интересом наблюдали за ними, очередной бесполезный разговор следовало завершать.

— Не смей втягивать в нашу историю людей, не имеющих к ней никакого отношения. Мои чувства, мысли, поступки тебя совершенно не касаются. Займись своей жизнью, роди детей и успокойся уже. — не слушая ответа, он, повернулся к ней спиной и, не торопясь, направился к Синану, который приветственно махал ему рукой. Но когда Омер подошёл ближе, выражение лица его друга изменилось.

— Аллах, Аллах… — пробормотал Синан. — Кто это сделал с тобой? — он указал на мятую, в черных пятнах белую рубашку на груди мужчины. — Она? — и кивнул в сторону, откуда его друг пришел.

— Нет. — коротко ответил тот. — Но каждый раз при встрече эта женщина отравляет меня своим ядом и умудряется осложнить мне жизнь. Честное слово, с меня довольно. — раздражённо добавил он.

Синан с сочувствием слушал его горькие слова.

— Вы шли откуда-то вместе, я очень удивился, увидев вас вдвоем. Опять беседовали о несостоявшейся любви?

Лицо Омера исказила злая ухмылка.

— Уж лучше бы так… Она целый день следила за мной, я везде чувствовал её взгляд. И, наконец, достала меня, когда я был с Дефне. — увидев вопросительный взгляд друга, пробормотал. — Не расспрашивай сейчас, потом расскажу, когда приду в себя. Главное, она наговорила бедной девушке гадостей про меня, так что теперь, похоже, мои дела совсем плохи. Дефне ведь не знает всей истории и вполне может принять эти слова за правду. — он налил себе коньяка из бутылки, стоявшей на столике, выпил залпом один стакан, потом другой.

— Ей, полегче… — предупредил Синан. — Ещё не все разошлись.

Омер кивнул головой.

— Разумеется… Пойду переоденусь. — и неторопливо направился в сторону боковой двери, ведущей в здание.

К восьми вечера Синан порядком устал от шумной, веселящейся толпы, хотя и приехал только к началу официального открытия юбилейного мероприятия. Звонок Ясемин застал его в машине по дороге в институт, всю последнюю неделю она не давала о себе знать, и он, против обыкновения, также не тревожил её звонками.